Швейк поднял салфетку, которую обронил хозяин дома, и, вежливо постучавшись, вошел в комнату. «Салфеточку вам несу, — мягко проговорил он, обращаясь к мадам Какони, заливавшейся слезами на тахте, — как бы кто не наступил случайно…» Швейк щелкнул каблуками, отдал честь и вышел. На улице царило оживление. Господина Какони в подъезде обливали водой. А посреди улицы старый сапер Водичка, аки лев, бился с несколькими гонведами, вступившимися за своего соотечественника. На стороне Водички сражалось несколько чешских солдат. Швейк, как он позже утверждал, и сам не заметил, как тоже вмешался в потасовку и как в руках у него очутилась трость, принадлежавшая кому-то из зевак.

Продолжалось это довольно-таки долго, но все хорошо, что хорошо кончается. На место происшествия прибыл наряд военной полиции и забрал как есть подчистую всех. Швейк шел с палкой, которую начальник патруля счел вещественным доказательством. С довольным видом шествовал он рядом с Водичкой, неся трость, точно винтовку, на плече. Старый сапер Водичка всю дорогу упорно молчал. И только когда они уже входили на гауптвахту, он мрачно сказал Швейку: «Разве я тебе не говорил, что ты еще мадьяр не знаешь?»

Полковник Шредер, любуясь, вглядывался в бледное лицо надпоручика Лукаша. «Итак, вы уже знаете о том, что ваш денщик Швейк находится под арестом? Общественность возмущена, и вся местная печать в связи с этой аферой склоняет ваше имя. Вы знаете, что Швейк на гауптвахте сожрал ваше письмо, адресованное госпоже Какони? И утверждает, что написал его сам. Знаете, господин надпоручик, все-таки этот ваш Швейк — парень что надо! Каптенармус подыщет вам другого денщика, а Швейка я назначаю вашим ротным ординарцем!» Каптенармус, узнав несколько позже об этом распоряжении, промолвил: «Господи, спаси и помилуй!»

В бараке дивизионного суда на лавке сидели двое: Швейк и старый сапер Водичка. «Все равно когда-нибудь такая харя мадьярская попадется мне в лапы. Как кутенка придушу!» — распалялся Водичка. В этот момент раскрылась дверь и появилось свежее пополнение — вольноопределяющийся Марек, который безразличным тоном объявил: «Я тут по обвинению в мятеже! Отказался чистить сортиры…» — «Самое лучшее, что ты можешь придумать, — посоветовал Швейк, — это прикидываться идиотом». — «А, теперь уже в армии в расстроенную психику никто не верит, — махнул рукой вольноопределяющийся, — не то пришлось бы все генеральные штабы в сумасшедшие дома посажать».

«Наконец-то, приперлись, супчики!» — приветствовал аудитор Руллер Швейка и сапера Водичку, когда тех привели на допрос. И сразу приступил к делу: «Ничего, на фронте у вас пропадет охота с гонведами драться! Вот вам справки об освобождении, и вести себя как следует!» — «Так что осмелюсь доложить, господин аудитор, ваши слова мы примем к сердцу. Премного вам благодарны! Мы очень сожалеем, что вам пришлось с нами столько возиться», — сказал Швейк. «Проваливайте уже отсюда ко всем чертям! — разорался на них аудитор. — Не попроси за вас обоих полковник Шредер, не знаю, чем бы все это кончилось!»

Только выйдя в коридор, сапер Водичка вновь почувствовал себя прежним Водичкой. «Черт побери, Швейк, такое зло меня берет, что нас не засудили!.. Выходит, как над нами издеваются! Выходит, вся эта история с мадьярами и яйца выеденного не стоит! Мы же как львы бились! Но ничего, так его растак, дай только войне кончиться! Я этого недотепу аудитора найду, я ему покажу, умею я драться или нет! А потом приеду сюда, в Кирай-Хиду, и закачу тут такой бенефис, что люди в подпол полезут, когда узнают, кто приехал посмотреть на этих сволочей в Кирай-Хиде!»

