- И где каюта капитана?

Джеймс не мог точно сказать, насколько корабль соответствует его снам, но если он взят оттуда полностью, то его каюта должна быть где-то поблизости. Юноша пошёл за Старки из юта к маленькой комнатке, отгороженной от остальных кают. Но когда Старки толкнул дверь, Джеймс понял, что комната совсем и не маленькая. Напротив, она огромная, совсем как в его снах, даже такие же гобелены на стенах.

Это была огромная каюта, заполненная роскошью, и в ней было на несколько градусов теплее, чем на палубе. Большая кровать в углу комнаты, драпированная тяжелой темно-красной тканью, одеяло, такое огромное, что в него можно было с лёгкостью закутаться, и дубовый стол, на котором стояли кубки — золотые, как он и мечтал, кажется, вечность назад — заполненный напитком, который уж теперь-то он сможет выпить, если захочет. Из груди Джеймса вырвался довольный смех. Сама комната была в красных и золотых тонах — большие и совершенно безвкусные занавески, богатая темная древесина на полу, шикарные красные коврики перед кроватью и под окном. Он зарылся пальцами ног в мягкий ворс, задыхаясь от восторга. Как давно он не стоял голыми ногами на чём-то, что не хотело его расцарапать или пощекотать. В углу висела длинная красная куртка и экстравагантная широкополая шляпа, которая ему отлично подходила. А шляпа была точно такой, как в его детских мечтах.

Джеймс подошел к углу и взял куртку, висевшую на крючке, а затем перебросил ее через плечо. Он нахлобучил шляпу на голову, совсем не замечая ничего вокруг себя. Затем он подошел к зеркалу на другой стороне комнаты и посмотрел на себя.

Его волосы стали длинными и волнистыми, гораздо длиннее, чем мать позволяла ему отрастить в Лондоне. Он уже стал выше, чем был часами ранее. Он дотронулся до своего лица. Появились маленькие усики и настоящая щетина там, где раньше ее никогда не было. Несмотря на то, что он провел на Испанском Мэйне очень мало времени, от него уже пахло морем.

Его глубоко поразило то, что он смотрел на зеркальное отражение своего отца. Джеймс подавил глубокий всхлип и, затаив дыхание, отвернулся от него. Парень стоял так минуту, грызя зажатую в кулак руку, чтобы подавить эмоции, затем повернулся и снова взглянул на лицо в зеркале.

Он был похож на своего отца. Но он также был и капитаном и верил в это до глубины души.

- Старки, - сказал он.

- Да, Капитан? - Старки заглянул в комнату, на глазах у толпы пиратов. Казалось, он был восхищен этой простой фразой.

- Что мы делаем на борту Испанского Мэйна?

- Грабим, сэр. Мародерствуем и идем по ветру. - Он громко рыгнул, а затем прикрыл рукой рот. Казалось странным, что он смутился. - И пьем, сэр.

- Что вы грабите и где мародерствуете? - спросил Джеймс, снова бросая взгляд на зеркало и поправляя шляпу на голове.

- Я, э, честно не знаю. - Старки нахмурился, щеки пошли пятнами, но это было так незаметно, что никто, кроме мальчика, который знал его всю жизнь, и не заметил бы. - Мне кажется, что мы планировали грабить или мародерствовать или что-то еще уже довольно давно. Но, чаще всего, мы в конечном итоге просто ждем.

Краем глаза Джеймс увидел, как Джукс начал смеяться, а Сми нервно переминался с ноги на ногу.

- Это нужно исправить, - сказал Джеймс, вздергивая подбородок.

- Да! - сказал Старки, его глаза снова засветились, а морщины разгладились.

Команда позади него повторила грозовое «Да!».

После этого все дружно осушили кубки с вином. Пираты медленно разбрелись по палубе, будто ничего особенного этой ночью и не произошло. А, может, так оно и было. Возможно то, что Джеймс стоял в каюте капитана в костюме пирата, было самым естественным и обыденным событием с тех пор, как он попал в Нетландию.

Джеймс присел на свою кровать - и как он рад был, наконец, видеть кровать! - и сбросил рваные башмаки. Он были похожи больше на сшитые вместе листья, чем на туфли, и грозили развалиться при каждом шаге. Юноша откинулся на кровать, наслаждаясь мягкостью перины.

