Когда Андухар перевел слова друга, Шеэтта энергично закивал, давая понять, что он полностью согласен, после чего бесцеремонно заявил:

— Насколько я могу судить, у твоего друга и мозги выдающиеся, а не только то, что болтается у него между ног. Меня, как отца, тревожило последнее, но я успокоился, убедившись в первом.

Придерживаясь разработанного канарцем плана, они побежали вперед, но старались беречь силы, пока на западе не взошла третья звезда, которую Сьенфуэгос называл Арайей.

С ее появлением Сьенфуэгос и Белка тут же свернули на юг, почти под прямым углом, и помчались еще быстрее, понимая, что их спасение во многом зависит от того, успеют ли они вовремя объединиться со спутниками.

Но главной проблемой для канарца стало не то, как скорее добраться до места, а то, как бы не отстать от девчонки, которая, казалось, летела над землей, легко перепрыгивая через камни и кусты и обходя колючие кактусы с такой ловкостью, словно видела в темноте, как кошка.

— Еще чуть-чуть, и я тебя пришибу! — ворчал он порой. — Вот ведь чертово отродье ящерицы!

Немного погодя они увидели позади две группы огней — пока еще далеких. Канарец на секунду остановился, чтобы перевести дух и сообщить Белке, что трюк удался, словно она могла его понять:

— Они клюнули! — воскликнул он. — Эти козлы и впрямь разделились.

Девочка поняла его слова без перевода и с легкостью повторила одну из тех фраз на кастильском наречии, что неоднократно слышала прежде:

— Чертовы команчи, сукины дети!

Сьенфуэгос посмотрел на залитую тусклым звездным светом пустыню и с улыбкой заметил:

— Ты и впрямь быстро все схватываешь! И вообще, ты самое удивительное существо на свете. Вот только что я буду с тобой делать, когда ты станешь женщиной? — он печально пожал плечами и вдруг решительно махнул рукой: — Ну ладно! Сейчас для нас главное — дожить до той минуты, когда ты ею станешь. А там посмотрим. Беги вперед, только осторожно!

Они снова помчались вперед и бежали почти целый час; затем канарцу вновь потребовалось остановиться, чтобы хоть немного отдышаться и предупредить друзей коротким свистом.

В ответ немедленно раздался другой свист — далекий, но такой же короткий и сухой, его легко можно было принять за крик ночной птицы, и канарец с удовлетворением заметил:

— Мы уже почти у цели!

Вскоре они увидели совсем близко огни двух факелов, а еще два маячили далеко на севере, двигаясь по их следу.

Они держались теперь с еще большей осторожностью, все чаще окликая друзей свистом, пока наконец не добрались до того места, где их ждали Шеэтта и Сильвестре Андухар.

Они обнялись с такой радостью, словно не виделись долгие месяцы, хотя расстались лишь несколько часов назад.

Затем Андухар жестом указал на два толстых кактуса в форме креста, примерно метрах в двадцати от них, которые канарец сумел разглядеть в тусклом свете звезд.

— Мы прошли между ними, чтобы определить точку отсчета, — сказал он. — Думаю, это лучшее место, чтобы устроить засаду.

Канарец пристально огляделся и заметил:

— Первым делом нужно вырыть две ямы, где мы сможем спрятаться и развести огонь, чтобы его не было видно. Потом накидаем сверху веток, накроемся шкурами и спрячемся, пока они не пройдут между кактусами, вот тогда-то и нападем.

Когда засада была готова, огни факелов маячили уже менее чем в пятистах метрах. Андухар и навахо засели в одной яме, а канарец и Белка — в другой, в обоих тлели угли, которые приходилось постоянно раздувать, чтобы они не погасли.

Тянулись минуты, полные страшного напряжения.

Выглянув через щель, канарец убедился, что к ним приближаются четверо — двое с факелами впереди высматривают следы беглецов, а еще двое чуть дальше, с луками и копьями.

Понимая, насколько трудно будет попасть в мишень из длинной и неповоротливой аркебузы в разгар ночи, испанцы решили, что Сьенфуэгос нацелится на ближайшего краснокожего, а Андухар выстрелит из арбалета в самого дальнего.

