— Прежде всего, вы могли бы дать мне выспаться! — сердито сказала она.
— Вы нам тоже, — ответил Блондель.
— Куда вы меня везете?
— К вам, моя прелесть.
— Ко мне? В Куломьер?
— К вам, на улицу Фондари. Если у вас нет ключа, обойдемся без него.
— По счастью, есть, — буркнула Жизель. — Все-то вы вынюхиваете, легавые!
— Нюх у нас действительно хороший.
— Мне нечего скрывать. Вы ничего не найдете. Вместо того чтобы мучить честную, невинную девушку, вы бы лучше искали убийцу мадемуазель.
— А может, он прячется у вас? — бросил Блондель.
Жизель покраснела, как свекла.
— И не совестно вам такое говорить?!
Она забилась в угол сиденья и не произнесла больше ни слова. Всем это было на руку. Тюссен и шофер беседовали о приближающейся Пасхе.
В старом доме на улице Фондари окна консьержки были еще задернуты шторами. Лестничная клетка блистала чистотой. Квартира Жизель находилась на четвертом этаже. Блондель включил свет. Две прибранные, уставленные массивной мебелью комнаты, окнами выходящие во двор. На полках — несколько книжек и множество безделушек. Впечатление было такое, что здесь долго никто не жил.
— Хорошо, — сказал Блондель, — приступим к работе.
— К какой работе? — спросила Жизель. — Вы же видите, тут нет вашего убийцы.
Блондель открыл дверцу самого большого шкафа. Тюссен заметил, что в глазах Жизели появился ужас. Блондель вынул из шкафа коробочку, почти новые перчатки и музыкальную шкатулочку, сделанную в виде миниатюрного ведерка с бутылкой шампанского.
— Все кончено! — простонала Жизель и рухнула в кресло.
— Вот именно, — сказал Блондель. — Само это сюда не пришло.
Он положил на стол перчатки и музыкальную шкатулку, чтобы открыть коробочку, в которой предполагал найти скромное колечко. Но там оказалось не скромное колечко, а кольцо с огромным бриллиантом, вспыхнувшим, как солнце.
— Какой большой бриллиант, не правда ли, мадемуазель? — сказал Тюссен.
Жизель подняла брови, уголки ее губ опустились.
— Это ничто в сравнении с тем, который она носила на пальце! Я… я в жизни ни у кого ничего не украла!
— В таком случае, вы положили хорошее начало, — заметил Блондель, закрывая коробочку и пряча ее в карман. — Я полагаю, и остальное — собственность мадемуазель Сарразен?
— Ох, да! — вздохнула Жизель. — Ее смерть так на меня подействовала, что я взяла эти вещи, сама не ведая, что творю. Посмотрите на перчатки! Они на два размера меньше, чем я ношу!
— Бог с ними, с перчатками, — сказал Блондель. — А вот из-за колечка вы вполне можете угодить в места не столь отдаленные.
— Что с отпечатками пальцев? — спросил Тюссен, желая осмотреть музыкальную шкатулку.
— Думаю, их там столько, что мы можем добавить свои, — ответил Блондель.
— Я вижу тут надпись: «Утка-Баламутка».
Тюссен покрутил ручку. Музыка полилась сначала несмело, потом смелее и снова зазвучала тихо, меланхолично. Жизель не выдержала и разрыдалась.
— Все эти чудные вещицы валялись на полу! В понедельник, когда господин Бело и другие господа из полиции занялись мадемуазель, я пошла наверх. Я хотела посмотреть, все ли на втором этаже в порядке, ну и заглянула в комнату мадемуазель… И нашла там это.
— Что? — спросил Блондель. — Музыкальную шкатулку?
— Нет, коробочку. Я плохо поступила. Мертвые — дело святое! Мне хотелось иметь что-нибудь на память о ней. — Она умоляюще поглядела на инспектора. — Я могу это отдать?
— Спросите об этом наше начальство. Может, вы и у предыдущих хозяев что-то брали на память? Позднее мы это проверим.
— Клянусь головой моей матери! — воскликнула Жизель. — Кроме нескольких полотенец…
— Я сказал — позднее. — Блондель сел и взял в руки музыкальную шкатулочку. — Теперь я хотел бы услышать побольше об этой вещице. Она находилась среди вещей, выброшенных из шкафа?
Тюссен заглянул через плечо Блонделя.
