Командир дивизии, эрцгерцог Йозеф, не пострадал, когда на него обрушилась крыша, только испугался и перепачкался сажей из дымохода. Но подобного оскорбления, более того, прямой угрозы безопасности и благополучию офицеров штаба, вынести было невозможно, в особенности, когда один из этих офицеров является членом императорского дома. Вышел приказ немедленно принять все возможные меры и положить конец разрушительной карьере "Вальдшани".
Следовало нанести мощный авиаудар, поскольку ни одна из австрийских пушек на фронте Карсо не обладала достаточной дальностью действия, чтобы поразить Градиску. Первым делом для этого требовалось точно определить место, откуда стреляло орудие, поскольку теперь мы потеряли высоты у гребня Карсо, а аэростат не мог подняться достаточно высоко, чтобы заглянуть через горный хребет.
Требовалась фоторазведка с аэроплана, но она была непростой задачей. Итальянцы наверняка ждут фотографов, и конечно, окружили место зенитными батареями и подготовили истребители. Лучше всего, если мы появимся неожиданно — в конце концов, даже "Ньюпоры" не могут кружить в воздухе целый день — и обеспечим прикрытие двухместнику, занятому фотографированием.
Нам сказали, что эта миссия имеет огромное значение, так что задействуют не один, а оба "Бранденбургера" — Поточника и мой. Кроме того, она станет дебютом первого австро-венгерского одноместного аэроплана-истребителя, "Ганза-Бранденбургер КД"— "Kampfdoppeldecker", или боевого биплана.
Решение об эскорте из истребителей приняли в Вене в последнюю минуту. Это стало возможным потому, что первые четыре "Бранденбургера КД" днём ранее доставили из Берлина на аэродром в Марбурге. Так что можно представить, как мы прыгали от предвкушения тем вечером 24 сентября, когда получили телефонный звонок и выбежали наружу, увидев появившиеся вдалеке над горами маленькие чёрные точки, заходящие на посадку на лётное поле Капровидзы.
В канцелярском бараке остался лишь Мейерхофер, чтобы поговорить по телефону с офицером по связи с ВВС.
— Но вы же обещали четыре аэроплана, — сказал он, — а теперь оберлейтенант Поточник докладывает, что видны только три.
— Да, — сказал офицер связи, — тут произошёл... ээ... несчастный случай при вылете из Марбурга, так что теперь будет только три аэроплана. Но для нашей завтрашней операции этого было более чем достаточно.
Мейерхофер положил телефонную трубку и выбежал, чтобы присоединиться к нам на поле, пока аэропланы выстраивались в линию для приземления. "Выстроиться в линию" — не особенно точное определение происходившего. Три аэроплана раскачивались и болтались в воздухе, как летящие пьяные комары.
Первым двум удалось, беспорядочно подпрыгивая, приземлиться на поле, но третий коснулся земли носом раньше, чем колёсами, замер на месте как строптивый мул, и, казалось, застыл на носу. Потом он сделал что-то вроде сальто вперёд и наконец оказался вверх тормашками, с разбитым пропеллером и сильно покореженными шасси.
Мы все побежали к месту крушения и обнаружили, что пилот жив, но тяжело контужен и висит вниз головой, пристёгнутый ремнями к креслу. Мы вытащили его и повезли в медпункт на ручной тележке, которую использовали для перевозки раненых. Потом мы отправились смотреть на аэропланы, пережившие это путешествие и стоящие теперь в убежищах от боры под камуфляжной сеткой. Некоторое время мы молча стояли, пристально глядя на них.
Следует принять во внимание, что в 1916 году аэропланы летали ещё не особенно долго. Суборич, самый юный из нас, едва вышел из подросткового возраста, но даже он в 1903 году, когда братья Райт совершили свой первый полёт, уже учился в начальной школе. С тех пор амбициозными конструкторами разрабатывались самые разные образцы, которые по большей части разбивались: аэропланы с тянущим и толкающим винтом, трипланы, полуторапланы, "утки" и дельтапланы с треугольными крыльями.
Так что установившегося представления о том, как должен выглядеть аэроплан, ещё не существовало. Тем не менее, тем утром все мы понимали — с аэропланом "Ганза-Бранденбургер КД" что-то не так.
Казалось, проектирование аэроплана по ошибке поручили производителю сельхозтехники. Правда, в общих чертах он выглядел довольно обычно — маленький одномоторный биплан с тянущим винтом, с пропеллером с одной стороны и хвостовым стабилизатором и рулём с другой.