В то же мгновение Белка метнет зажженные «громы», и трое мужчин воспользуются неразберихой среди индейцев и набросятся на тех из них, кто не получил ранений.

Они обливались потом и задыхались в крошечном убежище, молясь, чтобы «громы» не подвели, аркебуза не дала осечку, а золотая пуля сделала свое дело.

Их сердца бились в одном ритме с шагами команчей, двигающихся молча и даже не запыхавшись, а из-за факелов были похожи на огромного дракона с горящими глазами, охотящегося в темноте на жертву.

Индейцы пробежали мимо ям, не подозревая об опасности, и когда миновали кактус, Сьенфуэгос поджег фитиль аркебузы, откинул скрывавшую его шкуру, прицелился в ближайшего краснокожего и выстрелил.

Никогда прежде не доводилось ему убивать человека в спину.

Никогда даже в голову не приходило, что однажды придется это сделать.

Но другого выхода не осталось.

Огонек пробежал по фитилю, добрался до запала древней аркебузы капитана Барросо, на миг заколебался, и тут прогремел выстрел — так резко, что несколько мгновений никто не мог понять, ни кто стрелял, ни что вообще происходит.

Но сейчас не было времени это выяснять, поскольку в воздух взлетели «громы», раненый завопил от ужаса и боли, а Сьенфуэгос, Андухар и вождь навахо набросились на врагов, причем двое команчей уже лежали на земле, а остальные бросили факелы и не могли сообразить — выхватывать оружие или броситься наутек.

Когда на них накинулись завывающая троица, реакция команчей оказалась совершенно разной. Один наклонился в поисках выпавшего из рук мертвого товарища копья, а второй решил скрыться в ночи со всей возможной скоростью.

Первому канарец вонзил в живот гарпун, в который превратил свой неразлучный шест, а тем временем Андухар одним ударом мачете отрубил индейцу руку.

Второй исчез в темноте, словно сквозь землю провалился.

Чуть погодя в свете факелов они убедились, что из трех поверженных врагов двое еще живы, но потеряли много крови.

Стрела из арбалета вошла одному прямо в сердце, другому золотая пуля пробила позвоночник, а из отрубленной руки третьего хлестала кровь.

Раненые не отрывали полных ненависти взглядов от тех, кто заманил их в ловушку, но не издали ни одного стона.

Испанцы бросились обнимать навахо, но вскоре Сьенфуэгос встревоженно огляделся и спросил:

— Где Белка?

22  

Прошел почти час, показавшийся вечностью, прежде чем девочка появилась из темноты, словно призрак.

В свете факелов стало видно, что она прихрамывает, а ее тело покрыто синяками и следами укусов, из которых стекают струйки крови.

— Что с тобой случилось? — в ужасе спросил ее отец.

— У меня не было оружия, но я защищалась, как дикий зверь, — сухо ответила она.

— Так ты что же, погналась за ним? — изумленно воскликнул Сильвестре Андухар. — Не побоялась сойтись один на один с воином команчей?

— Я не могла допустить, чтобы он рассказал о нас, — она показала ему окровавленный нож канарца, который все еще сжимала в руке. — Но теперь он мертв.

— Боже! Да ты с ума сошла!

Сьенфуэгосу не было необходимости знать туземные языки, он и так догадался, что произошло. Он тут же махнул в сторону приближающихся с севера огней:

— Сейчас не время выяснять отношения или драться с этими ублюдками, — сказал он. — Пора убираться отсюда подобру-поздорову. Факелы оставим здесь, чтобы приманить их сюда: пусть полюбуются, что сталось с их товарищами!

Они снова пустились бежать — как всегда, на запад, глядя на звезды, указывающие путь. Но вскоре они заметили, что Белка не поспевает за ними — впервые за все время.

Стало ясно, что, получив от проворной Белки удар в спину, команч в отчаянии решил дорого продать свою жизнь и стал защищаться единственным имеющимся оружием: руками и зубами, пока яростные удары ножом его не доконали.

Теперь же явно сказывались последствия жестокой схватки, и каждый шаг давался девочке ценой неимоверных усилий.