Глядите, бежит обратно! Мордочка у него стала круглой, как надутый шар. Значит, то, за чем они шли три дня и три ночи, уже в надёжном месте, в защёчном мешке.

Илюк схватил насквозь промокшего суслика и спрятал под ухо. Надо торопиться!

- Что бы ни случилось, нельзя терять сознания! - ещё раз подбодрил себя Илюк и во второй раз бросился в бешеный поток.

Прошло много времени, звёзды уже сменили свои места. Маленькая звезда, словно искала кого-то, опустилась совсем низко.

Наконец Илюк выкарабкался на берег. Встал. Глаза его были закрыты. Он шатался, казалось, вот-вот рухнет.

- Ты что? На качелях качаешься?! - заверещало неугомонное ухо. Оно не хотело больше висеть, словно вывешенное на просушку. Ухо зашевелилось, приподнялось, и оттуда выполз Острый Зуб. И сам на себя рассердился: «Ну что за голова! Твой друг еле стоит на ногах, не в силах даже открыть глаза, а ты о каких-то качелях подумал!»- Илюк! - позвал Острый Зуб. - Илюк! Илюк! Открой глаза!

- Млад-ший! - прошептал Илюк и, шатаясь, тронулся в обратный путь.

- Слон и суслик вернулись!..

- Ах, они опоздали!

- Немного бы пораньше!..

- А сами-то! Страшно глядеть… В ранах, в ссадинах! Видно, целебными ягодами придётся лечиться им самим!

Орлы, сидевшие вокруг умирающего, расступились. Распластав одно крыло, а другое прижав к себе, лежал Младший.

Илюк поднял хобот, и раздался мощный рёв. Так кричат индийские слоны, когда приходит беда и отвести эту беду нельзя ничем. Потом Илюк от горя стал колотить хоботом по земле. Задрожала земля, затрясся Острый Зуб на спине Илюка. Алые ягоды выкатились из его лап и упали прямо на Младшего.

И все увидели, как орлёнок медленно открыл глаза…

От радости Острый Зуб засвистел, спрыгнул на землю и обошёл вокруг Илюка.

Вдруг он застыл с открытым ртом и в ужасе уставился на орлов. Дрожащими лапками он вцепился в кончик Илюкова хобота:

- И-и… Илюк… Я… я… Орлы - наши исконные враги. Знаешь, они нас на лету хватают… П-п-пропал! П-п-погиб!

Но Старший Орёл склонил перед ним голову:

- До тех пор, пока орлы не разучатся летать, для нас не будет родных дороже тебя и слонёнка! И пусть отныне весь твой славный род Откуси-с-первого-раза не боится никакой птицы: ни орлов, ни соколов, ни кречета, ни даже ночных охотников - филина и неясыти.

Бывает же так: целый день, с утра до самого вечера, - и весь счастливый!

Таким и был для Илюка этот день. Утром он стоял у подножия горы, смотрел в небо и ему хотелось петь: Младший летал! Взлетит - и медленно кружит. Илюк может считать, покуда не собьётся со счёта, а Младший парит, даже крылом не шевельнёт. Потом зайдёт против ветра, поднимется ещё выше - и вдруг сложит крылья и косо падает вниз. Опустит Илюк взгляд на ближние холмы - и тоже хочется петь. Там живёт род Откуси-с-первого-раза, туда побежал Острый Зуб - проститься с дядей и дать наказы родичам, как тем жить в его отсутствие-Наказы его слышны отсюда.

- Сони! Неисправимые сони! - кричит Острый Зуб. - Небось не успею я отъехать, как вы снова завалитесь спать? А я тороплюсь в Чувашию! Меня ждут! Спите, спите, сони! Вы только во сне и можете увидеть Чувашию и Хеведусь!

И Острый Зуб запел:

С этой песней он уселся верхом на Илюка.

Проводы вышли торжественные. На земле их провожала толпа сусликов, в небе - стая орлов. Илюк помахал орлам хоботом. Острый Зуб обежал всех родичей и всем пожал лапы.

…Они уходили всё дальше и дальше, но ещё долго в небе стояла чёрная точка - это Младший провожал их.

В полдень перед ними показалось селение - кишлак. Во дворе крайнего дома лаяла собака, лязгала железная цепь. Им нужно было совсем в другую сторону, но Илюк повернул к дому.

