Вскоре она возвратилась.

— Вы о ней говорили? — спросила Людмила Владимировна, показывая чашку.

Губы Евгении Ланг дернулись, на глазах появились слезы.

— Да,— тихо проговорила она.

— Я ничего этого не знала,— заметно волнуясь, сказала Людмила Владимировна.— Я хранила эту чашку как память о Володе и никогда ею не пользовалась — боялась разбить. А теперь... Теперь давайте сварим кофе и выпьем из этой чашки... выпьем по очереди — так, как вы пили тогда в меблирашках...

ПЕРВАЯ ОТЛИВКА СТАЛИ

У меня в руках — один из первых авторских экземпляров романа Николая Островского «Как закалялась сталь». На титульном листе — надпись: «Марку Колосову — моему соратнику и редактору этой книги, «братишке» и другу. Н.Островский. Сочи. 1932 год».

Я долго смотрю на книгу и думаю о великой жизненной силе этого произведения, о его удивительной судьбе...

...В морозный февральский день 1932 года в редакцию журнала «Молодая гвардия», которая помещалась в Большом Черкесском переулке, вошел, слегка прихрамывая, опираясь на палку, старик.

— Моя фамилия — Феденёв,— сказал он, обращаясь к редактору журнала Марку Колосову, и с этими словами протянул ему объемистую рукопись. На заглавной странице было написано: «Как закалялась сталь» и стояла фамилия автора — Н.Островский.

К рукописи была приложена рецензия литературного консультанта издательства «Молодая гвардия».

Иннокентий Павлович Феденёв, обратив внимание Колосова на эту рецензию, с горечью сказал:

— Я никак не могу согласиться с такой рецензией. Может быть, я не очень хорошо разбираюсь в художественной литературе, но по опыту партийной работы могу сказать, что эта книга сыграет большую роль в деле коммунистического воспитания молодежи. Возможно, она требует шлифовки, отделки... Но ведь и сам автор считает свою работу только первой отливкой стали...

Иннокентий Павлович кратко рассказал Колосову биографию автора — биографию комсомольца, участника гражданской войны, потерявшего в борьбе за советскую власть здоровье.

— Для Островского,— заключил Феденёв,— эта книга не только литературное произведение... Это — путь, чтобы снова вернуться в строй действующих борцов за коммунизм.

Впоследствии выяснилось, что Иннокентий Павлович Феденёв был прототипом одного из героев романа — Леденёва.

Образ старого большевика Леденёва тепло выписан Островским. Это с ним в санатории «Красная Москва» Павел Корчагин играл в шахматы, это он советовал Корчагину написать книгу о своей жизни.

Колосов прочитал рецензию. Консультант упрекал автора не только в художественной беспомощности, но и в незнании... комсомольской жизни. Так, например, консультант считал нетипичным, нехарактерным, что рабочий паренек Павка Корчагин влюбляется в гимназистку Тоню Туманову. Конечно, отмечал рецензент, такие случаи бывали в жизни, но они нетипичны. Надо, чтобы рабочий парень полюбил бы рабочую девушку. По мысли автора, писал далее консультант, книга должна показать героизм комсомольцев в гражданской войне. Но какие же героические подвиги совершает на войне Павел Корчагин? Он не пробирается в тыл врага, не взрывает склады с боеприпасами, не приводит е плен офицера. В одном из боев он оказывается тяжело раненным, а потом становится инвалидом. Это тоже нетипично, потому что не все комсомольцы, побывавшие на гражданской войне, возвратились с войны инвалидами. Нетипичной показалась рецензенту и сцена в парке, где Павел Корчагин побеждает в себе пришедшую к нему мысль о самоубийстве. В романе слишком много внимания уделяется индивидуальной судьбе комсомольца. В книге мало обобщений. Роман надо переделать в соответствии с этими замечаниями, заключал свою рецензию консультант.

Прощаясь, Феденёв настоятельно просил Колосова прочесть роман и сказать ему свое мнение.

В тот же вечер Колосов стал читать рукопись. С каждой новой страницей, с каждой новой главой роман все более захватывал его. Он так увлекся, что не заметил, как прошла ночь. Роман Островского необычайно взволновал Колосова. Для него было совершенно ясно, что «Как закалялась сталь» является именно тем произведением, которого так страстно ждала тогда литература. Правда, в романе были стилистические неровности, но его композиция, характеры героев, их язык, их портреты были выписаны так правдиво, так жизненно, так волнующе, что невозможно было оторваться от книги. В превратностях индивидуальной судьбы автору удалось запечатлеть типические черты советского молодого человека, создать яркий характер, показать подлинного носителя коммунистической морали.

