Однажды фельдкурата посетил господин чрезвычайно строгий на вид. Говорил он сурово и резко: «Сам дома? Опять, небось, в кафе пошел! Как в кафе — деньги есть, а долги платить — так нет! Тьфу!» Посетитель плюнул на пол. «Уважаемый, вы тут у нас не плюйтесь! — сделал ему замечание Швейк. — Плюетесь на пол, будто в трамвае или там в поезде. Это, видно, из-за вас всюду пишут, чтоб на пол не плеваться!» Пришелец ответил лавиной отборной брани. Тогда Швейк распахнул дверь, повернул строгого господина лицом к лестнице и дал удар, за который не было бы стыдно даже лучшему игроку национальной сборной по футболу.

Фельдкурат пришел домой в расстроенных чувствах. «Дорогой Швейк, — обратился он к своему денщику, — мне сегодня ужасно не повезло в карты. Я пошел ва-банк, у меня был туз, потом я прикупил десятку, но у банкомета было тоже двадцать одно. Я продул все деньги… а под конец, Швейк, я проиграл и вас! Теперь вы будете принадлежать надпоручику Лукашу». — «А много было в банке? — спокойно осведомился Швейк. — Или у вас редко когда была первая рука?» Но фельдкурат сказал расслабленным мягким голосом: «Я беспринципный подлец!» — и заснул, словно провалился в бездну.

Вот как это случилось, что в тот день после обеда надпоручик Лукаш впервые увидел перед собой честную физиономию бравого солдата Швейка. «Так что осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, я — тот самый Швейк, которого господин фельдкурат проиграл в карты! На действительной я был признан непригодным к службе по причине как есть полного идиотизма. Нас тогда, изволите ли знать, из-за этого отпустили двоих: меня и капитана фон Кауниц!» — «Послушайте, Швейк, вы на самом деле такая божья скотинка?» — «Так точно! — торжественно провозгласил Швейк. — Мне сызмальства не везет!»

Когда надпоручик Лукаш вернулся ночью домой, Швейк доложил, что кошка сожрала канарейку. Он, видите ли, хотел попробовать, не покатает ли кошка на себе канарейку, а она, бестия, откусила ей голову. Надпоручик учинил ему зверский разнос и завалился спать. Этак через часок Швейк разбудил его: «Осмелюсь доложить, господин надпоручик, вы не изволили ничего приказать насчет кошки!» — «Трое суток губы!» — заорал надпоручик и продолжал спать дальше. Швейк выволок несчастную кошку из-под кушетки и объявил ей: «Трое суток губы!»

Чтобы умилостивить надпоручика, Швейк пообещал ему хорошую собаку. Он отправился на Малую Сторону, и там в одной пивной имел доверительный разговор с каким-то штатским. «Каждый день ходит ее прогуливать в восемь, — шептал штатский. — Но только сволочь это жуткая, даже погладить себя не дает! Сосиски, и те не жрет! Разбаловали ее, ровно архиепископа. Я уже у служанки спрашивал, чего ей жрать дают. А та только знает: «Вам какое дело!» Она, конечно, не красавица, эта служанка, самая что ни на есть обезьяна, но с солдатом разговаривать станет… Надо сначала разузнать, что эта собака жрет!»

В восемь утра, дождавшись служанки с пинчером, Швейк завел с ней разговор, ввернув для начала, что они земляки. «Я служу у полковника, — рассказывала горничная. — Хозяин наш ужас как строгий! Когда нашим досталось в Сербии, он сбросил в кухне на пол все тарелки, а мне уже хотел дать расчет!» — «А это ваша собачка? — перебил ее Швейк. — Хорошая… только такие собаки, небось, жрут не все…» — «Наш Люкс такой привередливый»… — «А что он любит больше всего?» — с интересом продолжал расспрашивать Швейк. «Говяжью печенку». Так Швейк узнал, что ему было нужно.

