Старушка взяла листок с текстом протеста. Бургену показалось, что она собирается его вернуть, и он поспешно сказал:

— У нас есть еще подписи… заполненные уже листы, мы можем вам их показать… у нас тысячи подписей… Этот протест мы подадим депутатам, и если все его подпишут, они вынуждены будут считаться с нашей волей…

— Значит, вы их пошлете депутатам? Неплохая мысль. Я думала, вы собираетесь оставить эти листы у себя, а общий итог напечатать в газете.

«Видимо, она читает «Юманите», — решил про себя Леон и добавил:

— Я убежден, что ваш муж и ваш сын, который погиб героем, посоветовали бы вам дать свою подпись.

— Я и не отказываюсь. Пройдите в гостиную, я возьму очки.

Она подошла к окну и попросила Жаклину:

— У вас хорошее зрение, посмотрите, не играют ли дети на тротуаре?

— Нет, никого не видно.

— Жалко, один мальчик всегда выполняет мои поручения, мне ведь трудно ходить…

— Если вам нужно что-нибудь купить, я могу сбегать…

— Очень хорошо, принесите мне хлеба. Подождите, вот деньги.

Жаклина проворно спустилась вниз и столкнулась с консьержкой.

— Вы откуда?

По ее виду Жаклина сразу догадалась, что кто-то ей пожаловался. По-видимому, геркулес с пятого этажа. И она откровенно рассказала о цели своего прихода…

Консьержка зазвала девушку в свою комнату и предупредила ее:

— Говорите потише. Наш Адольф уже поднял крик.

— Ваш Адольф? Кто это?

— Так его прозвали жильцы. Болван, с которым никто не разговаривает.

Жаклина рассмеялась.

— Да, этот господин не отличается любезностью.

— Вы снисходительны. Во время войны он был любезен и даже слишком, поверьте мне. Он перекинулся к фрицам и носил их форму. А сейчас работает шпиком или чем-то вроде этого…

Жаклина ушла за хлебом и на обратном пути снова встретилась с консьержкой.

— Кстати, перед уходом зайдите ко мне с вашим листом, — сказала та. — Боже мой, не стучите каблуками по лестнице. Адольф способен вызвать фараонов… я хочу сказать — полицейских.

— Мы можем продолжать?

— Только действуйте тихо. Ну а в случае чего — я вас не видела…

Старушка горячо поблагодарила Жаклину. Она не только дала свою подпись, но еще обещала принять участие в какой-нибудь делегации при условии, если не надо будет далеко идти и если за ней зайдут. Когда они уже вышли из квартиры, старушка неожиданно открыла дверь и тихо предупредила:

— Только не ходите к Адольфу. Он живет этажом выше, средняя дверь.

— Мы знаем, спасибо. А с вашим соседом вы знакомы?

— Тоже не сахар.

— Нас выставят?

— Нет, но у него вы ничего не получите. Он читает «Фигаро».

Посоветовавшись, они решили оставить этого жильца напоследок. Предстояло еще побывать в семи квартирах. Особых происшествий у них больше не было. Две молодые женщины приняли их довольно любезно, но попросили зайти попозже, когда мужья вернутся с работы. В двух квартирах им не открыли — наверно, никого не было дома. В остальных трех все подписали без разговора: двое стариков, одинокая женщина и инвалид, который подписал не только за себя, но и за своих двух сыновей. После этой удачи они решили отправиться к читателю «Фигаро».

Им открыла дверь изящная девушка и провела их в комнату.

— Прошу вас подождать, вы пришли слишком рано. Мсье сейчас вернется.

Они с недоумением переглянулись и еле удержались, чтобы не расхохотаться. Комната напоминала зубоврачебный кабинет. Стояло какое-то странное кресло, на столе были разложены всевозможные инструменты; в застекленном шкафу красовалась масса флаконов и сосудов; на стене висели дипломы. Жаклина вспомнила о вывеске «Педикюр» на дверях, вызвала горничную и объяснила ей, что, по-видимому, произошло недоразумение, они пришли поговорить и не собираются делать педикюр.

Девушка, покраснев, извинилась и провела их в маленькую гостиную.

Наконец пришел хозяин квартиры, очень симпатичный человек лет пятидесяти, одетый с иголочки. Он вежливо выслушал Леона Бургена, но ответил очень сдержанно. Что это за ЕОС, он не знает. О перевооружении Германии он слышал много, но разве она еще не вооружилась? Конечно, он против войны, как, впрочем, и все.

