Колен
А ты хоть и посредственное блюдо,
Пойдешь туда же — в погреба, в засол,
Хоть и протухнешь быстро.
Шермолю
Как ты зол!
Лжец, сквернословец, вымогатель, гнида,
Поганый сток для спуска нечистот!
Тебя повесят завтра утром. И да
Чертополохом прах твой зарастет!
А я покаюсь, как бы ни был грешен.
О да! Я грешен, но я замолю
Перед пречистой…
Колен
Будешь ты повешен!
Шермолю
Кто? Я? Хо-хо!
Колен
Ты, скупщик Шермолю!
Шермолю
Покоен будь, несчастный человечек!
Я жертвовал всем пастырям Христа
И буду жертвовать. И сотню свечек
Поставлю вновь. Душа моя чиста.
И что омыто в золотой купели —
Бог примеч в милосердии своем!
Что ж вы притихли? Раньше песни пели,
Острили благодушно…
Колен
Мы споем!
Еще услышишь, сам же нам подтянешь,
Еще придется голосить тебе,
Еще вопить о милости устанешь
И вымокнешь в бессмысленной божбе.
Эй, брат Вийон! Нам предстоит работа —
Содрать с него недоданную дань.
Клянусь, что выжму до седьмого пота
Сию глухую гарпию!
Вийон
Отстань!
Колен
Эй, брат Вийон! Однако ты спокоен.
Ты, верно, позабыл, что впереди
Нам развлеченье предстоит, о коем
Гласит свирепый приговор.
Вийон
Уйди!
Колен
Эй, брат Вийон! Ты здорово невежлив!
Я рассказать тебе хотел бы жизнь.
Последний час — уж это не рубеж ли
Для искренности нашей?
Вийон
Отвяжись!
Колен
Такая гордость очень худо пахнет!
Клянусь я братством четырех стихий,
Что мой кулак по темени шарахнет
Дурного друга!
Вийон (вскакивает, бешено)
Я пишу стихи.
Картина четвертая
Там же. Колен и Шермолю спят. Вийон, писавший всю ночь, приподымается.
Вийон
Спят завтрашние смертники,
Открыв сухие рты,
Твои друзья и сверстники.
А ты, Вийон, а ты —
Строчишь ли, умирая,
Письмо веселым женщинам,
С тобою, бедный фраер,
Не спавшим и не венчанным?..
Строчишь ли, бос и наг,
Бродягам завещанье?
Брось! Вытащит монах,
Как обещал, клещами
Всю правду дорогую
Из воющего рта.
И чем я тут торгую?
В карманах ни черта!
Брось, Франсуа, в уме ли —
Балладу всех баллад
Зароешь в подземелье,
Как трехсотлетний клад?
А вы, менялы, скупщики,
Гиены барахолок!
Коснитесь носа, губ, щеки —
На ощупь страшен холод?
Потух в глазах огонь,
Не счесть на кости трещин.
Но свист ночных погонь
Моим стихам завещан.
Вы заперли здесь наглухо
В засаде этой волчьей
Меня, седого, наглого,
Чтоб подыхал я молча?
Храпите же усердно,
Желудками урча,
Когда из тьмы посмертной
Задам я стрекача!
Входит Тюремщик.
Тюремщик
Эй, потеснитесь, шкуры!
Прибавилось к вам общество.
Лихие балагуры
Ждут не дождутся, топчутся
У вашего порога.
Тут вся мирская рвань.
У всех одна дорога.
Вийон
Не смей в такую рань
Над нами каркать, ворон!
Не смей будить товарищей!
Хоть и шельмован вором,
Но я живая тварь еще.
Тюремщик
А ты скули пожалобней!
Тюрьма стоит три века,
Но смерть не задержала в ней
Без нужды человека.
Пенька ли не намылена,
Перо ли не скрипит,
Сова ли куму-филину
На свалке не вопит?
Так потеснись же, узники,
Чтоб в мордах разобраться!
Раз на тропе вы узенькой,
То между вами братство!
Вваливается пестрая компания нищих, калек, бесноватых. С некоторыми из них мы встречались в разных частях поэмы: в харчевне, на ярмарке, во время представления мистерии. Есть и ряженые — в дьявольских харях, с рогами. Это сборище вопит, приплясывает, ползает, теснится. Тюрьма несколько накренилась набок. Окно под напором десятка рук покосилось. Решетка сорвана. За окном ветер.
Нищий
Откликайся, кто поближе,
Кто тут жив и умер кто,
Кто из Гавра, из Парижа,
Орлеана иль Бордо?
Пересохшими устами
Приснодеве голося,
На мостах и под мостами
Дрогла шайка наша вся.
Здесь, по крайности, обсохнуть
И очухаться дадут.