— Это ложь, я ничего не воровала! — воскликнула она.

— Как это не воровала? Ты была задержана милицией, а милиция просто так никого не задерживает. Мой тебе совет — исчезни из Ленинграда, и все будет в порядке, — внушительным голосом произнес Безродный.

— Никуда я не собираюсь уезжать, — решительно не согласилась она.

— Тогда мы тебя уберем, — вмешался другой мужчина, находившийся в кабинете.

— Нет такого закона!

— У нас свои законы.

— Посмотрим, — сказала Надежда и направилась к двери.

— Стой! Я еще не закончил. И без моего разрешения ты не сможешь покинуть это здание, — сурово произнес следователь.

Девушка остановилась. Ей стало очень страшно. Она молча смотрела на этих людей; наконец, сидевший за столом мужчина вздохнул и сказал:

— Ну ладно, выйди и жди в коридоре.

Ожидание длилось долго. Наде хотелось напомнить о себе, но она не решалась войти и все сидела и ждала. Вдруг дверь отворилась, и оба следователя вышли из комнаты. Они сделали вид, будто очень удивлены, увидев здесь свою недавнюю посетительницу. Безродный с издевкой спросил:

— Ах ты еще здесь? А я думал, уже исчезла. Совсем забыл.

— Вы же сказали, что я не могу без Вашего разрешения покинуть это здание, — с обидой вымолвила она.

— Можешь идти, — ухмыльнулся он и сделал закорючку на извещении.

Только оказавшись на темной безлюдной улице, Надежда с облегчением вздохнула. Здесь, в темноте, ей казалось безопасней, чем там, в том огромном доме.

«Почему они настаивали на моем отъезде из Ленинграда? Это все соседкина работа. Она хочет, чтобы я освободила квартиру. Хорошо, я брошу эту комнату, все равно неспокойно жить рядом с такими людьми. Но из Ленинграда я не уеду, ведь мой дед — коренной петербуржец, его, как политического, выслали в Сибирь, мой папа участвовал в прорыве блокады, а теперь меня хотят вышвырнуть из этого города! Нет уж, я имею право жить здесь!» — размышляла Надя, не замечая, что подъехавшая машина, поравнявшись с ней, притормозила. Не успела девушка повернуть голову, как из машины кто-то выскочил, больно заломил ей руку за спину и толкнул внутрь. Надежда в ужасе закричала, но ее больно ударили по лицу. Тут она узнала находившихся в машине: это были следователь Безродный и его напарник. Третий человек, втолкнувший ее в машину, сел за руль.

Надежда забилась в угол, трясясь от страха. Ехали молча. Ей хотелось бы знать, куда ее везут. Машина плутала по неизвестным ей улицам. Вскоре они выехали на окраины; машину подбрасывало на дорожных ухабах. Шофер резко затормозил, но молчание продолжалось. Надежда боялась пошевелиться, она уже была готова ко всему.

Безродный подал знак своему напарнику. Потом, повернувшись к девушке, взял ее больно за подбородок и сказал:

— Ну что, значит не желаешь прислушаться к полезным советам?

Он приблизил к ней лицо, и в темноте оно показалось еще безобразнее. Надя попыталась отклониться, но он еще больнее сдавил ей щеки. Надежда изо всей силы оттолкнула его. Тогда, коротко размахнувшись, он ударил ее по лицу.

— Ты что, сука, еще сопротивляешься! Мы тебя научим, как родину любить, — говорил он, расстегивая брюки.

Увидев это, она рванулась, пытаясь открыть дверь, но Безродный схватил ее и повалил на сиденье. На помощь ему пришел напарник. Надежда отбивалась от них, царапалась, кусалась, кричала; видя, что ее, как разъяренного зверя, трудно удержать, подоспел и водитель. Справиться с тремя здоровыми мужчинами у девушки не хватило сил.

Ей держали руки и ноги и зверски насиловали. Временами Надя словно куда-то проваливалась, но потом снова приходила в себя. Наконец, ее вышвырнули из машины, кто-то сунул ей в рот открытую бутылку водки, так что Надя чуть не захлебнулась. Напоследок ее стали бить ногами, и чей-то голос произнес: «Ну хватит, Коля, она и так дойдет здесь от холода. А найдут — не наше дело. Дружки по пьянке избили».

Это Надежда услышала. Одним, подбитым глазом — другой заплыл кровью — она смотрела вслед уезжающей машине. «Значит, мне тоже в ту сторону. Нет, товарищи комиссары, я выживу, не замерзну. Я появлюсь с того света». Она хотела приподняться, но, вскрикнув от боли, упала снова. Силы покинули ее.

