МИШЕЛЬ : Земные заботы вполне могут и подождать пару недель. Еще один довод в пользу того, чтобы работать быстро и решать вопросы эффективно. Будем прагматиками. И тогда у нас хватит времени на урегулирование еще одной небольшой закавыки.

СТЕФАН : Еще одна небольшая заковыка… Опять французское понятие?

МИШЕЛЬ : Латинское. Index librorum prohibitorum.

ГВИДО : О чем вы?

МИШЕЛЬ : Вас в семинарии не учили латыни?

ГВИДО : Что вы хотите от Индекса? Вы только что его упоминали, но …

МИШЕЛЬ : Уф! А то я было уже испугался. Индекс! Пресловутый индекс! Список запрещенных книг. Вредоносны, судя по нему, стихи Бодлера, романы Флобера или произведения Сартра? Эти суждения не кажутся мне достойными нашей Церкви. И пока я затронул только французскую литературу. Если же мы отважимся на вылазку в область всемирной науки, то в этом списке фигурируют и Дарвин, и Коперник. Отвергать из идеологических соображений теорию эволюции и вращение Земли вокруг Солнца! и главное, запрещать католикам иметь на этот счет собственное мнение, – надо же было додуматься до такого. И это сделал Индекс. Мы наведем порядок: выметем все метлой.

СТЕФАН : Но что вы хотите сделать? Сократить Индекс? (Коварно) Тогда как современные события подталкивают скорее к тому, чтобы его расширить …

МИШЕЛЬ : А это мысль, включить в индекс новые книги. Тем более, что «Майн Кампф» никогда в списках не фигурировал.

ГВИДО : Писатель из Гитлера никудышный.

СТЕФАН : Историческое упущение. Но с этой оговоркой, я вас полностью поддерживаю в вашем новом крестовом походе.

МИШЕЛЬ : А вы, Гвидо, тоже за новый крестовый поход?

ГВИДО : Целиком за. Дело безотлагательное. Вы должны посвятить всю энергию этой жизненно-важной задаче. Нам надо перечесть, составить и актуализировать Индекс. В 1966г. Ватиканом было принято и опубликовано прискорбное решение об отмене индекса запрещенных книг.

МИШЕЛЬ : Действительно. Единственное, что осталось от Индекса, после утраты им нормативного характера и соответствующей цензуры, это функция морального ориентира. Таким образом, индекс еще не вполне мертв.

СТЕФАН (радостно): Мы его возродим.

МИШЕЛЬ : Мы его окончательно похороним, да.

СТЕФАН : Что ? Вы хотите покончить с моралью ?

МИШЕЛЬ : Мораль никоим образом не связана с запретом книг. После 2000 -летней истории …

ГВИДО : Чуть больше.

МИШЕЛЬ : Неважно : христианство вступило в возраст зрелости, вы не находите ? Так что не будем считать нашу паству стадом безмозглых баранов, которым надо говорить, что читать, а что не читать. Индекс запрещенных книг – не только список, но, главным образом, сама концепция индекса и его претензия на функции нравственного поводыря – так вот: все это, дорогой кардинал фон Харден, исчезнет, лопнет как пузырь. Ибо таково значение слова булла. Папская булла: в общем-то дань девятой музе. (Напевает песню Сержа Генсбура) И будет пуф ! Бабах ! Фью ! Плюх ! Вззззжик !

СТЕФАН : У вас ни за что не получится.

МИШЕЛЬ : Да что вы, вот увидите. Все займет пару недель. После историй с отлучением от церкви все пойдет как по маслу.

СТЕФАН : Невозможно.

МИШЕЛЬ : Невозможно – это не по-нашему, не по-гвиански. И потом вы забываете одну вещь.

СТЕФАН : Какую же?

МИШЕЛЬ : Хронологию.

ГВИДО : Он прав, это может пройти.

МИШЕЛЬ : Монсеньер Фальконе, вы любитель истории, думаю, вы уловили суть.

ГВИДО : Это будет третье и последнее поприще, по поводу которого нам придется высказаться, правда?

МИШЕЛЬ : Я вижу, что Монсеньер Фальконе следит за моими рассуждениями.

ГВИДО : Пройдет.

СТЕФАН : Как вы смеете такое говорить ? Никогда такое не пройдет.

ГВИДО : Пройдет. Поможет обмен веществ.

СТЕФАН : Обмен веществ?

ГВИДО : Все кардиналы, без исключения, все – и вы тоже захотите выйти из конклава. Они сдадутся, не выдержат сухофруктов, сухарей и теплой воды. И жизни скопом.

МИШЕЛЬ : Видите, мой голос – отнюдь не глас вопиющего в пустыне. Даже Монсеньер Фальконе обратился в мою веру.

