Но Илья и сам никогда не допускал возможности победы белых.
— Ты только раненых да убитых видишь, — сказал Фонарев. — А я веду людей в бой, и мне сожалеть некогда… Нет, неправда: сожалею. У меня никого нет, а у других жена, детишки… Подружку-то свою, сестричку, нашел?
— Нашел да и вновь потерял, — угрюмо сказал Илья. — Я думаю, она в Девятой армии. Запрашивал… а ответа нет.
— Связь поганая, — сказал Фонарев. — Подожди немного — наладится. На сегодняшний день наши жены — пушки заряжены, вот что и тебе скажу.
Перелом в борьбе с деникинцами начался во второй половине октября, когда наши 13-я и 14-я армии начали контрнаступление, имевшее целью разгромить группировку противника в районе города Орел. Утром 20 октября красноармейские части вошли в город. В то же самое время началось наступление Конного корпуса Буденного на Воронежском фронте, и конным корпусам генералов Мамонтова и Шкуро было нанесено серьезное поражение. 24 октября корпус Буденного и части 8-й армии после ожесточенных боев вошли в Воронеж. Этими успешными действиями войск и обозначился решающий перелом в ходе гражданской войны.
Во второй половине ноября соединения Южного фронта на центральном его участке — те же 13-я и 14-я армии, Эстонская и 9-я стрелковые дивизии, — охватив противника с трех сторон, выбили его из Курска. Начался разгром деникинской Добровольческой армии.
Осенью девятнадцатого года изменилось и положение на Юго-Восточном фронте, где против 9-й, 10-й и 11-й Красных армий стояли группа войск Северного Кавказа и наиболее сильная из белых армий этого фронта — Донская. Уже в конце октября Конная группа 9-й армии совместно со Сводным конным корпусом предприняла наступление вдоль железной дороги Царицын — Поворино, чтобы ударить по тылам противника и не дать деникинцам прорваться во фланг наступавших соединений Южного фронта.
К середине ноября, к моменту общего наступления советских войск против Деникина, Юго-Восточный фронт занимал рубеж: Бутурлиновка — Арчединская — Черный Яр — Астрахань.
По-своему складывалась судьба вновь возрожденной 11-й армии, в которой ныне служил Илья Гуляев. В течение двух месяцев части 11-й армии, блокированные белыми в Черном Яру, выдерживали осаду, огрызаясь, нанося с помощью Волжско-Каспийской флотилии ответные удары. Это была родная и горестная для Ильи земля. Больше уже не было тайны: здесь погиб его брат Александр, а неподалеку, на Каспийском побережье, встретил свой смертный час его отец.
Тридцатого октября началось наступление на правом крыле 11-й армии — в районе Черного Яра, в северо-западном направлении. Через восемь дней суровых непрерывных боев красноармейские полки вышли на подступы к Сарепте и здесь, на стыке Донской и Кавказской белых армий, вблизи Царицына, создали угрозу флангу и тылу неприятельской группировки.
Правое и левое крылья 11-й армии предприняли почти одновременные действия. На левом крыле решалась судьба Астраханского казачества. Центром боев здесь стало то же самое село Ганюшкино, которое в июне этого года так легко, без боя заняли астраханские и уральские казаки. Красноармейцы, кляня белых, кляня осень, непогоду и самого господа бога, пробирались болотами, форсировали многочисленные речки со взломанным льдом и несли большие потери. Однако 29 ноября красноармейцы многострадальной армии, еще недавно переставшей было существовать, ворвались в Ганюшкино.
Фонарев был прав: долго горевать не приходилось. 28 ноября Реввоенсовет Юго-Восточного фронта отдал приказ о наступлении на Царицын, и войска 10-й и 11-й армий вновь пришли в движение. А это означало круглосуточную работу полевого госпиталя, в котором Илья был и начальником, и деятельным врачом, и подчас санитаром. Да и зима пришла с ветрами и буранами, а теплых одеял не было, и с медикаментами было бедно до боли, и с перевязочными средствами, и с транспортом… И Илья, ходатайствуя, а больше мытарствуя по начальству, действовал и лаской, и убеждением, и угрозой, и униженной просьбой.
