– Гражданин подполковник, скажите мне, только честно: если я помогу вам раскрыть не одно, а два десятка преступлений, у меня появится шанс избежать вышки?

– Я тебе так отвечу: шанс этот мизерный, но другого пути облегчить свою участь у тебя все равно нет. Так что давай, гангстер, колись, попытка не пытка. Вот ручка и бумага – пиши явку с повинной. За чистосердечное раскаяние, может, и заменят тебе пожизненное на пятнадцать лет строгого режима, – сказал Сокольский.

Утопающий хватается за соломинку. Для тридцатисемилетнего Яши Самсонова этой соломинкой стала шариковая ручка, которой он корявым почерком три часа кряду выводил на бумаге свои признания в убийствах. Начав с самого первого, когда он с братом забил до смерти цеховика по фамилии Лысенко, Яков, подбадриваемый Сокольским, накатал явку с повинной на восьми листах, сознавшись в семнадцати убийствах, совершенных как в Юзовской области, так и за ее пределами – в частности, в средиземноморском курортном городе Анталья, где братцы-киллеры зарезали отдыхающих в пятизвездочном отеле известного юзовского коммерсанта с любовницей. Но это были еще далеко не все трупы на его совести. Яков написал явки с повинной только о тех преступлениях, о которых в свое время много писали в местной прессе. О другой категории убийств, когда бизнесмены просто пропадали без вести, Яков распространяться не стал, трезво рассудив, что судьи вряд ли проявят к нему снисхождение, узнав, как он живьем закапывал людей в свежевырытые могилы. Ему самому жутко было вспоминать об этом. Одно дело средь бела дня расстрелять автомобиль предпринимателя, на чей бизнес положил глаз Рашид Мамедов, – Яков, представляя себе, будто он участвует в съемках крутого боевика, лихо стрелял из автомата Калашникова, небрежно держа его одной рукой, а его брат «зачищал территорию», добивая раненых и случайных свидетелей. Это была виртуозная работа, за которую киллеры испытывали профессиональную гордость. И совсем другое – участвовать в придуманном Рашидом кошмарном ритуале, когда за отказ «добровольно» передать Мамедову контрольный пакет акций своего предприятия перепуганного насмерть бизнесмена заколачивали в гроб и, опустив в неглубокую яму, минут на двадцать засыпали землей. После такой устрашающей акции человек отдавал Рашиду последнюю рубашку, но свою жизнь этим он все равно не спасал – его ждал «колодец смерти», в который боевая бригада Мамедова сбрасывала «отработанный материал».

– Все, – тяжко вздохнул Яков. – Исповедался. Больше мне каяться не в чем, – заверил он, передавая Сокольскому последний исписанный лист.

– Судя по твоим признаниям, вы с братом были наемными убийцами, то бишь простыми исполнителями, так? – спросил его Сергей.

– Ну да, – подтвердил Яков.

– Тогда возникает логичный вопрос: кто заказчики всех этих преступлений?

– Откуда ж я знаю, мне заказы передавали через посредников.

– Посредников ты, разумеется, тоже назвать не можешь? – язвительно осведомился Сергей.

– Не-а. Кто ж светится в таких делах?! У нас конспирация была почище, чем у Штирлица.

– И к цеховику Лысенко тебя тоже направил посредник?

– Ну, с цеховиком то ж не заказуха была. В те года мы типа чисто рэкетом занимались.

– И кто же, интересно, был у вас бригадиром – неужто сам Рашид Мамедов, с которым, как ты тут хвастал, вас связывали общие дела, теперь мне ясно какие.

– Ну, Рашид всегда был у пацанов в авторитете, – уклончиво ответил Яков.

– Это понятно, иначе он не стал бы главарем целого клана. А теперь контрольный вопрос: в убийстве Лысенко принимал участие Мамедов? Ответ на этот вопрос я знаю и без тебя, просто хочу проверить на честность, – сказал Сокольский.

– Нет, он только пытал цеховика, чтобы тот типа отдал как бы награбленное у государства, – пояснил Яков, решив, что выгораживать олигарха перед начальником слобожанского розыска не имеет смысла, поскольку Мамедов тому все равно не по зубам. – Ну а когда выяснилось, что у этого Лысенко нет тех бабок, на которые мы рассчитывали, Рашид приказал добить его. Это он нам вроде экзамена устроил на право вступить в бригаду, – подумав немного, добавил он.

