— Я тебя люблю, мамуля! — признался Обрез. — Показывай свой запасной выход!
…Браслет очнулся через несколько часов. Открыв глаза, он с недоумением увидел, что находится в каком-то темном и очень узком помещении, где невозможно было даже полностью выпрямиться. Он попытался пошевелиться, но оказалось, что руки и ноги у него крепко-накрепко стянуты клейкой лентой. Он попробовал крикнуть, но и губы у него были залеплены той же лентой. Тогда он начал извиваться и биться головой и ногами в противоположные стены, издавая приличный шум.
— Никак наш красавчик очухался? — услышал он шепелявый, по-стариковски надтреснутый голос и нервный смешок. — Выпустим его на волю, что ли?
Браслет начал извиваться еще сильнее.
— Вытащим его, Кирпич! А то он там со страху да от неведения мне всю подсобку обделает.
— Вылазь, мил человек! Калякать с тобой желаем, — произнес тот же стариковский голос, и в узкое помещение проник яркий электрический свет, заставивший Браслета после кромешной темноты даже зажмуриться.
Затем чьи-то сильные руки весьма невежливо ухватили Браслета за воротник пиджака и бесцеремонно выволокли из подсобки в коридор жилой квартиры. И только теперь пленник смог хорошо рассмотреть своих похитителей. Один из них действительно оказался стариком довольно тщедушного вида. Зато второй был куда моложе и гораздо здоровее своего приятеля.
«Значит, это и есть Кирпич и его подельник Обрез, — подумалось Браслету. — Но как? Почему они все еще живы? Опять что-то не сработало в моих планах? Чтобы им всем, этим исполнителям, пусто было!»
— Ну-ка, мил человек, позволь тебе рот распечатать, — обратился к нему старик и резко дернул клейкую ленту, содрав у пленника лоскут кожи с нижней губы, откуда сразу же закапала алая кровь на белую рубашку.
— Слушай, Кирпич, так не годится! — воспротивился вдруг действиям старика тот, что был помоложе. — Он же мне весь коридор кровью замажет! Лучше давай его сразу в ванну положим, и пусть там себе кровью исходит, как кабан недорезанный…
— Уговорил! Бери его за руки, а я возьмусь за ноги… Потащили!
— Э-э! Куда вы меня тащите?! — завопил дурным голосом Браслет, но сразу прикусил язык, получив увесистый удар кулаком по носу. Теперь кровь полилась у него еще и из носа.
Кирпич с Обрезом затащили переставшего сопротивляться Браслета в ванную комнату и действительно небрежно бросили его в пустую ванну, при этом пленник сильно ушибся затылком о ее край, зашипев от боли.
— Что вам надо от меня? — простонал он, когда боль несколько поутихла.
— Ничего особенного, — спокойно прошепелявил Кирпич. — Мы просто хотим знать, где у тебя лежат деньги, только и всего. Как видишь, вопрос простой и очень легкий. Мы предлагаем тебе жизнь и коммерческое процветание… Под нашим контролем, разумеется! А ты выдаешь нам все свои коммерческие секреты, тайны там разные, денежные вклады и прочие мелочи. Заметь, мы люди очень щедрые.
— Где Жбан? — спросил Браслет. — Что вы с ним сделали?
— Жбана твоего пришлось утопить во второй раз. Мы его трупик в лунку засунули на Московском море. Туда же отправился и его бритоголовый приятель. Теперь раньше весеннего ледостава их вряд ли кто поймает. Хотели, честно говоря, обоих под плотину сбросить, но потом передумали. Что-то ненадежные плотины в прежние времена строили. Один раз твой Жбан из-под этой плотины уже спасся, хватит!
Пока Кирпич зубоскалил, радуясь тому, что его враг наконец-то попал к нему в руки, Браслет просчитывал возможные варианты, как остаться в живых, но так или иначе получалось, что жизнь ему эти люди не сохранят ни при каких условиях.
— Хорошо, — решил максимально тянуть время Браслет, надеясь на чудо, — я согласен на все ваши условия и скажу, где хранятся мои основные капиталы. Они… в коммерческом банке!
— Он меня уже достал! — вскричал Обрез. — Кирпич, можно я этой падле сам иголки под ногти загоню?
— Приступай! — разрешил Кирпич, недобро улыбаясь.
У Браслета похолодело в затылке и закололо в груди.