До этого момента он и не осознавал, насколько вымотан. Азарт от адреналина проходила, оставляя мальчику - мужчине - лишь усталость. Эта усталость проникала вглубь до самых костей - та усталость, что приходит не от долгого бега, а от нескольких лет лишений и испытаний.

Джеймс снова дотронулся до лица, стараясь привыкнуть к странной щетине на лице. Над верхней губой, по углу нижней челюсти. Ещё сегодня утром этой щетины не было. Он уже в который раз за сегодня задался вопросом: насколько он стал старше с восхода солнца? Сложно сказать. Может, на год. Может, больше. Мальчик тяжело сглотнул от страха, нахлынувшего на него от осознания этой неопровержимой истины: он взрослеет. Принятие правды не успокоило его; напротив, лишь ужасало и угнетало. Там, в Англии, все вместе старились и приближались к смерти. Но здесь, в Нетландии, казалось, он мчался к смерти гораздо быстрее остальных, и было в этом что-то пугающее и жутко одинокое. Джеймс зажмурился.

Его пальцы наткнулись на болезненную, вздутую полосу на горле, и Джеймс снова распахнул глаза. Это был ровный порез - острое лезвие кинжала позаботилось об этом. Юноша сомневался, что порез воспалится - об этом позаботилась Тигровая Лилия. Но он чувствовал, насколько он глубок, и понимал, что останется шрам на всю жизнь. Снаружи и внутри, в душе, навсегда останется пятно, которое не смыть. Это был ещё один определяющий момент в его жизни, как и убийство пирата. Лицо Пэна, жаждущего его крови, отпечаталось в памяти, и никакие другие убийства не смогут это воспоминание стереть. Ибо каким-то образом в дальних уголках своей души, когда Питер пытался его убить, частичка Джеймса желала дать ему то, что тот хотел.

Он убрал пальцы от горла и повернулся на бок на мягкой кровати. В первые мгновения он обрадовался идее спать на мягком матрасе, но теперь Джеймс понял, что раз он не мог спать на такой постели с первого дня в этой убогой стране, то и теперь не сможет. Рядом не слышно звуков дикой природы, не обдувает холодный ветер. Наверно, придётся какое-то время привыкать к удобствам.

Но спустя какое-то время (если понятие «время» применимо к Нетландии) грубоватое пение пиратов убаюкало его, и Джеймс провалился в сон.

Глава 10

Джеймс проснулся не от шума листвы и не от криков Питера, приказывающего есть завтрак, которого не было. Он проснулся от нежного покачивания и плеска волн за бортом корабля. Этого корабля. Его корабля.

Он снова ощупал лицо и понял, что пока он спал, щетина превратилась в небольшую бородку. Джеймс поднялся с кровати и пошёл на поиски какого-нибудь лезвия. Он нашёл его в верхнем ящике стола вместе с кремом для бритья и помазком. Поблагодарив себя прежнего за такое детальное продумывание фантазии, он окунул кисть в пену и густо намазал лицо. Но стоило провести лезвием по щеки и подбородку, спускаясь на шею, как он глубоко порезался, и на коже выступила кровь. Юноша кинул взгляд на багровый, опухший рубец внизу шеи, его взгляд потемнел, и он принялся бриться аккуратнее.

Эта рана. Он старался на неё не смотреть. Воспоминания, которые она вызывала, были ужасными и слишком недавними. Джеймс подозревал, сколько бы времени не прошло, эта картинка не поблекнет. Поэтому он быстро натянул рубашку, сдёрнул с вешалки расшитый золотом красный капитанский пиджак. Затем надел и застегнул пуговицы до самого подбородка. Может теперь он и будет знать о шраме, но хоть не будет вспоминать о нём каждый раз, когда на него наткнётся взгляд.

Он снова подошёл к столу и отхлебнул из наполненного, как во сне, кубка. Было раннее утро, но кто его осудит из-за ранней выпивки? От первого глотка горьковатой жидкости Джеймс закашлялся, и на глазах выступили слёзы. Пришлось отставить бокал в сторону, пока кашель не пройдёт.

Он натянул на ноги пару чёрных начищенных сапог и улыбнулся. Они были гораздо более удобные, чем те ботинки из листьев, что он носил последние пару лет.