Однако на самом деле он не выдерживал сравнения с маленьким, радующим глаз "Ньюпором". У "Бранденбургера КД" были какие-то ужасно неправильные пропорции, как будто мы смотрели на нормальный аэроплан в ярмарочном кривом зеркале.
Аэроплан был чрезмерно высоко поднят над землёй по сравнению с его длиной и размахом крыльев. Узкий красно-коричневый фюзеляж с двигателем "Австро-Даймлер" полностью блокировал передний обзор, так что пилоту приходилось смотреть вперед через вырезы по бокам блока цилиндров (как и во многих других своих конструкциях, герр Хенкель, похоже, счёл возможность смотреть вперёд излишней роскошью).
Очень маленький руль, просто лопасть в форме запятой, держался на острой кромке хвостовой части фюзеляжа. Короткие крылья, прямоугольные и довольно широкие, сильно ограничивали пилоту обзор вниз. Обзор вверх через вырез в заднем крае верхнего крыла тоже был не лучше.
Но самой причудливой вещью в этом агрегате была опора между крыльями— не пара реек, как у нормального аэроплана, а конструкция из двух пирамид, соединённых посередине металлическим кронштейном в форме звезды, сильно смахивающая на брезентовый походный умывальник на четырех ножках.
Вершиной этих странностей, от которой и без того высокий аэроплан казался ещё выше, как карлик в цилиндре, стала любопытная конструкция обтекаемой формы из дерева и алюминия над верхним крылом. Мы выяснили, что там расположено вооружение аэроплана — единственный пулемёт Шварцлозе. Похоже, когда герр Хенкель проектировал аэроплан для австро-венгерских ВВС, то рассчитывал, что в его распоряжении окажется пулемёт, стреляющий сквозь пропеллер, как на всех последних немецких машинах.
Но не тут-то было — немецкое Военное министерство отказалось продавать Австрии прерыватель Фоккера, фактически, даже запретило его производство у нас по лицензии. Установить пулемёт поверх крыла придумали в последний момент, а обтекатель, повсеместно называемый "детский гробик", стал отчаянной попыткой уменьшить сопротивление.
Он не только почти не увеличивал скорость аэроплана, но, как мы скоро обнаружили, делал почти невозможным устранение неисправности пулемёта в полёте. Спустя годы говорили, что пилоты называли "Бранденбургер КД" летающим гробом.
Не припомню использования такого названия, хотя, оглядываясь назад, считаю его вполне уместным, а лакированный красновато-коричневый фюзеляж действительно выглядел как гроб. Я помню только одно прозвище, хотя его нечасто так называли: "Spinne", или "Паук". В конце концов, обычно имена предназначаются для людей или вещей, к которым мы испытываем хотя бы проблеск привязанности, а те, кто летал на "КД", разумеется, ничего подобного чувствовать не могли. Мы в молчании проделали обратный путь к палатке-столовой. Оба пилота-перегонщика уже находились там, и денщики угощали их напитками, как двоих выживших в железнодорожной катастрофе — невредимых, но всё ещё находящихся в состоянии сильного шока. Один из них был венгр, если я правильно помню, по фамилии Терчетани, другой — поляк Романович. Лицо последнего всё ещё могло посоперничать в белизне с мелом, он дрожащей рукой наливал себе очередную порцию шнапса.
— Пресвятая матерь божья, — сказал он, — пойду завтра в окопы добровольцем. Куда угодно — в штурмовой батальон, огнемётчики, в газовую, в похоронную команду — мне плевать.
— Что, все настолько плохо?
— Плохо? Господи Иисусе, я в жизни не летал ни на чем подобном. Даже «Авиатик», прозванный «кресло-качалка», и то лучше. Это просто катастрофа. Впервые я поднялся на нем в воздух вчера днем, и он сорвался в штопор на высоте две тысячи метров. Мне удалось выровнять его прямо у самой земли, один бог знает как. Он как змея петляет из стороны в сторону, а при посадке... Не знаю, как мне удалось не опрокинуться через голову, как бедняге Белонеку. Мы вылетели из Марбурга вполне неплохо, по крайней мере, эта свинья высоту набирает прилично, но только отлетели от аэродрома, как аэроплан Метцгера без всякой причины сорвался в штопор.