Но доктор поправил ее:

— Не возбуждается, а раздваивается, точнее разваливается. Одного укола мало, придется второй всадить… — и позвал медсестру.

Колька прижал больную к полу, и медсестра, не обращая внимания на ее истерический крик, без всякого волнения сделала укол. Но и после второго укола балерина долго не могла утихнуть. Кольке и крик, и она сама опротивели, и поэтому, чтобы поскорее избавиться от нее, он, спросившись разрешения у врача, привязал больную за руки и ноги к кровати. И передал по смене, как зафиксированную и остробуйствующую.

Утром ее, крепко выспавшуюся и успокоившуюся после действия лекарств, сменщик отвязал. Осмотревшись по сторонам, она спросила у окружавших ее больных:

— В арестантской я, что ли?..

— Нет… — успокоил сменщик.

А маленькая, худенькая и остриженная наголо больная добавила:

— В доме терпимости ты… Мы люди не чужие. У нас фабрика есть, где мы детские калоши клеим и рукавицы шьем. А еще у нас Клеопатра есть, купец приезжий, рыжий волк, портрет царя и два новеньких билета на дневной сеанс… — И, улыбнувшись, «худоба», торопливо достав из кармана своего рваного халатика маленький колокольчик, что есть мочи зазвонила им над головой и закричала: — Новенькая, дуй на руки, дуй. Если будешь дуть, голове полегчает. Мы все дуем, и нам легчает. Ты руки не разглядывай, ты дуй на них… И памятка твоя и ум постепенно восстановятся… Ура, ура!.. Да здравствует новенькая Клеопатра, купец приезжий, рыжий волк, портрет царя и два новеньких билета на дневной сеанс!..

К звонившей «худобе» вдруг подошла какая-то старуха в полосатом халате и с чалмой на голове. Уперевшись по-барски руками в бока, она прокричала на ухо звонившей:

— Господь с тобой!.. — И, вздрогнув вся, зарыдала: — Нитки, иголки, нитки, иголки… Пойду в милицию, может, свиданку с богом дадут…

«Худоба», перестав звонить, настороженно посмотрела на нее и прошептала:

— Что мне делать теперь?..

Старуха, бросив плакать, вдруг опять в какой-то радости прокричала:

— Господь с тобой!..

— Он не со мной, он с тобой… — в ответ сказала «худоба». — Потому что ты счастье ищешь… Душа у тебя связана, а ты все равно его ищешь…

Старуха, прижав к груди руки, смотрела на нее в каком-то восхищении. Морщинки на переносье вздрагивали. Грудь тяжело дышала.

— Канарейка в клетке, вот кто я!.. — громко произнесла она.

— Глядите, договоритесь у меня… — зорко наблюдая за ними, кричит санитар и прямо в палате закуривает.

Краем глаза смотрит на новенькую, которая очень премило сидит на краю постели. Халат ее расстегнут, и стройные ноги видит вся палата.

— Отстань… — шипит на санитара старуха. — Я тебе посылку свою отдала. А вчера мне мужик десять пачек сигарет передал. Куда ты их дел?..

— Как куда… — хмыкает санитар, глубоко затягиваясь. Он любит на виду у больных курить. Дразнить их. — Как куда? — улыбаясь, продолжает он. — В сейф-запасник положил. Доктор велел выдавать тебе меньше всех, по одной сигаретке через день, по ночам ты слишком громко хрипишь. Эмфизема у тебя, не дай бог, на моей смене окочуришься, отвечай тогда за тебя, в морг на вскрытие за сорок километров вези. Так что, уж прости… Я не главный командир, есть и повыше…

Когда Колька вечером пришел на смену, санитар, осмелев, перед уходом, уже без халата, в новом костюме подошел к балерине и сказал:

— Я отдал распоряжение, а точнее, уговорил врачей не стричь тебя… Так что будь добра, при случае уважь… — И, похлопав ее по щеке, спросил: — Тебя как звать?

— Лиана…

— Ты к нам поступала раньше?

— Нет…

— Первый раз такую разумную статуэточку вижу… — улыбнулся санитар и приказал: — А ну сними с плеч халат, я на тебя погляжу… Нет ли шрамов.

В голове Лианы какая-то тупость сидела. И в знак благодарности, что сменщик не остриг ее наголо, она сняла с себя халат. Санитар жадно ощупал ее грудь, плечи и внимательно снизу доверху оглядел.