Через несколько дней состоялась встреча Колосова с автором.

Николай Островский жил тогда в Мертвом переулке, в доме №12. Теперь этот переулок носит имя Островского. В узкой длинной комнате, по соседству с кухней, Колосов увидел высокого молодого человека в защитной гимнастерке. Он лежал на походной кровати. Лицо Островского, в отличие от его неподвижного тела, было очень живым, выразительным, подвижным и совсем не походило на портреты, которые мы знаем.

Когда Колосов вошел, Островский предложил ему сесть возле себя. Он взял его руку и крепко сжал ее.

— Говори всю правду,— сказал он,— что ты думаешь о моей рукописи? Победа или поражение? Если победа — больше говори о недостатках; о достоинствах скажет читатель. Ты — редактор, и ты должен говорить о недостатках...

Пока Колосов высказывал Островскому свое мнение, тот не выпускал его руки из своей.

Потом отпустил и с лукавой улыбкой спросил:

— Знаешь, почему я не выпускал твою руку?

— Почему?..

— Потому, что я тебя не вижу... Когда я хорошо видел, я проверял искренность и правдивость собеседника по его глазам. Ведь глаза выдают неправду... Но теперь, когда я не вижу лица, я проверяю искренность и правдивость собеседника рукопожатием. Я хотел тебя проверить: где, в каком месте критического разбора моей рукописи твоя рука дрогнет? Для меня это означало бы, что ты, видя мою разрушенную физическую оболочку, усомнился в силе заложенного в ней комсомольского духа и не решился сказать мне о недостатках моего труда. Но ты говорил со мной честно, как комсомолец с комсомольцем, и теперь я считаю тебя своим другом.

Когда автор и редактор подробно обсудили, какие места в романе следует доработать, Колосов сказал Островскому.

— Николай, два года ты работал в очень трудных условиях. На девяносто процентов роман сделан. Теперь требуется только шлифовка, отделка... Ты имеешь право на отпуск. Мы подпишем с тобой договор, поезжай в Сочи, отдохни, наберись сил для новой работы... Мы сами отредактируем рукопись и сдадим в набор...

Островский нахмурился. Колосов не сразу понял, что преобладало в этом выражении его лица — обида или возмущение.

— Ты предлагаешь, чтобы кто-то за меня и без меня довел до конца мой труд? — сказал он.— Ну, а если бы ты предложил хорошему советскому рабочему, чтобы кто-то за него отшлифовал его деталь? Он наверняка бы обиделся! Ведь в шлифовке, в отделке вещь приобретает свою окончательную ценность. В этом — гордость мастера, и ты хочешь меня лишить ее? А кроме того, для меня труд — верное оружие в борьбе с моим заклятым врагом — моей болезнью. Я не уеду в Сочи, пока роман не будет подготовлен к печати. Я сам, своей рукой должен исправить все его недостатки...

И Островский не уехал в Сочи, пока не была закончена вся редакционная работа над рукописью.

С апреля по июль 1932 года — в четырех номерах журнала «Молодая гвардия» — печатался роман Островского «Как закалялась сталь».

Вскоре был получен первый читательский отклик.

Николай Островский жил в Сочи. Письмо это он не мог прочесть. Он лежал недвижимо, тяжело больной. Невидящие глаза он обратил туда, где покачивались вершины кипарисов, к знойному голубому небу. Тревожно-нетерпеливо он ждал, чтобы ему прочли: принят ли, отвергнут ли людьми его труд?

Вот оно, это первое читательское письмо. Я привожу его без изменений: «Николай, братишка! Пишет тебе незнакомый слесарь Краснодарского депо. Уже пять часов утра, а я только что кончил читать про твоего Павку. Я так его полюбил, что всех его врагов прокалывал пером, и до того проколол весь журнал, что теперь сижу и думаю, как его отнести в библиотеку? Но не думай, что если я не спал ночь, а мне в 6 утра на работу, то я там буду клевать носом; нет, я буду работать вдвое, втрое лучше. Этому меня научил твой Павка!»