— Это реклама, — сказал он.
Блондель начал допрос.
— Мадемуазель Сарразен хранила это среди сувениров?
— Нет, господин инспектор, — поспешно ответила Жизель, давая понять, что сделает все, чтобы помочь правосудию. — Это лежало в другом месте. В воскресенье утром я принесла ей завтрак. Обычно она сразу просыпалась и смотрела на часы. Не встречала человека с более прочными привычками. Но в воскресенье она не могла проснуться…
— Она заболела?
— Нет. Думаю, она вернулась домой поздней ночью. Я уже спала. В субботу после ужина она отправилась куда-то в платье с огромным вырезом, а вернувшись, раздевалась наспех, кое-как. Все было разбросано: чулки, платье, комбинация, даже туфли я нашла под комодом! И это при ее аккуратности. Везде валялись всякие мелочи: коробочка с разноцветными шариками, серпантин…
— Она сказала вам, куда идет?
— Мадемуазель никогда не говорила.
— Она ушла одна?
— Да, господин инспектор. Уехала на своей маленькой машине.
— И вернулась одна?
— Могу сказать только, что утром она была одна, как всегда.
— А что стало с этой мишурой?
— Она велела мне все сжечь.
— Где?
— На кухне.
— Вы это сделали?
— Да. Только эту музыкальную шкатулочку я пожалела. Уж очень она хороша!
— Реклама ночного ресторана, — сказал Тюссен.
Блондель повернул ручку.
— У вас эксцентричный вкус, мадемуазель Жизель. — Она не поняла и опустила голову. — Возможно, в этом случае вас следует поблагодарить.
3
Хотя допрос на набережной Кэ-дез-Орфевр происходил в присутствии Бело, он не дал результатов. Молодые инспекторы уверяли, что это не единственная кража, но Жизель не вызвала у комиссара никакого интереса. Его заинтересовала музыкальная шкатулочка и субботний выход мадемуазель Сарразен. Он соединился с полицией нравов, а через четверть часа появился Вавассер. Он служил в полиции нравов много лет и специализировался на высшем обществе. У него были манеры дипломата.
— Вы хотели бы услышать об «Утке-Баламутке»? Нет ничего проще. Я был на открытии. Частным образом. Хозяин ресторана прислал в нашу контору два приглашения. Широкий жест, принимая во внимание цену ужина. Мы тянули жребий. Я выиграл и пошел в ресторан с одной моей знакомой. Ей там очень понравилось. Находится «Утка-Баламутка» на углу улиц де Мартир и Кондорсе.
— А почему у ресторана такое странное название? Там действительно собираются какие-то баламуты? Наркоманы? Что вы там увидели?
— Прекрасный спектакль! Гвоздем программы была Джина Герман. Это, я вам скажу, высокий класс! У моей жены есть все ее пластинки!
«Зато нет достаточно элегантного платья, чтобы появиться в таком ресторане!» — подумал Бело.
— Около часа ночи мы получили цветы, подарки, всякую праздничную мишуру, — продолжал Вавассер. — Танцевали под джаз-оркестр из Лондона. Посетители — люди из высшего общества.
— Кому принадлежит ресторан?
— Торговой компании. Во главе ее стоит некий Мерсье. У него и до этого были рестораны, все роскошные и дорогие, никакими баламутами не посещаемые. В субботу собрался цвет Парижа: кинозвезды, художники, светские львы, два члена академии.
— А эту особу вы видели? — спросил Бело, подкладывая Вавассеру фотографию Югетты Сарразен.
— А что! Это неглупо — показать фото женщины в купальном костюме, чтобы узнать, видел ли ее человек, практически голую. Ох, простите, господин комиссар! — Вавассер слегка смутился. — Я ее не знаю, но видел. А кто это, если не секрет?
— Югетта Сарразен, убитая на другой день у себя дома в Нейи.
— Рука в чемоданчике? — воскликнул Вавассер. — Я не узнал ее на фотографиях, помещенных в газетах! Она пришла одна, сразу после нас, и села за оставленный ей столик, на котором стоял только один прибор. Это обращает внимание. Моя знакомая залюбовалась ею. Разные люди с ней здоровались. Потом она подсела к большому столу, за которым собралось многочисленное общество. Мерсье занимался ею, но не больше, чем другими. Она много пила и производила впечатление слегка взволнованной. Мы ушли раньше ее.