Мой вежливый вопрос — почему бы нам просто не посылать четыре ночи один аэроплан летать кругами, пока бак не опустеет, был встречен озадаченным взглядом из-за круглых очков. Вот в чём проблема с людьми такого склада ума, как Краличек — я всегда обнаруживал, что тратить на них сарказм бесполезно, их интеллект мог только следовать от А к Б и от Б к В.
Никто из нас не был уверен, что мы готовы даже совершить этот полет и вернуться, не говоря уже о том, чтобы попутно сделать что-нибудь стоящее. Никто не позаботился нас предупредить, но все знали, что в отчетах разведки сообщалось о присутствии новой итальянской эскадрильи одноместников, недавно прибывшей на аэродром Сан-Вито, восточнее Пальмановы, прямо на нашем пути.
Эту недавно сформированную эскадрилью возглавлял легендарный майор Оресте ди Каррачоло. Думаю, в 1916 году асы-истребители были, как и танки, большим новшеством в области ведения войны. Или, возможно, всё это было просто рекламной кампанией, не могу сказать. Так или иначе, они удовлетворяли глубинные потребности общества. Серые безымянные пехотинцы могли гибнуть миллионами, их травили газами, взрывали и сжигали живьём, безжалостно, как крыс в норах.
Но в небе над этой устрашающей бойней, словно чтобы дать застывшему воображению публики то, за что можно ухватиться, лётчики-асы быстро приобрели статус оперных певцов. Даже тогда, летом 1916 года, производились вкладыши в сигаретные пачки, альбомы фотографий и первые заказные автобиографии, утолявшие жажду публики в героях, которым можно поклоняться в этой самой чудовищно негероической войне из всех, что когда-либо видел мир.
Фонк, Гинемер, Бёльке, Иммельман — даже в покрытой налётом традиций старой Австрии газеты уже присвоили титул "Орла Триеста" военно-морскому пилоту-истребителю Годфри Банфилду. И на фоне всего этого однажды ранним сентябрьским утром мы, офицеры из Капровидзы, рассматривали за завтраком вырезку из швейцарской газеты, передавая из её из рук в руки. Там было фото невысокого, коренастого человека в форме офицера итальянской армии, стоящего рядом с истребителем "Ньюпор".
На аэроплане красовалась эмблема — свирепый чёрный кот с длинными когтями, а статья была озаглавлена "Итальянский чёрный кот готов прыгнуть на австрийцев". Из текста заметки следовало, что журналист бернской газеты взял интервью у майора Оресте ди Каррачоло — скульптора, путешественника, дуэлянта, гонщика и авиатора.
Мы узнали, что хотя майор и не был кадровым офицером, а возраст его перевалил за сорок, он поступил добровольцем в Итальянский воздушный корпус в 1915 году. С тех пор он сделал головокружительную карьеру как лётчик, на его счету уже с десяток сбитых аэропланов, включая один из наших "Фоккеров Айндекеров" и двухместный "Хальберштадт" из немецкой эскадрильи, который недолго взлетал из Вельдеса. Но судя по всему, такого поворота в его карьере вполне можно было ожидать — ясно, что майор ди Каррачоло был персонажем вроде кондотьеров итальянского Возрождения.
В свои ранние годы он в основном был скульптором, помогая становлению футуристического движения, и поставил несколько скрюченных монументов из белого мрамора на площадях итальянских городов, а также наслаждался дружбой и покровительством Родена.
Особенно превозносился его "Памятник героям Адовы", в такой степени, что похвалы почти затмевали тот факт, что в битве при Адове целую итальянскую армию разгромили босые абиссинцы императора Менелика.
Но ему удавалось временами отвлекаться от резца и молотка, чтобы участвовать в жизни литературных салонов, наслаждаться благосклонностью множества хозяек этих салонов, и много раз драться на дуэлях, иногда успешно, иногда нет, с их мужьями. В статье говорилось, что одно из подобных осложнений вынудило его на несколько лет отправиться жить в дикую горную окраину итальянской колонии Эритреи.
Во время пребывания в Африке он открыл крупное озеро в рифтовой долине, был чуть ли не до смерти искусан умирающей львицей, потом спас ее детёныша и приручил, так, что львенок ходил за ним как собака. Он водил гоночные автомобили, примерно в 1910 году самостоятельно научился летать и участвовал в войне Италии против Турции, где, как утверждал, стал первым человеком, сбросившим бомбу с аэроплана — на турецкий пароход в гавани Бенгази.
