— Повернись ко мне… — попросила она. И, когда он повернулся, она перекрестила его и громко, на всю комнату, начала читать любимый Колькин девяностый псалом «Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится…». Он раньше его и сам не один раз читал, чтобы излечиться от алкоголя. А иногда носил текст в потайном кармане, надеясь, что с ним быстрее вылечится. Сегодня он попросил мать прочесть псалом лишь для того, чтобы предотвратить катастрофу. Он боялся, что с горя вновь запьет.

— Яко Ты, Господи, упование мое, Вышняго положил еси прибежище твое… — читала старательно мать, то и дело крестясь и уголком платка вытирая глаза.

— Как только кончишь, так сразу же и во второй раз повтори… — сказал Колька и, взяв Лиану на руки, отнес ее в свою комнату. Сняв туфли с ее ног, положил на постель и накрыл одеялом. — Прости, что не так… — сказал он ей и хрустнул пальцами.

Холод в руках был прежним, и он не мог понять, откуда он появился. Слышно было, как по дому звучали слова молитвы. Но они почему-то не успокаивали его. Он прикоснулся к ее лбу. «Тепленький…» При теплом лбу больных мутит, а раздвоение, наоборот, наступает при холодном, да и во сне такие больные начинают разговаривать, а Лиана, слава богу, молчит.

— Кто ее возьмет теперь?.. — вздохнул он. — Вот и люби на свою голову таких… — и выбежал во двор.

Мать кинулась за ним:

— Сынок, ты куда?..

— Отстань!.. — грозно крикнул он и добавил: — Все одно… Понимаешь, мне теперь все одно…

В страхе она замерла. Все прежнее, добытое таким неимоверным трудом, разрушалось. Колька сегодня придет пьяным, страшно пьяным.

Колька вернулся домой на следующий день утром весь какой-то страшно обтрепанный и грязный. От него несло перегаром, и чувствовалось, что он еще не отрезвел. Правая рука и щека были в запекшейся крови. Он, что-то фыркнув выбежавшей навстречу матери, зашел в свою комнату. Единственное махонькое окошко освещало ее.

Лиана, свернувшись калачиком, спала.

— Лиана Александровна… — громко произнес он и сдернул с нее одеяло. — Станцуйте что-нибудь.

Она вскочила с постели, точно ужаленная.

— Здравствуй… — усмехнулся он и, сев на стул, закурил. Курил жадно, плюща пальцами сигарету.

— Что с тобой?.. — удивленно спросила она.

— Да вот, сердце решил отвести… — произнес он, пристально вглядываясь в нее сквозь клубы дыма.

Она вся была точно чуткий зверек. Глаза в страшном испуге, поза напряженная. Готова в любой момент метнуться в сторону, если Колька кинется на нее. Мать стояла у приоткрытой двери, но Колька ее не видел. Ему теперь на все начхать, он пил и будет пить. Холодным властным взглядом он посмотрел в окно и сжал пальцы в кулаки. В данной ситуации он чувствовал свое преимущество и силу перед ней. Во всех отношениях он был прав… Да и раньше он никогда никого не обманывал. А вот она… Он мог укокошить ее за одну секунду. Один прыжок, и она будет оглушена и связана. А затем он сходит за Иоськой и вместе с ним на попутной машине отвезет ее обратно в психушку.

— Вчистую проиграл… вчистую… — вздохнул Колька. — О, ч-черт… — И, с неподдельным трагизмом посмотрев на Лиану, сказал: — Ну, че стоишь, садись.

— Ты разбойник… — прошептала она. — Я не сяду…

— Слыхал я это… — пробормотал он и нахмурил брови.

Жизнь за окном начиналась. Солнечный овод со стороны двора бился в стекло. Был воскресный день, и уже кто-то с кем-то радостно говорил.

— Я знаю, я все знаю… — затараторила вдруг она. — Ты попрекать меня будешь.

— Не думай об этом… — указывая на стул, произнес он.

— Как же не думать, если…

— Глупости все это… — оборвал ее Колька. — Я больных никогда не бил и бить не буду… — И, с грустью посмотрев на нее, растерянно улыбнулся. — А вот я, глядя на тебя, никогда бы не поверил, что ты блудницей была.

Она покорно села за стол.

— Как же так?.. — спросил он ее.

— Один раз попробовала, а потом все и покатилось… — тихо произнесла она.

— А как же паспорт? Ни числа в нем твоего, ни месяца.

— А это паспорт не мой, — вспыхнула она и вся как-то нервно дернулась.

