После ухода надпоручика в канцелярию вошел каптенармус Ванек. Швейк сидел на стуле и кусок за куском подбрасывал уголь в железную печурку, которая невообразимо чадила и смердела. Минутку Ванек наблюдал за Швейком, а затем, не выдержав, двинул ногой по дверце и приказал Швейку немедленно проваливать. «Господин каптенармус, — с достоинством ответствовал Швейк, — позволю себе объявить вам, что ваше приказание я никак не могу исполнить, поскольку подчиняюсь распоряжениям свыше! Раньше я был у господина обер-лейтенанта в денщиках, но полковник Шредер, учитывая мою прирожденную интеллигентность, повысил меня в должности, назначив ординарцем!»

Каптенармуса Ванека по телефону куда-то вызвали. После его ухода вновь раздался звонок, Швейк снял трубку: «Кто там? Ординарец 12-й роты? Привет, коллега! Куда нас отправляют? Не знаю!» — «Эх ты. остолоп… с маршевой ротой на фронт!» — «Об этом я ничего не слышал». — «Тоже мне ординарец! Алло-о! Спишь ты там что ли, или какого черта! Консервы вы уже получили? Ничего об этом не знаешь? Вот олух царя небесного! Где ж тебя весь день черти носят?» — «Я только час назад из дивизионного суда пришел!» — «А… ну, тогда другой разговор, дружище! Тогда я к тебе сегодня загляну. Дай отбой два раза!»

Швейк раскуривал трубку, когда опять зазвонил телефон. «Чтоб вас черти взяли с вашим телефоном!» — подумал он про себя и проорал в трубку: «Алло-о-о!» В ответ раздался голос надпоручика Лукаша: «Что вы там делаете?! Немедленно пойдите и разыщите взводного Фукса, пусть он возьмет десять солдат и сейчас же отправляется получать консервы! Понятно? Немедленно, как только повесите трубку…» Пауза. Новый звонок… «Швейк, скотина, негодяй, мерзавец! Почему прерываете разговор?!» — «С вашего разрешения, вы изволили сказать, чтобы я повесил трубку!» — «Через час я буду дома, Швейк, вы у меня не обрадуетесь!»

Взводного Фукса Швейк нашел возле кухни в обществе остальных унтеров. Они обгладывали мясо с костей и всласть потешались, глядя на привязанного Балоуна. Повар притащил ему ребро с куском мяса, сунул прямо в рот, и бородатый великан Балоун, лишенный возможности манипулировать руками, осторожно поворачивал кость во рту, сдирая с нее мясо с выражением лешего на лице. «Который тут будет взводный Фукс?» — спросил Швейк. Увидев, что его спрашивает простой нижний чин, Фукс не нашел нужным хотя бы откликнуться. «Я говорю, — обратился еще раз Швейк, — сколько мне еще придется спрашивать?»

Взводный Фукс выступил вперед и, преисполнившись чувства собственного достоинства, принялся его разносить: «Я вам никакой не взводный! У меня во взводе кто не скажет «Осмелюсь доложить, господин взводный!», сразу получает по морде!» — «Полегче, полегче, — спокойно сказал Швейк. — Немедленно возьмите десять нижних чинов и вместе с ними бегом марш на склад получать консервы!» — «Чего-о?» — «Никаких «чего», — ответил Швейк, — только что я говорил с надпоручиком Лукашем. Если взводный сейчас же не отправится исполнять приказание, я об этом доложу и от взводного останется мокрое место!» — «Немедленно с десятью нижними чипами буду на складе!» — отрапортовал Фукс.

Вернувшись в канцелярию, Швейк получил от надпоручика Лукаша новое приказание: устроить, чтобы немедленно отвязали Балоуна. Балоун, смотревший на Швейка как на своего спасителя, сразу же стал сулить: «У нас, понимаешь, скоро свинью заколют… Ты-то какую свиную колбасу любишь: с кровью или без крови? Я ливерную колбасу завсегда сам делал. Наверну, бывало, фаршу, чуть не лопну! А окорока, мать честная, я всегда соленым рассолом заливал. Кусочек такой ветчинки с картофельными кнедликами и капусткой — это, брат ты мой, жратва, что и говорить! Объедение! И всего этого нас война лишила!» Балоун тяжело вздохнул. Швейк направился в буфет.