На прощание Швейк сказал Водичке: «Так ты после войны наведывайся. Найдешь меня «У чаши». Там каждый день заваруха бывает. А ежели будет больно тихо, так мы сами что-нибудь сварганим!» Они разошлись в разные стороны, и когда уже были на изрядном расстоянии один от другого, старый сапер Водичка прокричал: «Так ты уж расстарайся, чтоб весело было, когда я приду!» Швейк завопил в ответ: «Приходи-и, только наверняка!» — «Значит, после войны, в шесть вечера!» — кричал Водичка. «Приходи лучше в полседьмого, может я где-нибудь задержусь!»

На прошлой неделе, в среду, господин Швейк праздновал свои именины. По этому поводу он получил много подарков и поздравлений от многочисленных своих почитателей из бывших военных и гражданских кругов. Поздравил его и сапер Водичка, и бывший вольноопределяющийся Марек, и другие друзья по военной службе. Автор этих рисунков тоже позволил себе поздравить пана Швейка с именинами и поднести ему в подарок «ерш» из восьми напитков (ром, контушовка, «чертова» наливка, рябиновка, ореховка, вишневка, ванильный ликер и «аляш»), которыми Швейк утолял жажду в придорожном трактире, когда его вели из Путима в округ в Писек.

Надпоручик Лукаш возбужденно расхаживал по канцелярии роты и на все корки крыл своего денщика Балоуна: «Я его посылаю за обедом, а он по дороге половину сожрет! Что? Ты разлил? Франкфуртское жаркое ты тоже разлил? А куда ты девал яблочный пирог? В грязь уронил? Я тебе так морду набью, что будет не башка, а лоханка! Послушайте, вы, каптенармус, ну и скота же вы мне выбрали в денщики! Отведите его к капралу Виденгоферу. Пусть его привяжет около кухни, когда будут раздавать гуляш. Чтобы у него слюни текли, как у голодной суки перед мясной лавкой!»

Когда каптенармус Ванек вернулся, надпоручик Лукаш обрушился на него: «Меня предупредили, что вы зверски пьянствуете. Стоит посмотреть на ваш красный нос — сразу ясно, что вы за фрукт!» — «Это все с Карпат, господин обер-лейтенант, харчи мы получали холодные, огонь разводить нельзя, на роме только и выезжали. В других ротах даже несчастного рома не было и люди мерзли. Но, с другой стороны, это оказалось невыгодно, потому что пришел приказ, чтобы в наряды ходили солдаты с красными носами!» — «Что за скотина опять стучится в дверь?! Войдите!»

Двери медленно и тихо отворились и так же тихо, не отнимая руки от козырька, в канцелярию вошел бравый солдат Швейк. «Осмелюсь доложить, господи» обер-лейтенант, я опять тут!» — отрапортовал Швейк с идущей от сердца непринужденностью… Надпоручику Лукашу все же не верилось, что полковник Шредер снова пошлет Швейка на его голову. Мысленно он каждый день отдалял эту встречу: «Он наверняка не придет. Он там опять что-нибудь выкинет и они его еще не выпустят…» Но все эти комбинации рассыпались в прах. «Каптенармус, с вашей стороны будет очень мило, если вы оставите нас со Швейком наедине!» — со вздохом произнес поручик Лукаш.

Швейк смотрел на Лукаша своим нежным взглядом, словно хотел сказать ему: «Теперь уж ничто нас не разлучит, голубчик ты мой!» Но в этот момент Лукаш вскочил и грохнул кулаком по столу с такой силой, что подпрыгнула чернильница. «Вы… скотина!» — заорал он. «Так что осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, я по чистой случайности впутался в одну совсем небольшую драчку, но меня признали невиновным. Господин полковник меня немножко отругали, назначили ординарцем и приказали доложить, что вы должны немедленно явиться к нему. Правда, с тех пор прошло уже полчаса…» Надпоручик Лукаш пулей вылетел из канцелярии.