Изменить стиль страницы

- Нет, - я направляюсь на кухню, чтобы взять льда. - Моя рука офигенно болит.

- Ага, прости, что мое лицо попалось тебе под руку, - он ловит мешочек льда, который я ему бросаю. - Ты приложишь лед к руке?

Но мне хочется чувствовать боль.

- Я врезал тебе не настолько сильно.

Джакс фыркает и направляется к старомодному бару в боковой части комнаты. Его мини-холодильник забит бутылками с водой и соком. Огромное изменение по сравнению с ассортиментом в старые времена: пивом и водкой.

- Хочешь чего-то?

- Клюквенно-яблочный сок.

Мы пьем сок, словно хорошие маленькие мальчики, пока я больше не в силах это терпеть.

- Это был худший гребаный момент моей жизни. Когда я тебя нашел, - напряженно сглатываю и опускаю взгляд на покрасневшие костяшки. - Я понимаю, что тебе было еще хуже. Но от этого не легче. Я... ты напугал меня до чертиков.

- Знаю, - выражение его лица становится безэмоциональным, пакет со льдом чуть не выпадает из руки. В тот день его зеленые глаза были налиты кровью и отупением. Теперь они блестят, и Джакс моргает, отводя взгляд. - Я не думал о тебе. Ни о ком не думал.

- Я был твоим лучшим другом. А ты просто... Ты мог прийти ко мне.

Он фыркает, пытаясь улыбнуться, но ему не удается.

- Ты должен был попытаться получше.

- Офигенно верно, я должен был, - я спрыгиваю со стула, на котором сидел, и мчусь к окну, чтобы задернуть красные шелковые шторы.

- Я не хотел, чтобы меня исправляли, - произносит он. - Не в тот момент.

Я даже не могу на это ответить.

Джакс вздыхает.

- Если бы я был в здравом уме, то поступил бы иначе. Но в том-то и проблема, что я не был в своем уме.

Мои пальцы зарываются в шелк.

- Ты собираешься повторить это?

Ему требуется долгое время на то, чтобы ответить. И когда Джакс отвечает, его голос слаб.

- Я не собираюсь.

Я фыркаю, пока гнев разливается по моим венам.

- Это утешает.

- Я честен. И принимаю помощь. Вот и всё, что я могу сделать.

Поворачиваться к нему лицом еще сложнее. Он кажется спокойным, задумчивым, тогда как я готов выпрыгнуть из шкуры вон.

- Я не знаю, могу ли сделать это снова, - говорю ему. - Если эти поездки по турам и такая жизнь подталкивают тебя к краю, тогда я не хочу этого делать. Потому что буду переживать, что снова найду тебя, захлебывающегося своей собственной блевотой.

Перед глазами мелькает яркий образ. Но это не Джакс. Это я сам, в то время как Либби обливает меня из шланга, тащит в кровать и приказывает снова не обгадиться. Вина и отвращение, словно змея, обвивают мои внутренности.

Джакс смотрит на меня.

- Я заслужил это. Но давай проясним одну вещь: ты, Киллиан ебаный Джеймс, не господь бог. Ты не можешь исправить всё и защитить нас всех.

- Хули ты сказал?

- Не притворяйся передо мной. Ты всегда был таким, принимал всё наше дерьмо, словно свое собственное. Думал, что можешь исправить жизнь каждого и сделать всё лучше. Но это не так. В твоих руках лишь твоя жизнь, - он встает и хлопает льдом по столу. - То, что я сделал, было хуево и отстойно. И я принимаю помощь. Вот и всё, что могу сказать. Способен ты с этим смириться или нет. Выбор за тобой.

Джакс направляется в маленькую студию внутри своей квартиры, даже не оглядываясь.

Оставшись один, я снова поворачиваюсь к окну. Внизу городское движение неизменно активно, люди перемещаются туда-сюда по тротуарам. Всегда пытался исправить жизнь каждого и сделать всё лучше? А что в этом плохого?

Я думаю: "А что, если бы Либерти была здесь, со мной, то что бы она сказала прямо сейчас?".

Но в моей голове Либс молчит. Вместо этого вижу страх и отчаяние в ее глазах в тот момент, когда я пытался уговорить ее выступать вместе со мной.

- Блядь, - шепчу я.

