К ночи у Коржавина резко поднялась температура, и он впал в беспамятство. Медсестра подняла тревогу. Коржавин метался в бреду. Дежурный врач не отходил от постели. Лишь перед самым рассветом Коржавин наконец успокоился и заснул. Но и во сне он двигал губами, вздрагивал, махал рукой, словно продолжал с кем-то ожесточенно спорить.

— Это от большой потери крови, — многозначительно произнес молодой врач, недавно окончивший институт. — Ввели новую, а организм ее тяжело усваивает.

А медсестра, поседевшая за тридцать лет работы в госпитале, лишь сокрушенно покачала головой. Она видела разных тяжелобольных, которым вливали крови значительно больше, чем Коржавину, но никогда не было такого беспокойства. Нет, тут что-то другое.

— А еще говорят, что бокс не влияет на здоровье,— сказала она, как бы отвечая молодому врачу, и, вздохнув, снова вытерла крупные капли пота на лбу больного.

Подполковник Афонин возвращался из отпуска. Путь из Донецка в Среднюю Азию лежал через Москву. В столице Афонин намеревался задержаться, побывать в театрах, посетить музеи, осмотреть выставки, послушать лекции. Так поступал он всегда: возвращаясь из отпуска, обязательно останавливался в Москве. Афонин хорошо знал столицу, хотя и не был москвичом, имел в городе много друзей, следил за всеми новшествами и заранее планировал свое пребывание, рассчитывая чуть ли не каждый час. За короткое время он успевал вобрать в себя очень много нужного и полезного и часто удивлял своими обширными познаниями культурной жизни столицы друзей- москвичей, которые порою и за год не находят времени побывать и осмотреть все то, что сумел за неделю обойти подполковник Афонин.

Правда, к концу такой недели у Афонина гудели ноги от усталости, но это была приятная усталость. Время, проведенное в Москве, он называл «днями аккумуляторного наполнения». Приобретенные знания подполковник Афонин потом использовал в своей работе. Заместитель командира ракетного подразделения по политической части хорошо знал, что воспитывать людей, влиять на чувства и мысли, настраивать душевную жизнь человека во много раз труднее, чем настраивать сложнейшие кибернетические приборы.

На этот раз, останавливаясь в Москве, Степан Кириллович хотел непременно попасть во Дворец спорта, посмотреть финальные поединки личного первенства страны по боксу. В дороге, показывая соседям по купе газету с фотографией Коржавина, подполковник с гордостью говорил:

— Из нашего гарнизона! Отличный солдат. Представляете, в мирное время совершил подвиг и награжден медалью «За отвагу».

Однако попасть во Дворец спорта и посмотреть соревнования боксеров подполковнику не пришлось. Едва он прибыл в Москву, как из свежих газет узнал: Коржавин вступил в неравную схватку с бандитами-рецидивистами. Вое они задержаны, скоро предстанут перед судом. А смелый боксер находится в госпитале...

Утром, после завтрака, подполковник Афонин объявил Тамаре Сергеевне и ее мужу Андрею Харитоновичу, своим фронтовым друзьям, что отправляется на розыски рядового Коржавина.

— Степа, ты забыл, что находишься в Москве! — ответила Тамара Сергеевна, полногрудая, рано располневшая женщина. — В столице можно все узнать, не выходя из квартиры.

Она взяла карандаш, бумагу и подошла к телефону, Степан Кириллович смотрел на Тамару Сергеевну, которая куда-то энергично звонила, кого-то спрашивала, записывала, снова набирала цифры на диске телефона, и мысленно переносился в недавнее, но ставшее уже далеким по годам прошлое, когда Тамара Сергеевна была просто Томой, остроглазой и бойкой девушкой с тонкой талией и задорной челкой на лбу. И в нее, отчаянного санинструктора батальона, влюбились тогда многие фронтовики. Но она выбрала веснушчатого и застенчивого Андрюшку Уралова, молодого лейтенанта, командира взвода разведчиков, и осталась беспредельно верна ему.

— Степа, пожалуйста, вот телефон военного госпиталя и адрес,— Тамара Сергеевна, довольная своим успехом, протянула листок.