Оказалось также, что в 1914 году он с группой отчаянных единомышленников попытался подтолкнуть нерешительное итальянское правительство, спровоцировав войну с Австрией. Они достали корабль, оружие и собрались отплыть из Римини, чтобы атаковать остров Черзо, когда их арестовали подоспевшие карабинеры. Каррачоло получил пять лет, но в итоге отбыл только несколько месяцев, поскольку Италия объявила войну Австрии в мае 1915 года.
Потом он организовал подобную экспедицию к адриатическому островку Лисса, которую я сам невольно сорвал в прошлом июле, когда моя подлодка U8 торпедировала возглавлявший атаку итальянский крейсер.
В общем, его биография выглядела весьма внушительно. По его собственным словам, майор ди Каррачоло пылал страстным желанием вычистить Габсбургского орла из остававшихся разобщёнными с Италией Триеста и Далмации, а также из Южного Тироля. У него не было к нам личной неприязни, заверял он швейцарского журналиста. "Австрийцы — храбрые и решительные воины, — сказал он, — но они плохо организованы и не слишком хорошо экипированы, а теперь к тому же остались в меньшинстве. Думаю, могу обещать им горячие деньки, когда за дело возьмётся эскадрилья 64а".
Некоторые наши молодые офицеры отнеслись к статье пренебрежительно, как к пустому бахвальству итальянца, но я нисколько не сомневался, что майор так же хорош в деле, как и на словах. Я надеялся, что до тех пор, пока я летаю на "Бранденбургере", мы с ним никогда не встретимся в воздухе.
Однако нам суждено было встретиться, и гораздо раньше, чем я предполагал. После целой недели тумана и дождей день 21 сентября выдался солнечным, хотя с запада и набегали небольшие облака. Четыре "Бранденбургера", нагруженных горючим и бомбами, с хлюпаньем преодолели полузатопленное лётное поле Капровидзы и тяжело поднялись в небо.
Мы медленно набирали высоту — аэропланы не только несли тяжелый груз, но пропитались влагой и застоялись за эти несколько недель под дождём и туманом на лётном поле. Наконец, мы оказались почти над линией окопов, восточнее Гёрца и, продолжая подниматься вверх, выстроились в боевой порядок. Нам следовало лететь в форме ромба, с дистанцией примерно в пятьдесят метров. Ведущим назначили аэроплан оберлейтенанта Поточника, Тотт и я — на правом фланге, новый офицер, лейтенант Донхани, на левом. Замыкающий аэроплан вёл штабсфельдфебель Зверчковски с лейтенантом Суборичем в качестве наблюдателя.
Строй в форме ромба был нужен для того, чтобы аэропланы не потерялись, сбившись с курса. Кроме того, мы надеялись, что сможем оказывать друг другу огневую поддержку, если нас будут преследовать итальянцы. Вышло так, что им и не понадобилось гнаться за нами — они уже ждали нас с того момента, как мы пересекли границу, кружась на высоте тысячи метров над нами и выбирая удобную позицию, чтобы лучше использовать солнце.
Всё произошло так быстро — наши тени, как призраки, скользили над белыми облаками, лежащими в пяти сотнях метров под нами, и тут сверху, со стороны ослепительно яркого солнца, на нас стремительно ринулись шесть или семь чёрных точек. Мы оказались в меньшинстве, и единственная надежда на спасение была внутри облаков. Я развернулся, взвёл пулемёт и увидел, как аэроплан Поточника качнул крыльями, призывая нас следовать за ним, а потом направился вниз и нырнул в белый пух облака.
Но "Ньюпоры" нас опередили — прежде чем мы успели спрятаться, два оказались под нами, чтобы подстрелить, если мы попытаемся пикировать. Первой жертвой стал аэроплан Донхани. Я развернулся и, поспешно прицелившись, дал пару очередей, пытаясь помешать "Ньюпору" пристроиться в хвост Донхани. И тут мой Шварцлозе заклинило. Я открыл затвор и неуклюжими руками в толстых перчатках постарался устранить неисправность.