Доставая телефон, пишу ей сообщение. Ее ответы напыщенны. Как и мои. Каждое новое сообщение оседает камнем у меня в животе. Я разрушил что-то между нами. Мой большой палец касается экрана. Я хочу поехать к ней. Но мне нужно заняться работой здесь.

Засовывая телефон обратно в карман, я хватаю гитару и иду играть с Джаксом.

Либби

Он уехал. И это подобно смерти солнца. Моя планета сошла с орбиты, всё погрузилось во тьму и тишину. Больно дышать, больно двигаться. Я знала, что в конце концов он уйдет, знала, что это будет больно. Но всё равно не была готова. Отныне всё кажется неправильным.

Я пытаюсь работать. У меня есть набор для творчества из смоченного картона. Но сейчас просто сижу и смотрю на него. Я закончила свои проекты - не удивлюсь, если мои клиенты начнут жаловаться на скучные макеты, что я им отправила - и отклоняю все новые заказы. У меня есть достаточно средств, чтобы уйти в отпуск за свой счет.

Вот только по факту я хожу от окна к окну, подпрыгивая от каждого малейшего звука и задерживая дыхание, когда слышу шорох шин проезжающих по дороге авто. Потому что я живу в захолустье.

И как только Киллиан уехал, я осознала, что совершила ошибку. Мне следовало поехать с ним. Стоило сказать своим страхам закрыть рот. Но оглядываться назад, конечно, проще. Теперь-то я вижу, в кого превратилась.

В человека, который... застрял, за неимением лучшего слова, в своей жалкой жизни. Это, правда, на удивление легко. Часы переходят в дни, дни - в месяцы. И до того, как вы даже осознаете, пройдут годы, а вы всё еще этот же человек. Тот, кого ваша версия помоложе даже бы не узнала.

Мои родители умерли, и почему-то с ними умерла и я. Друзья отдалились от меня. Нет, я отдалилась от друзей. Так или иначе, не могу притворяться. Я отдалилась от всего: спряталась в старом доме бабушки и погрузилась в работу, ради которой никогда не нужно было покидать дом. Я затаилась. Это было не сознательное решение. Я просто ушла и так и не вернулась.

Киллиан хотел схватить меня за лодыжку и вытянуть в мир живых. Хуже того, он хотел вытолкнуть меня под свет софитов. А теперь он уехал.

И я позволила ему это.

- Я такая идиотка, - говорю пустой комнате. Тишина звенит в ответ.

Обычно я люблю тишину. Но сейчас ненавижу. Ненавижу. Ее.

- Пошло всё к черту, - не уверена, что мне нравится эта новая привычка говорить с собой вслух. Но у меня есть проблемы посерьезнее.

Ложусь на пол, словно влюбленная дура, одевшись в грязную футболку Киллиана с изображением Звездных воин, а затем открываю поисковик на телефоне. Не представляю, где остановился сейчас Киллиан, но, по крайней мере, могу правильно ввести название города.

Я пролистываю рейсы в Нью-Йорк, когда телефон начинает вибрировать из-за входящего сообщения.

"Ты была права. Мне нужно было лично встретиться с Джаксом".

Я гляжу на экран. Замороженная. Это хорошо. Почему это так приятно?

Маленькие точки внизу экрана загораются по очереди, пока Киллиан что-то пишет. Появляется еще одно сообщение.

"Теперь у нас все хорошо. Правда, я хочу вернуться к работе".

Болезненно сглатывая, я заставляю себя ответить.

"Я рада. Всё будет хорошо. Ты любишь это".

Не знаю, что еще сказать. Я рада за него.

Он отвечает.

"Я скучаю по тебе. Обещай, что приедешь на концерт".

Больше нет предложений приехать и сыграть вместе с ним. Напряженно моргая, я смотрю в окно, за которым ярко светит горячее солнце. Мое зрение размывается, и я снова моргаю.

"Конечно, я приеду".

Слеза бежит по щеке. Я игнорирую ее.

Он снова пишет.

"Я хочу извиниться. Я пытался подтолкнуть тебя к тому, к чему ты была не готова. Это было эгоистично. Прости".

Он ведет себя мило, и всё равно мое горло болит от попыток сглотнуть слезы.

"Всё нормально, Киллиан. Я знаю, ты хотел, как лучше".

Иисус, мы переписываемся словно незнакомцы. Я пытаюсь думать о чем-то светлом, о чем-то, похожем на нас. О чем-нибудь. Но затем он пишет снова.