На следующий день утром приятель Швейка привел украденного пса. Вот как, по его рассказу, проходила эта операция: «Когда ты мне сказал, что он жрет печенку, я ему сразу принес. Он ее учуял и давай вокруг меня прыгать. А я ему ничего не даю и топаю дальше. Пес за мной. Потом я дал ему кусочек и опять ходу. Так прямо сюда и привел!» Собаку привязали к столу, и Швейк предложил ей остаток печенки. Сначала пинчер бросил на печенку такой взгляд, будто хотел сказать: «Хватит, я уже раз обжегся, жрите сами!» Но потом вдруг передумал и стал «служить».

Увидев собаку, надпоручик Лукаш был приятно удивлен. На вопрос, откуда она и сколько стоит, Швейк с невозмутимым спокойствием ответил, что собаку подарил ему один приятель, а зовут ее Макс. «Хорошо, Швейк, первого получите от меня пятьдесят крон!» — «Этого я не могу принять, господин обер-лейтенант!» — «Швейк, раз я говорю, что вы получите пятьдесят крон, значит вы должны их взять и пропить! А сейчас собаку выкупайте, завтра я пойду с ней гулять!»

В то время как Швейк купал Макса, полковник Краус, бывший владелец чистокровного пинчера, нещадно дома ругался, угрожая тому, кто украл его пса, военно-полевым судом, расстрелом, смертной казнью через повешение, двадцатью годами тюрьмы и тем, что он разрубит вора на куски. «Черт бы эту сволочь!..» — гремело в квартире полковника с такой силой, что дребезжали стекла. «Я с этой подлой б… расправлюсь в два счета!» Над Швейком и надпоручиком Лукашем нависла катастрофа.

Надпоручик Лукаш вышел с собакой в город и отправился на улицу Пршикопы, что в самом центре Праги. И тут его мысли, связанные с одной дамой, были внезапно прерваны строгим «Halt!» — перед надпоручиком стоял полковник Краус. Собака вырвалась от надпоручика и с радостным лаем бросилась к полковнику. «Господин надпоручик! — грозным голосом начал Краус. — Низшие по званию обязаны отдавать честь высшим! Этого никто не отменял! Во-вторых: с каких это пор господа офицеры усвоили привычку совершать моцион с крадеными собаками?»

«Эта собака, господин полковник… — возразил надпоручик Лукаш. «Принадлежит мне! — проревел полковник. — Это мой Люкс! Гулять с украденной собакой — это несовместимо с честью офицера! Вы не знали? Вы не читали в «Богемии» объявление, что у меня пропал чистокровный пинчер? И это называется дисциплина?!» — «Эх, старый хрыч, хоть бы разок дать тебе по морде…» подумал про себя надпоручик Лукаш. «Можете продолжать прогулку!» — проорал напоследок полковник и, злобно щелкая стеком, ушел, уводя с собой пса.

Надпоручик Лукаш перешел на другой тротуар и тотчас услышал вновь: «Halt!» Это полковник задержал какого-то несчастного резервиста, который не отдал ему чести. Краус собственноручно поволок его в казармы, честя морской свиньей. «Что мне с этим Швейком сделать? — думал по дороге Лукаш. — Разобью ему морду, но этого мало. Ремней из шкуры этой сволочи нарезать, и того мало! Я его убью, сукиного сына!» Вне себя от ярости, Лукаш направился домой.

Между тем Швейк вел дома дружескую беседу с вестовым из казарм. «Государь император от всего этого должно уже совсем свихнулся, — заявил Швейк. — Сильно умным он никогда не был, а тут еще эта война. Она его как пить дать доконает!» — «Балбес он, — ответил вестовой тоном, не допускающим сомнений, — дурак набитый! Он, видать, и не знает, что война идет. Ему, может, и сказать постыдились!» Наконец Швейк вынес Австрии окончательный приговор: «Такой идиотской монархии, ей на этом свете вообще делать нечего!» Собеседник дополнил Швейка замечанием чисто практического характера: «Как попаду на фронт, тут же смоюсь!»