Надя пришла в себя от холодных капель, падавших ей на лицо. Приоткрыв глаза, она увидела множество белых мух, кружившихся на ветру и тихо опускавшихся на землю. «Первый снег, — подумала она. — Ты должна выжить, ну, давай же, вставай», — приказала она себе и на четвереньках поползла вперед. Все тело болело, Надя попыталась подняться на ноги, но боль не отпускала. В это время где-то вдали залаяла собака. «В ту сторону, в ту сторону, там жилье!» — девушка то поднимаясь на ноги, то снова опускаясь на колени, ползла туда, где, как ей казалось, были люди.

И тут она увидела огни приближающейся машины. «А если это опять они?» — испугалась Надя, но все-таки, стоя на коленях, подняла руку. Машина промчалась было мимо нее, однако потом, дав задний ход, вернулась обратно. Водитель открыл дверцу и посмотрел на девушку. Надя хотела попросить помощи, но снова упала лицом вниз…

Он пытался усадить ее на заднее сиденье, приговаривая:

— Жалко, замерзнешь ведь. Разве можно так напиваться. Вот до чего алкоголь доводит.

— Я не пьяная, — шептала Надежда.

— Да уж, не пьяная, от тебя несет, как из бочки со спиртом, — сказал он.

— Я не пила, меня облили водкой. Пожалуйста, отвезите меня в больницу. Помогите мне, — из последних сил шептала девушка.

— Господи! Да ты только не умри в моей машине, — перепугался водитель, сел за руль, и машина понеслась по пустынной дороге. Надежда понимала, что шофер о чем-то ее спрашивает, но не могла ничего ответить. Как во сне, слышала она льющуюся из радиоприемника песню. «С чего начинается родина?..» — пел Марк Бернес.

Надежда прошептала: «Теперь я знаю, с чего она начинается, теперь я знаю», — и потеряла сознание.

Часть вторая

Дальняя дорога

Глава 1

1

Ей хотелось уйти из больницы как можно скорее. Однако, уже спустившись по лестнице в гардероб, Надежда решила вернуться обратно, чтобы попрощаться со своим врачом, который так много для нее сделал. Врач понимал, что эта больная нуждается прежде всего в моральной поддержке, а не в лекарствах. Надежда долго не принимала его сочувствия и помощи, но со временем этот человек сумел завоевать ее доверие.

Надя вошла в кабинет. Пожилой врач поднял голову от бумаг и, увидев свою пациентку, обрадованно вскочил и пошел ей навстречу.

— Я уж думал, ты забудешь со мной попрощаться, — сказал он, улыбаясь.

— Я хотела уйти так, чтобы не беспокоить Вас, ну а теперь вот все-таки зашла… — робким голосом проговорила Надежда.

— Надя, я думаю, мы стали с тобой друзьями. И давай не прощаться, давай скажем друг другу «до свиданья». Моя жена хочет пригласить тебя к нам в гости. Послезавтра Новый год — мы ждем тебя, приходи обязательно, — добродушно сказал доктор.

— Спасибо, Антон Захарович, большое спасибо за все, что Вы для меня сделали. Передайте вашей жене мою благодарность, — ответила Надежда и на минуту задумалась.

Доктор не раз видел у нее этот пустой, остановившийся взгляд, устремленный в пространство. Целый месяц Надежда пролежала, уставившись в белую больничную стену, и сколько труда понадобилось ему, чтобы девушка начала говорить!

— Я не обещаю, еще неизвестно, как у меня все сложится, но еще раз благодарю за все, — повторила Надежда.

— Мы будем рады тебя видеть. Если сможешь, обязательно приходи.

Пожав доктору руку на прощанье, Надежда быстро ушла. Антон Захарович подошел к окну, ожидая, когда она покажется внизу, у выхода.

Надя вышла из больницы уверенной походкой. Ни на секунду не останавливаясь и не бросив последнего взгляда на здание, где она пробыла два месяца, девушка шла вперед.

Два месяца назад ее доставил сюда незнакомый человек, объяснив, что девица выползла на дорогу недалеко от города. Он сначала подумал, что это пьяная, и просто пожалел ее, но потом понял, что произошло, и доставил девушку в больницу. Врачам предстало ужасное зрелище: черты лица невозможно было различить, настолько оно было изуродовано. Девушка долго была в тяжелом состоянии, но все же постепенно, благодаря заботам врачей, пришла в себя. Документов при ней не было никаких, поэтому лечили ее как человека без имени, ожидая, когда она заговорит. Так продолжалось целый месяц. Наконец она смогла назвать свое имя, но на вопросы о том, что с ней произошло, девушка только коротко отвечала «не знаю» или «не помню».