Маринка перебила мужа – эта история ей порядком надоела.
– Хватит болтать, за умного прокатишь! Я прыжками с вышки увлекалась. Спортивная травма, – прояснила она ситуацию. – Мы с Колобком здесь познакомились, а потом и женились. А ты что, в аварию попал?
– Нет, у меня другое, – ответил Плафон. – Товарищи диван в окно выбрасывали, а я внизу страховал. Мало ли – прохожие, дети… Зазевался. Не заметил, как диван рядом грохнулся. Мне бы отскочить, а я вот растерялся. Меня и придавило. А диван-то старинный, в нем весу – тонна!
– Чего только не бывает, – вздохнул Карлсон. – Выпьем!
Плафон пил и не замечал, откуда появлялись новые лица. Может, они возникали из табачного дыма или просачивались сквозь стены? Курносая бабенка с бельмом на глазу криком привлекала к себе внимание: «Ахтунг! Ахтунг!» – горланила она. Ей налили стакан, и она успокоилась. Бренчала гитара, кружились стены и потолок, и все летело в тартарары. Кто-то пел, кто-то обнимал Плафона, кто-то плакал навзрыд. Было шумно и весело.
Все закончилось так же спонтанно, как и началось. Исчезли гости, замерцал и погас свет. Прокуренная темнота спрятала следы застолья. Плафона мутило, и он не мог сообразить, где находится. Он звал сестру, а та грубо посылала его голосом строителя. Снился Колобок, гуляющий по воде вприсядку, и удочка с Маринкой на крючке. Курносая бабенка с бельмом швыряла в Плафона пузыри. Плафон уворачивался, но бутылки попадали в плечо, и его трясло от ударов. Наконец, бутылки посыпались как из рога изобилия, и Плафона лихорадочно затрясло. Он разлепил тяжелые веки. Перед ним, озаренная солнечными лучами, стояла очаровательная Клавдия Борисовна. Пахло духами и скандалом.
– Так, – угрюмо сказала она. – Судя по бардаку, здесь были девочки Маруся, Роза, Рая и с ними Васька-шмаровоз! Вчера вы мне показались серьезным, ответственным человеком. Выходит, я ошиблась, полагая, что вы окажете воздействие на соседа и прекратите здесь еженощную вакханалию.
Клавдия Борисовна с презрением взглянула на Плафона, распахнула большой выразительный рот и хотела добавить что-то обидное, но передумала. Она взяла двумя пальцами стакан, в котором плавал разбухший окурок. Некоторое время Клавдия Борисовна любовалась композицией «Бычок в красном вине» и сравнивала его с творчеством Сальвадора Дали. Культурная женщина не смогла остаться равнодушной.
– Парадоксально! – восхитилась она. – С виду – простые люди! На деле – скоты и подонки!
Оскорбленная обманутым доверием Клавдия Борисовна пошла на выход. Плафон смотрел на ее обтянутые чулками икры и испытывал глубочайший стыд.
V
Летели дни, чередовались процедуры и пьянки. Ампулы любви не находили применения и оставались нетронуты. На трезвую голову флиртовать с женщинами Плафон стеснялся, а во хмелю ему было не до этого. Совместить два удовольствия – не удавалось.
Весеннее солнце теряло блеск, и мрак заполнял палату. Плафон лежал на кровати, слушая лекцию строителя на тему: «Водка – лучшее лекарство от одиночества и стресса». Дверь скрипнула, пропуская в палату Колобка.
– Привет, граждане-алконавты! – бодро начал он. – Я утром домой уеду за пенсией, вернусь через день. Маринку одну не оставляйте.
Перед завтраком Плафон навестил жену Колобка. Она лежала в кровати и ждала няньку. Без макияжа Маринка выглядела не очень привлекательно.
– Знала бы, что приедешь, няньку бы не вызывала! – сказала она, хитро прищурившись. – Вась, приходи после отбоя. Посидим, покалякаем тет-а-тет.
Маринка неловко освободила руку. Одеяло сползло, оголив маленькую острую грудь.
– Ладно, – смутился Плафон, отводя глаза. – Ну, я поеду. До вечера!