— А чей? — удивился он.

— Не знаю… — ответила она и от напряжения, это было очень заметно по ней, вся вытянулась.

Рот ее приоткрылся. И дыхание стало частым и быстрым.

— Тогда выходит, что тебя не Лианой зовут?.. — удивился Колька.

Прежнего буйства его как и не бывало. Чтобы он мог попасть впросак, а точнее, связаться со страшно загадочной и неизвестной ему женщиной, такого с ним еще не бывало.

— Как же так?.. — вскрикнул он.

— Все очень просто… — усмехнулась она. — Это не мой паспорт, я его случайно нашла… А вместо чужой взяла и свою фотографию наклеила.

Колька приподнялся из-за стола. Кажется, он полностью протрезвел.

— А твой паспорт где?.. — спросил он в невероятном волнении.

— А у меня его нет…

— Как нет?..

— И не было…

Дверь раскрылась, и в комнату вошла Колькина мать, вся белая, точно ангел. Она зло смотрела на Лиану. Такого обмана она еще не встречала.

— Выходит, ты и без имени, и без фамилии… — сорвалось с ее языка.

— А разве я виновата в том, что мне никто никогда не выдавал документов?

— А как же ты на свет появилась? — удивилась мать. — На каком основании?

— Я не знаю… Ничего не знаю… — взорвалась Лиана. — Что вы меня все пытаете?.. Что я вам сделала плохого?..

— Мать, ты всегда вот так вот… — одернул Колька мать.

— А я виновата, что с языка сорвалось, — отступая, пролепетала та.

— Понимаешь, не твое дело все это… — добавил Колька. — Мы сами разберемся.

— Это я и без тебя знаю… Но если ты ее в дом мой привел, то я должна знать хоть, как ее на самом деле зовут. Если ее люди спасли, должны же были они ее хоть как-нибудь назвать… А то получается, что она неизвестно как и где на белый свет появилась. — И старушка, вновь расходившись, спросила ее: — Скажи хоть, как тебя на самом деле зовут?..

— Я не знаю сама, кто я.

— Ну тогда скажи, где ты родилась?.. — сконфузилась старушка, не понимая, чем она могла обидеть Лиану.

— Один милиционер мне сказал… — беззащитно произнесла вдруг Лиана, — что меня люди на помойке нашли, в мусорном ящике… Так что разве я стала бы о себе все скрывать. В детстве мне давали какую-то справку, но я ее потеряла. А всех имен, которыми меня звали, и не перечислить. По этому паспорту я значусь Лианой, так что покудова Лианой и буду.

Колькина мать на некоторое время смутилась, а затем, сердито посмотрев на растерянного Кольку, произнесла:

— Таких, как ты, на белом свете единицы… Ты всех людей уважаешь, ты всем помогаешь… А про себя подумал? Это надо же таким глупым быть, чтобы незаконнорожденную привесть… — и, перекрестившись, она вышла из комнаты.

Колька вытер потный лоб и в задумчивости произнес:

— Тут и выпивка не спасет.

Лиана молча всхлипывала.

— Ну ладно, будет тебе… — жалостливо произнес он. — Я не выгоняю тебя. Живи… А если что не так, извини… Ведь я ничего до этого о тебе не знал…

— Я ничего не знаю о себе, понимаешь, ничего не знаю… — прошептала она.

Он подошел к ней и ласково положил руку на плечо.

— Мать моя надежная, никому ничего не расскажет. А если пикнет, я ей пригрожу. Ведь мы с тобой сейчас по закону почти как муж и жена.

Затем, приподняв ее со стула, он тихонько засмеялся:

— Я как узнал, что ты напилась, испугался. Хотел уж было Иоську позвать. Он мастер обратку оформлять.

— Не делай этого, не делай… — кинулась она к нему. — Я хорошо себя чувствую. А выпила я потому, что тебя заждалась. Да и на душе тяжело вдруг стало, вот и сорвалась… — И, торопливо осмотрев его, спросила: — Ты из-за меня такой сегодня?..

— Да… — чуть не плача ответил он.

— Вон ты какой… — и она прижалась к его груди.

Колька, обняв ее, улыбнулся.

— Опять живы мы с тобой… Опять… Скоро все сегодняшнее сойдет, и мы заживем… — И Колька заоткровенничался. — Будь хоть какая ты. А я все равно души в тебе не чаю. Простая ты… Прошу тебя, не обижайся. Слышишь, не обижайся…