— Понимаете, политика не моя область. Мне некогда заниматься такими вещами…

— Но вы читаете газеты? Слушаете радио? Сейчас много говорят об этих вещах.

— Знаю, меня они не интересуют. Меня больше привлекает театральная страничка, да еще автомобильная выставка. А ваше ЕОС, видно, поганая штука, раз люди против нее. Но что поделаешь?

— Вы совершенно правы, это поганая штука, опасная для Франции, — и Леон постарался как можно понятнее все объяснить. Если ЕОС будет ратифицировано, а это может произойти, как говорят, осенью, то весной будет создан новый вермахт. Конечно, наименование будет другое, но немецкие генералы получат право командовать французскими солдатами в так называемой европейской армии…

— Нет, я сам офицер запаса и уверяю вас, что французы никогда не потерпят такого унижения.

— Мы тоже так думаем, но для этого нужно сорвать создание ЕОС.

— Предположим, что все это так, — несколько оживляясь, сказал педикюрщик. — Предположим, что Франции в самом деле угрожают… В таком случае надо поднять шум, надо об этом кричать, оповестить всех…

— Но мы это и делаем, — вставила Жаклина.

— Недостаточно, мадам, недостаточно. Взять хотя бы меня — я об этих вещах слышу впервые. Нужно действовать гораздо активнее и беспрерывно говорить об этом. Вы должны побывать всюду, отправиться к людям на их работу, останавливать прохожих, убеждать пассажиров метро, потолковать с лавочниками… Вот, мадам, как надо действовать. Да и в нашем доме вы обязаны обратиться не только ко мне, а собрать всех жильцов, рассказать и им о нависшей угрозе. Убежден, что вам это не пришло в голову.

Леон Бурген опешил, но хозяин был так увлечен, что не давал вставить слова.

— Вы думаете, как я набрал клиентуру? Не знаете? Говорил о себе направо и налево, знакомился с людьми, а потом они уже сами заговорили обо мне, сообщили мой адрес своим друзьям, так и пошло. А в начале у меня никого не было… Сейчас я еле справляюсь с работой. Даже подыскиваю себе помощника… Может быть, у вас кто-нибудь найдется?

— Да, вы внесли замечательное предложение, — прервал его Леон. — Мы не подумали о собрании жильцов.

— Великолепная идея! — с искренним восторгом воскликнула Жаклина. — И вы, конечно, придете?

— Если вы не возражаете, мы зайдем к вам в другой раз, чтобы посоветоваться, как организовать это собрание, — сказал Леон.

— А пока дайте мне одну петицию, я ее покажу своим клиентам.

Он сам проводил их до дверей и всучил им пачку своих визитных карточек.

— Возьмите, они могут вам понадобиться.

— И все-таки он не подписал, — заметил Жак, когда они вышли.

— Подпишет, — ответил Леон, — и мы еще проведем это собрание. Я порекомендую его одному моему приятелю, и тот поможет нам довести дело до конца.

Они подытожили результаты своего похода: подписали одиннадцать человек, включая консьержку. У семерых или восьмерых, возможно, еще удастся получить подпись. Вдобавок намечено собрание. И только один отказ.

На все это у них ушло немногим больше часа. Жаклине казалось, что они сделали мало, а Леон был в восторге.

— Дело не в количестве, а в качестве, — сказал он. — Если хотите, можем еще продолжить наше занятие.

— Я собирался предложить то же самое, — ответил Жак. — Почему бы нам не отправиться в угловой дом?

— Там, наверное, большие квартиры, много прислуги, а у нас мало времени… Попробуем все-таки в верхнем этаже.

Они сели в лифт и позвонили в первую же квартиру. Им открыл дверь аккуратно одетый господин в очках и провел их в кабинет. Он был похож на учителя. Жаклина и Жак сочли благоразумным дать говорить Леону… Но учитель прервал его:

— Нечего мне рассказывать сказки. Вы боитесь не только за Францию, но и за ваш дорогой Советский Союз! — Полюбовавшись произведенным эффектом, он насмешливо продолжал: — Благодаря ЕОС, видите ли, капиталистический мир только станет сильнее. Я вас понимаю…