Весь день из головы не выходила Маринкина грудь с похожим на крупную бородавку соском. Плафон старался не думать о ней, но та, как навязчивый мотив, застряла в его мозгах. «Неспроста все это, – думал Василий. – Почему после отбоя? Вот ведь… А если…», – мысли, одна грешнее другой, будоражили разум. На всякий случай Плафон принял ванну и побрился. «Умный видит беду и укрывается, а дураки идут вперед и наказываются», – говорил один умный еврей. Плафон не был умным, тем более – евреем. После отбоя он сунул в карман ампулу и шприц и покинул палату. О чем-то догадываясь, строитель проводил его ухмылкой.
Как и утром, Маринка встретила Плафона в кровати, но с подведенными глазами и вызывающе накрашенным ртом.
– Нянечку беспокоить после отбоя неловко, – оправдалась она, – вот и разделась заранее.
Нерешительность сковала Василия. Он мялся и не знал с чего начать. «Выпить бы сто грамм, раскрепоститься», – Плафон давно понял, какая ему отведена роль.
– Дай закурить, – попросила Маринка, желая разрядить обстановку.
Плафон прикурил сигарету. Маринка сжала ее губами и затянулась. Пепельная шапка упала на ее лицо. Маринка поморщилась.
– Затуши сигарету и поцелуй меня!
Плафон губами коснулся Маринкиной щеки. Его рука непроизвольно скользнула под одеяло, дотронулась до груди и поползла ниже. Маринка вздрогнула и закрыла глаза.
– Выключи свет!
– Сейчас! Погоди минутку!
Плафон выехал из палаты. «Полкубика, а если этого мало? Организмы у всех разные. Суслик с трех рюмок валится, а чтобы Вьюшкина накачать, ведра мало! – рассуждал Плафон в туалете, заряжая шприц папаверином. – Сделаю чуть больше, ничего страшного!» Руки тряслись и не слушались. Наконец, Плафон преодолел страх и воткнул иглу. В палату он въехал как триумфатор, уверенный в победе и собственных силах. Взявшись за поручень над кроватью, Плафон перебрался из коляски под бок чужой жены. Маринка глубоко задышала. Плафон целовал и щупал ее без всякого стеснения. Мертвый дракон шевельнулся и стал раздаваться в объемах.
– Василий! – прошептала Маринка. – Ну же…
Нетерпение подстегивало Плафона. Он уже собрался свершить невозможное, как Маринки сжала неожиданно одеревеневшие ноги. «Что за причуды?» – не понял Василий, стараясь преодолеть сопротивление.
Маринка взвыла от боли и обиды. Из ее глаз брызнули слезы.
– Проклятая спастика, – выдавила она сквозь зубы. – Ничего не получится!
– Какая еще спастика? – не понял Плафон.
– Слезь, мне больно!
Такого поворота Плафон не ожидал. Упускать свой шанс он не собирался – не каждый день дается возможность ощутить себя полноценным мужчиной. Он еще раз попробовал раздвинуть Маринкины ноги.
– Отстань, я сказала! Сейчас медсестру вызову!
Злой и растерянный Плафон вернулся в свою палату. Достал из шифоньера бутылку и наполнил стакан. Строитель не спал.
– Ну что, не смог?
Насмешка соседа хлестнула по самолюбию. Плафона хотел огрызнуться, но сдержался.
– На, смотри! – Он включил свет и вытащил из штанов готовую к бою «Царь пушку». – Спастика у Маринки какая-то, ноги хрен раздвинешь!
– Ого! – восхитился строитель.
Плафон разделся и залез под одеяло. В паху ломило, было не до сна. Он сел, включил лампу. «Царь пушка» отливала медью и вызывала беспокойство.
– Сунь в ледяную воду. Обязательно поможет! – посоветовал строитель.
Вода не помогла. Плафон каялся в поспешности принятых решений: «Надо было без укола попробовать, а потом уж…А вдруг гангрена?» – нарастала паника.
– Сегодня Клавдия Борисовна на сутках. Дуй к ней. Она чего-нибудь придумает.
VI
Старшая медсестра безмятежно дремала на кушетке в своем маленьком, украшенном грамотами, склепе. Во сне она всхрапывала, облизывая выразительные губы. Клавдии Борисовне снилось что-то дивное, чего она никогда не видела в жизни. Она бы так и проспала до утра, если бы настойчивый стук в дверь не оборвал цепочку чудных сновидений. Клавдия Борисовна не сразу поняла, что происходит. В дверь снова постучали. Она встала, поправила перед зеркалом прическу.