— Нет, — вякнул он, — вы не посмеете! Живому человеку иголки под ногти?.. Вы же не фашисты, а?
Но причитаний Браслета никто не слушал. Обрез достал из маленького стенного шкафчика, висевшего в ванне, набор швейных игл самой разной длины и начал примеряться, как бы получше вогнать их в трепещущую плоть пленника.
— Мне так неудобно, — сказал он. — Надо перевернуть этого хрена моржового мордой вниз, чтобы был доступ к тому, чем он ковыряет в носу…
— Взяли! — согласился Кирпич. — Хотя постой. Он же орать будет как резаный. Давай ему кляп в глотку забьем!
— Валяй!
— Нет, это не годится. Тогда он не сможет говорить, — засомневался Кирпич. — Ладно, перевернуть его все равно надо. Взяли!
Браслета перевернули, и он бессильно ткнулся разбитым носом в потрескавшуюся эмаль ванны.
— Другое дело! Сейчас я ему…
— А-а!.. — заорал что было мочи Браслет, заранее почувствовавший невыносимую боль, которая вот-вот должна была ударить по мозгам, скрутить в один жгут все его нервы. — Я все отдам, Богом клянусь! Сейф… В кабинете! В офисе! Потайной сейф… Там много денег. Почти вся наличка! Богом клянусь!
— А ведь не врет, пожалуй. Как думаешь? — спросил Кирпич у своего напарника.
— Не верю я ему что-то…
— Я правду говорю. Записывайте секретный код!
— Ну, запиши, — разрешил Кирпич Обрезу. — Только не напутай чего, а то будем потом чухаться!
— Говори!
— Слово из шести букв — «импорт». Наберете на диске, а потом ключом… И все!
— Где ключ от сейфа? — спросил Кирпич.
— В кармане был…
— Да я у него все выгреб из карманов! — заулыбался Обрез. — Там они лежат, в кухне, на холодильнике! Сейчас доставлю в лучшем виде.
Он моментально слетал на кухню и вернулся со связкой ключей.
— Вот они! Который из них от сейфа?
— Тот, что самый длинный.
— Вот этот?
— Да…
— А теперь поподробнее расскажи, где этот твой сейф спрятан, — предложил Кирпич, заговорщицки подмигивая Обрезу.
— Сейф вмонтирован в стену. Достаточно снять портрет Чайковского и открыть маленьким ключиком дверцу в стене. Там сейф… Это все!
— Думаешь, правду говорит? — опять взялся за свое Кирпич. — Знаешь что? Давай все же проведем ему несколько иглоукалываний для надежности. По методу древних китайцев. Мне про них Карла рассказывал. Действуй, друг!
— Мигом! — обрадовался Обрез, снова хватаясь за иголки. — Вот этак! Вот так! — И он одну за другой вогнал две иглы под ногти Браслету. — Кирпич, а чего это он не орет? Сомлел, что ли?
— Сомлел. Должно, от страху. Страх, друг, даже убивает…
— Может, и он того, окочурился? — заволновался Обрез.
— Не боись, выживет! Покуда пускай здесь полежит, в ванне, а мы тем временем смотаемся в Москву. Проверим там, что к чему, а заодно и сейф пощупаем. Если же он, падла, лапшу на уши нам вешал, то вернемся и его собственную голову ему же в задницу засунем… Поехали! Да глотку ему опять заткни, как раньше было.
Во второй раз за эту несчастную для него субботу Браслет очнулся часа через полтора. Так плохо, как теперь, он никогда еще себя не чувствовал. Голова гудела, как будто в ней били в колокол, сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди и разорвется противопехотной гранатой. И при всем при этом каждое движение вызывало сильную боль где-то в районе грудины, затем она резко простреливала в левое плечо и даже под левую лопатку.
Как ему удалось развязать руки и ноги, Браслет и сам не помнил. Скорее всего помог достаточно острый край старой чугунной ванны, о которую он как-то умудрился перерезать-перетереть свои липкие путы. Освободившись от них, Браслет смог выбраться из ванной комнаты и, держась за стену, пройти в комнату с кроватью и столом. Он разыскивал телефонный аппарат, чтобы позвонить и вызвать помощь, но телефона в этой убогой квартире не нашлось. А ему становилось все хуже и хуже. Из последних сил Браслет, встав на карачки, дополз до входной двери и исколотыми опухшими пальцами попытался открыть замки, однако так и не смог с ними совладать.