Вокруг в разрушенных войною деревнях бродили бездомные и голодные крестьянские дети, старики.
На правом фланге 9-й армии красные части Юго-Восточного фронта наносили главный удар. Между тем наступление 10-й и 11-й армий на Царицын поначалу захлебнулось. Значит, задерживалось и сближение с 9-й армией. А уж как ждал Илья вестей из 9-й армии!
Темными ночами Илья засыпал на час-другой, ворочался во сне, ему снились раненые, повозки, кони, недавний помощник, врач. И тот белый офицер Ставицкий почему-то приснился. И он вспомнил, что не только офицер Ставицкий, но и многие его астраханские знакомцы сражались на стороне белых, порой сын против отца.
Однако всю его энергию поглощали уход за ранеными, прием, подчас быстрые и смелые операции, в которых он ощущал себя заправским хирургом, а затем отправка раненых, и снова прием, и уход, и забота о медикаментах, о повозках…
Хлопоты привели его в штаб дивизии, где на этот раз он ничего не добился, зато услышал поразивший его разговор дежурного по штабу — бывшего офицера царской армии — с белым офицером, только что перешедшим на нашу сторону.
— Как же это, Николай Иваныч, — сказал штабной офицер, — вчера вы дрались на стороне белых, а сегодня станете лупить их?
— Что ж удивительного, — ответил перебежчик, не стесняясь присутствием Ильи, — все мы служим и богу и черту. Белое движение — паровоз без топлива: еще один перегон, и амба! За вами, виноват, за нами, масса, большинство.
Что это: убеждение? Или расчет? — подумал Илья.
Войска Южного фронта, тесня противника, двигались к Донбассу и грозили отрезать Донскую и Кавказскую армии деникинцев от их баз. К 1 января 1920 года советские войска полностью овладели Донбассом. Тем временем на Юго-Восточном фронте 9-я армия вместе со Сводным конным корпусом последовательно форсировала Дон, а затем, после взятия Миллерово, — Северный Донец. Тогда 10-я армия с севера и 11-я с юга и востока вновь перешли в наступление на Царицын. Перед белым фронтом в Царицыне встал призрак полного окружения. Деникин увидел невозможность удержать город и 28 декабря 1919 года отдал приказ об эвакуации… 3 января нового года наши войска вошли в город. Белые двумя колоннами отступали на Северный Кавказ: на Тихорецкую и Ставрополь.
Самой судьбою было назначено Илье кружить средь городов Волги. Вот и к Царицыну судьба бросила его во второй раз, и опять госпиталь разместился не в самом городе, а за его чертой. Волжские города были похожи один на другой: на центральной улице и каменные дома, и гостиницы, а далее — деревянные, с резными наличниками, заветными калитками, палисадниками и амбарами во дворе. А Царицын и вовсе походил на Астрахань: те же открытые террасы, переулки, булыжные мостовые и давно не ремонтированные тротуары… Только верблюдов не видать. На мостовой — конский помет, нет-нет пронесутся конные армейцы и казаки.
Ловкий санитар Еропкин, долговязый, двужильный в работе, подыскал Илье домик, однако всем был недоволен и ворчал:
— Казаку что: он привык к чужбине. А крестьянин — нет. Крестьянину цыганская жизнь горше всякой редьки. Крестьянин без своего хозяйства — странник в мире, не более того.
И в самом деле, надолго обустраиваться не пришлось. Зато вести были крылатые. Наша армия вела уже бои за Ростов-на-Дону. Юго-Восточный фронт перестал существовать: переименован в Кавказский. Значит, даешь Северный Кавказ и так далее…
Илья ступал по незнакомой ему взрытой снарядами земле. Полусожженные, разрушенные станицы. Обломки рельсов и обгоревшие шпалы вдоль всего пути отступления противника. Зима. Снег, местами нетронутый, лежавший горами, гололедица делали поход изнурительным. Скрипели колеса повозок и фургонов. Обветренные, злые лица казаков. Яростная матерщина легкораненых: эти бранили и бога, и белых, и своих штабных работников, не обеспечивших приличного сантранспорта. И те же бесприютные беженцы на дорогах, потерявшие связь с близкими, ищущие хлеба и крова.