На воротах было написано:

«Стой! Во дворе - злая собака! Она разорвёт тебя на сорок частей!»

Илюк прочитал громко, чтобы и Острый Зуб узнал, что здесь написано. Потом внимательно посмотрел на собаку, которая со свирепым лаем рвалась на цепи.

Острый Зуб с опаской глянул вниз. Собаки - ужасные существа, они любят обнюхивать сусликовые норки и разгребать их! Вдруг что-то большое, серое бросилось прямо на суслика. Острый Зуб даже не успел позвать на помощь своего дядю. «Ай, набросился! Ай, душит!» - пискнул он. Оставалось только в последний раз взглянуть на белый свет и попрощаться с ним. Острый Зуб открыл глаза - и чуть не лопнул от досады на самого себя. Он, Доблестный Племянник и Грозный Страж Алого Сокровища, сидит на слоне, высоко-высоко, далеко-далеко от собаки! А большое, серое - это просто Илюково ухо! Острый Зуб зевнул, потянулся, легонько пригладил свой лоснящийся мех и уселся, выпятив грудь.

- Что, что, что с вами? - растерянно затявкала собака. - Вы, вы, вы что? Вы что, слепые? А-а, вы, наверное, неграмотные! Вот тут всё написано! Я - злая-презлая собака! Мимо меня положено мчаться во весь опор и без оглядки!

Илюк молча смотрел на собаку и что-то обдумывал. Тогда собака принялась за Острого Зуба:

- Ты что, суслик? Ведь суслики, стоит им увидеть собаку, с писком бросаются в бегство! Ты почему не пищишь? Почему не бежишь?

Острый Зуб ещё раз оглядел себя, встряхнулся, пригладил мех и лишь потом с жалостью посмотрел на собаку:

- Ты, дорогой друг, болен, да? Я слышал, есть такая страшная болезнь, когда всё видится наоборот! Ты всё перепутала: не суслики от собак, а собаки от сусликов бегут без оглядки во весь опор, визжат и молят о пощаде! А сцапает суслик собаку - как та жалобно скулит, бедняжка! Я всё понял! Ты увидела меня - и от ужаса сошла с ума! Вот беда! Что же делать? Не бойся! Вижу, у тебя от страха подкашиваются ноги. Наверное, думаешь: «Ай, набросился! Ай, душит!» Успокойся! Я совсем не одобряю своих могучих родичей, когда они травят собак. Это несправедливо, нельзя обижать маленьких и слабых!

Собака медленно опустилась на задние лапы и ошалело огляделась по сторонам.

- Ты совсем не злая собака! - сказал Илюк. - Злая собака сразу кидается на прохожего и не спрашивает, грамотный он или нет. Нет, ты не злая собака.

- Ты, ты… откуда знаешь? - спросила собака. - Я была знаменитой пастушеской собакой…

Илюк ещё раз внимательно посмотрел на неё.

- Я что-то не пойму тебя, - сказал он. - Глаза у тебя круглые и ясные - всякому понятно, что они видят насквозь! Ноги у тебя длинные и сильные! Уши твои стоят торчком! Хвост твой как новый веник. Такому хвосту позавидует каждый! Значит, ты и СЕЙЧАС знаменитая пастушеская собака! Но что ты делаешь со словами? Как ты с ними обращаешься? Перед бодрыми и надёжными словами «пастушеская собака» ставишь «была» - и великие слова становятся пустыми и печальными.

Тут собака совсем сникла: уши опустились, глаза потускнели, хвост повис…

- Горе моё большое… - начала она свой рассказ. - Уже месяц, как я здесь, в неволе… До этого я была… я ЕСТЬ знаменитая пастушеская собака! Хозяин мой - Чабан, он называл меня Сестрой. Я любила Чабана, его семью и детишек, я любила стадо, которое мы с ним пасли. Он часто говорил: «Не я стадо пасу, а Сестра». Но однажды, тёмной ночью, на меня напали, связали и затолкали в мешок. Человек с горящим взглядом и косой бородой привёз меня сюда. Три дня не давал он мне ни капли воды, ни крошки еды, хотел, чтобы я ползала перед ним. Потом бил и приговаривал: «Тайком, Тайком! Вот какая у тебя будет кличка! Учись нападать тайком: подползи и бросайся! Мы с тобой будем самыми удачливыми охотниками!» Но я не хочу такой клички. У меня есть имя, я - В-один-миг.