В буфете Швейк подошел к каптенармусу Ванеку, который уже порядком окосел, и доложил: «Так что, господин каптенармус, надпоручик Лукаш приказали, чтобы вы немедленно шли на склад получать консервы!» — «Что я, с ума спятил? — расхохотался Ванек. Это только в фантазии господина надпоручика на складе есть консервы! На нашем складе никогда никаких консервов и в помине не было! Ни одна маршевая рота еще не получала на дорогу консервов! Да и вагонов на вокзале нет ни единого… А можно ехать без вагонов? Пха!» Но Швейк уже был за дверью.

Швейк клевал носом возле телефона, когда его разбудил звонок. «Алло, алло, — услышал Швейк, — у телефона полковая канцелярия!» После этого в каком-то хаотическом сочетании последовали непонятные фразы. Под конец Швейк разобрал: «Алло, теперь ты это прочти!» — «Что прочесть?» — «Телефонограмму, дурила!» — «А я ничего не слышал!» — «Что ты себе там думаешь, образина, воображаешь, я буду с тобой тары-бары разводить! Поставь подпись: полковник Шредер, скотина! Повтори!» — «Полковник Шредер — скотина!» — «Порядок! Ладно, желаю тебе сладко дрыхнуть!» Швейк и в самом деле сладко заснул, забыв повесить трубку.

Утром, проснувшись на своей койке в ротной канцелярии, каптенармус Ванек первым делом спросил Швейка, не наболтал ли он вчера вечером чего лишнего. «В общем-то не очень. Разве только, что не совсем связно… — ответил Швейк. — Что-то вы все время толковали, что подразделение не есть подразделение, а то, что не есть подразделение, есть подразделение. Тут я вспомнил про одного фонарщика по фамилии Затка. У него между зажиганием фонарей и их гашением всегда оставалось много свободного времени. Так вот он говаривал, что у костей, в которые играют, есть грани, а потому они граненые. Я это слышал собственными глазами, когда один пьяный полицейский заместо в участок по ошибке привел меня на газовую станцию».

«Не-не, это вообще до добра не доводит, когда человек начинает философствовать, — продолжал Швейк. — Помню, много лет назад соберет нас, бывало, майор Блюгер раз в месяц и давай с нами философию разводить. И вот однажды он нас спрашивает, что мы чувствуем, когда опаздываем в казармы. А я, значит, возьми да скажи: «Осмелюсь доложить, господин майор, я, когда опаздываю, какое-то внутреннее беспокойство чувствую, страх и угрызения совести. Зато когда приходишь в казармы вовремя, то завсегда испытываешь блаженный покой, прямо какое-то внутреннее удовлетворение из тебя прет!» А майор давай орать: «Из тебя, так тебя растак, разве что только мерзкий дух прет!» И приказал меня наказать — на часок за руки подвесить!»

«Или был у нас еще лейтенант Моц. «Вы, говорит, — рекруты желторотые — чтоб вам провалиться! Вы должны отвечать точно и ясно, шпарить без запинки!» И спросил новобранца Пеха, откуда он родом. А тот возьми да и ответь: «Нижний Боусов, Unter Bautzen, 267 дворов, 1936 жителей чешской национальности, округ Ичин, уезд Соботка, школа, почта, телеграф, сахарный завод, мельница с лесопилкой и шесть ярмарок в году». Тут лейтенант к нему как подскочит и давай отвешивать одну за другой по морде! А сам приговаривает: «Вот тебе одна ярмарка, вот вторая, третья, четвертая, пятая, шестая!» С тех пор Пех был самым никудышным солдатом».

Зазвонил телефон. «Швейк, — раздался в трубке голос надпоручика Лукаша, — что слышно с консервами?» — «Так что их нету, господин обер-лейтенант!» — «Что нового?» — «Телефонограмма, господин обер-лейтенант. Я это записал: «Примите телефонограмму! Кто у телефона? Записал? Читай… или что-то в этом роде…» — «Черт бы вас побрал, Швейк! Дайте отбой!» Каптенармус Ванек, наливая себе рому из бутылки с надписью «Чернила», спросил: «А вы, Швейк, с господином обер-лейтеиантом, видно, в очень хороших отношениях?» — «Нас с ним водой не разольешь!» — ответил Швейк.