— Ты чем живешь?.. — спросил он.

— У меня группа… — ответила она.

— Наркотиками не колешься?

— Нет…

— А ну повернись…

И она повернулась. И он, ласково хлопнув ее два раза по спине, сказал:

— Одевайся… — И, с уважением посмотрев на нее, когда она оделась, спросил: — Ты меня любишь?..

— Не разобрала еще… — тихо сказала она. — А во-вторых, я не распутная…

Санитар усмехнулся:

— Да я не об этом… Славная ты… — И сказал Кольке: — Что делать с ней, даже не знаю… Может, сразу поставить над больными старшей. Новой Клеопатрой назначить…

— Не спеши… — приостерег Колька. — Это она сейчас, покуда уколы действуют, смирная. А посмотрел бы ты, как вчера пол грызла, еле скрутил ее…

— Не знал, что она такая больная, — натягивая на голову кепку, сказал санитар. — А то бы после лечения ее на дом сопроводил… — и, не дождавшись, когда Колька, пересчитает больных, ушел.

Он, так же как и Колька, работал санитаром временно. Просто после лечения от алкоголизма в этой больнице решил немного подзаработать, а заодно погасить перерыв в трудовой книжке.

«Худоба», вдруг подойдя к Кольке, сказала:

— Ты посмотри, как она на тебя смотрит.

На что Колька раздраженно сказал:

— Надоели вы мне… — и выругался. — Рядом с вами чокнутым станешь. Черт знает чепуху какую-то день и ночь несете… И когда только отрезвеете.

Он сердито топнул ногой на «худобу». И та, понуро опустив голову, отошла к зарешеченному окну, следом за ней, что-то бормоча себе под нос и придерживая руками чалму, пошла и старуха.

Трое больных, накрыв голову одеялом и оставив лишь щелочку для глаз, увлеченные только им какой-то понятной мыслью, азартно ходили из угла в угол. Колька не стал их беспокоить. Тронь их, они так заорут и взбесятся, что и не рад будешь. Присев на стульчик у двери, посмотрел на балерину. Та сидела на кровати и в каком-то старании дула на руки, словно она их обожгла. Колька насторожился, но затем успокоился. Руки были как руки, целые и невредимые. «Ишь, как раздваивается, наверное, скоро опять психоз начнется…» — и пошел за врачом. Тот пришел неохотно. За ночь поступило много больных. И надо было заполнить истории болезни да заодно назначить лечение.

— Ты чего это?.. — ласково спросил врач балерину, присаживаясь рядом с ней.

— Отрезветь хочу… — улыбнулась она.

Доктор, пошевелив бровями, внимательно посмотрел на нее. Затем спросил:

— Детка, я вчера тебя опрашивал?..

— Не знаю… — ответила она и еще сильнее начала дуть на руки.

— Ладно, хватит воздух в тело вгонять… — сказал доктор. — Пойдем ко мне в кабинет, я тебя опрошу, а заодно сказку расскажу…

— Сопроводить?.. — настороженно спросил Колька.

— Не надо… — спокойно произнес доктор и, взяв балерину за руку, повел по коридору.

«И что в ней хорошего санитар нашел… — вздохнул он, глядя ей вслед. — Только привезли, а она номера отчубучивает…»

И сам себе сказал:

— Хватит, надо увольняться отсюдова.

«Худоба», выйдя из палаты, вежливо поклонилась ему. И он обрадовался этому. Поклон подтверждал необходимость предпринятого решения.

Она пришла от доктора примерно через час. И на вопросительный взгляд Николая произнесла:

— После опроса он меня в лабораторию отослал. — И добавила: — Почему вы на меня так смотрите, словно меня бог только что сотворил?

— Надо, значит, и смотрю… — ответил он и вздохнул. — По долгу службы. Кто знает, что у вас на уме?

Она улыбнулась.

Колька сидел на стуле. А она вдруг неожиданно подошла к нему из-за спины, и он почувствовал на себе ее тепло.

Устыдившись чего-то, он медленно встал и сказал:

— Не полагается больным так близко подходить… Я понимаю, что у вас, может быть, и нет никаких злых умыслов против меня, но другие больные могут это ваше поведение расценить как сигнал к атаке, то есть нападения на меня… И если она начнется, то несдобровать ни вам, ни мне…