ГВИДО : Скорее поверил в вашу стратегию.

МИШЕЛЬ : Это начало.

ГВИДО : Я поражен вашей откровенностью. Вот так раскрыть нам свои намерения. Благодарю вас за такое доверие.

МИШЕЛЬ : Разве не лучше друг другу говорить все?

ГВИДО : И ничего не скрывать?

МИШЕЛЬ : Звучит новаторски, да? Но и доверие имеет границы. Теперь я хотел бы переодеться. В одиночестве.

ГВИДО: Это не принято.

МИШЕЛЬ: Когда-то все было внове.

СТЕФАН : Монсеньер Фальконе прав. Это против обычаев. Что скажут другие кардиналы, когда увидят, что мы выходим без вас?

МИШЕЛЬ: Могут забеспокоиться, да? (Пауза) Даже подумать плохое … Ну так скажите им, что со мной все в порядке. (Пауза) А то они привыкли к дурным новостям.

СТЕФАН : Но Ваше Святейшество, моя обязанность – одеть вас, облачить вас в мантию вашего понтификата …

МИШЕЛЬ : Слушайте меня хорошенько – и оба: я намерен одеваться самостоятельно. Наполеон прекрасно сам себя короновал, и ничего страшного не случилось, правда? Можете считать это французской прихотью. Можете даже сказать, что это такая гвианская привычка, если так легче скормить это вашим коллегам. Безобидный заскок – перед тем, как в полной мере заняться всемирным служением.

СТЕФАН : Прозрачность процесса требует того, чтобы я остался с вами, вдали от посторонних взглядов.

МИШЕЛЬ : Оригинальные у вас взгляды на прозрачность. Иезуитские. Я со своей стороны абсолютно прозрачно изложил вам свои взгляды, и, кстати, возможно как раз потому, что я не замалчивал некоторых тем – меня в конце концов и выбрали. Чтобы претворить их в жизнь. Блестящая победа после 42 туров голосования. А в остальном, я уверен, что в Риме есть места стриптиза гораздо более пикантные, чем комната слез.

СТЕФАН : Ваше Святейшество!

МИШЕЛЬ : Мне что, заставить вас клясться, что вы не знаете адресов? Не надо? Ладно. Тогда выйдите немедленно, пока я не передумал, и возвращайтесь через полчаса.

Гвидо и Стефан направляются к двери. Гвидо открывает дверь и выходит. Стефан оглядывается.

СТЕФАН : Ваше Святейшество …

МИШЕЛЬ (знаком приказывая ему удалиться) : Extra omnes.

Стефан выходит и закрывает дверь.

Мишель провожает его взглядом и еще несколько секунд задумчиво смотрит на дверь, – то ли, чтобы убедиться окончательно, что он ушел, то ли размышляя о характере этого человека.

МИШЕЛЬ : Хоть этот не позабыл азов латыни (Пауза). Ну, теперь пора.

Мишель направляется к шкафу. Он волнуется, секунду медлит прежде, чем открыть его, – ведь это начало новой жизни. Наконец, открывает и в изумлении отступает назад.

МИШЕЛЬ: Что такое? Что вы здесь делаете? Выходите! Немедленно выходите!

СОФИЯ (робко выходит из шкафа): Простите, я не хотела вас испугать.

МИШЕЛЬ : Кто вы? Что вы делаете в этом шкафу? Вы журналистка и шпионите за выборами папы, да?

СОФИЯ : О нет, что вы, вовсе нет, не думайте так!

МИШЕЛЬ : Немедленно скажите мне, кто вы такая. Или я позову охрану.

СОФИЯ : Только не это, они меня и так повсюду ищут.

МИШЕЛЬ (удивленно): Объяснитесь, и постарайтесь говорить ясно.

СОФИЯ : Умоляю вас, Ваше Святейшество.

МИШЕЛЬ : Откуда вы знаете, что я новый понтифик? Вы подслушивали?

СОФИЯ : Я услышала невольно. Я здесь сижу с прошлой ночи, спряталась прямо перед тем, как камерлинг впустил всех кардиналов в Сикстинскую Капеллу. А поскольку потом все закрыли на ключ, мне было не выйти. Ой, чуть не забыла: поздравляю вас с избранием, Ваше Святейшество, Искренне.

МИШЕЛЬ : И вы тоже.

СОФИЯ : Что?

МИШЕЛЬ : Но вам еще надо доказать вашу искренность. Кто вы, в конце концов?

СОФИЯ : Меня зовут София. Я бухгалтер. Бухгалтер в Банке Ватикана.

МИШЕЛЬ : И что вы тут делаете?!? В шкафу банкоматов нет!

СОФИЯ : Курия меня всюду разыскивает. Я здесь спряталась.