— Спасибо! — Афонин пробежал глазами адрес госпиталя, прикинул в уме, как к нему добираться. — Да, далековато... Ну, ничего! В Москве, кажется, близкого ничего нет. Доберемся на попутном транспорте.

— Подожди, не торопись. Это еще не все, — сказала Тамара Сергеевна. — Теперь нам надо выяснить, когда в госпитале разрешают встречаться с больными.

Она снова принялась названивать. Потом, все разузнав, сообщила Афонину:

— Сегодня в госпитале, вернее, в хирургическом корпусе, где лежит твой солдат, неприемный день. А завтра с двенадцати утра разрешают посещения больных. Так что поход в госпиталь отменяется.— Она посмотрела на мужчин, улыбнулась и тоном приказа сказала: — А сейчас все вместе отправляемся выполнять ранее намеченный план: едем на Выставку достижений народного хозяйства. Мужчин прошу пятнадцать минут увлечься газетами и журналами, пока дама приведет себя в порядок.

Глава двадцать пятая

На следующий день Тамара Сергеевна сама взялась, как она сказала, «укомплектовывать передачу» для раненого солдата.

— Вы, мужчины, ничего в этом деле не смыслите и всегда приносите совершенно не то, что нужно, чего ждут, — заявила она, отправляясь в магазин.

Во второй половине дня подполковник Афонин, нагруженный аккуратно упакованными свертками и пакетами, переступил порог военного госпиталя. У окошка, где выдавали пропуска, толпилось человек десять. Когда подошел черед Афонина и он, наклонившись, сообщил, куда и к кому идет, пожилая женщина с резкими чертами лица, одетая в военную форму, сказала:

— Товарищ подполковник, у рядового Коржавина сейчас много народу. Мне приказано больше не выдавать пропусков. Передачу сдайте в соседнее окошко, вложите записку, и ее доставят вашему боксеру.

Афонин начал доказывать ей, что ему крайне необходимо повидаться с больным Коржавиным, но женщина бесцеремонно перебила:

— Я по-русски вам говорю, мне приказано не выписывать пропусков в хирургическое отделение к рядовому Коржавину. — И, вздохнув, добавила: — Сегодня сумасшедший день! Все идут только к боксеру. К генералам никогда столько народу не ходило. Не знаю, чем он прославился!

— Кто может дать разрешение?

— Дежурный по госпиталю.— Она назвала номер телефона. — Только, думаю, напрасно. Лучше в другой раз приходите.

Афонин подошел к телефонному аппарату, который висел на стене возле окна, и, положив свертки и пакеты на подоконник, снял трубку. Дежурный, едва только Афонин произнес имя Коржавина, резко ответил: «Нет, сегодня нельзя» — и повесил трубку.

Степан Кириллович снова набрал нужный номер и потребовал, чтобы дежурный выслушал его:

— С вами говорит подполковник Афонин, заместитель командира по политчасти ракетного подразделения, в котором служит рядовой Коржавин. Я прибыл из Туркестанского военного округа. Могу ли я навестить своего подчиненного?

Дежурный сразу изменил тон, переспросил фамилию, сказал, что он сейчас же позвонит и велит выписать пропуск.

Через несколько минут Степан Кириллович шел по асфальтированной аллее к трехэтажному корпусу, в котором размещалось хирургическое отделение. Около кирпичного здания с большими светлыми окнами стояли три автобуса, и на каждом из них было написано «телевидение». От одного автобуса тянулись электрические кабели наверх, в окно второго этажа. Десятка два больных — кто с забинтованной рукой, кто с загипсованной ногой, опираясь на костыль, — толпились возле машин, заглядывали внутрь, расспрашивали шоферов и технических работников.

Афонин, мельком осмотрев машины —все ж таки интересно посмотреть, как снимают для телепередачи, — вошел в просторный вестибюль, получил белый халат и, никого не спрашивая, поднялся на второй этаж. Нашел нужную палату, заглянул в открытую дверь. Палата оказалась пустой. На тумбочке, на подоконнике и просто на полу лежали свертки, кульки, пакеты, пачки печенья, вафли, коробки конфет, крупные мясистые помидоры, зеленые огурчики, краснобокие яблоки, сочные груши, нежные персики, виноград, огромная дыня, апельсины, бананы, сливы. Всего много. Не было лишь самого Коржавина и его койки.