– Коммерсантов вы убивали тоже по его указке? – продолжал раскручивать его Сокольский. – Что же ты замолчал? Рашида боишься? – участливо поинтересовался он, подводя киллера к тому, чтобы тот выдал заказчика, и Яков, понимая, что подполковник все равно его додавит, дал показания против Рашида Мамедова.

Зафиксировав признания Самсонова в протоколе объяснения, Сергей с чувством исполненного долга поехал в Управление. В тот же день он сказал Анне, что обезвреженные благодаря ее информации налетчики убили и ее отца, а главарем в их банде тогда был будущий олигарх Рашид Мамедов, имя которого запало в память ее матери. Назвав Анне имена убийц ее отца, Сокольский и предположить не мог, что она сама захочет отомстить оставшемуся в живых бандиту.

Яков Самсонов, которого уже собирались через два дня переводить из больницы в СИЗО, был отравлен, по заключению судмедэкспертов, лошадиной дозой крысида. Крысиный яд на глазах конвоиров под видом микстуры дала прикованному стальными браслетами к больничной койке бандиту лжемедсестра, которой удалось благополучно исчезнуть в неизвестном направлении до того, как Самсонов начал корчиться в судорогах. Все. С гибелью киллера свидетельствовать против Мамедова стало некому. Нет человека – нет проблем. Для Рашида нет проблем. Без «выводки», на которой убийца должен на месте совершенного им преступления показать, где стоял, в кого, как и из чего стрелял и куда после этого убежал, без проведения очной ставки с Рашидом Мамедовым, которого Самсонов назвал заказчиком всех перечисленных им убийств, его явка с повинной превратилась в пустую бумажку.

Но на этом черная полоса для Сокольского не закончилась – очередное потрясение он испытал, когда увидел фоторобот объявленной в розыск отравительницы. Сомневаться в том, что это была Аня, не приходилось. Очень уж колоритная у нее была внешность, чтобы с кем-то ее перепутать. Закрывшись у себя в кабинете, Сергей постарался успокоиться – слишком эмоционально последнее время он стал на все реагировать. Решение, как поступить в данной ситуации, следовало принимать на холодную голову.

Опер всегда поймет опера. Если чей-то агент куда-то влипал или, того хуже, совершал преступление, но курирующий его офицер хотел прикрыть своего человека, розыскники относились к этому с пониманием. Поэтому майор Иван Ващенко – начальник отделения уголовного розыска Киевского райотдела милиции, на территории обслуживания которого был смертельно отравлен арестованный киллер, после конфиденциального разговора с Сокольским подшил фоторобот отравительницы в заведенное на нее оперативно-розыскное дело и спрятал его в сейф с глаз подальше. На райотделе висело с десяток других нераскрытых убийств, и уголовному розыску дел хватало и без неизвестной лжемедсестры, отправившей на тот свет бандита, на руках которого была кровь сотрудников милиции, так что справедливость, как ее понимали коллеги погибших милиционеров, была восстановлена.

Аня Лысенко, понимая, что за содеянное Сокольский ее по головке не погладит, больше на связь с ним не выходила. Он тоже не мог ей позвонить, поскольку Аня сменила сим-карту в мобильном телефоне. Из агентства «добрых услуг» «Русалочка» она ушла, не оставив свои новые координаты даже лучшим подругам. Нашла по газетному объявлению уютную однокомнатную квартиру на окраине города и неделю из нее не выходила. У хозяйки квартиры – интеллигентной пожилой женщины – оказалась хорошая библиотека классической литературы, и Аня так увлеклась чтением, что забыла даже про любимые сериалы. Первой книгой, которую она прочла запоем, был роман Теодора Драйзера «Сестра Керри». История фабричной работницы, пробившей себе путь наверх ценой компромисса с устоями морали, Анне показалась поучительной. Затем она на одном дыхании прочитала «Унесенные ветром» Маргарет Митчелл. А вот «Преступление и наказание» еле осилила. То, что Достоевский идеализировал проститутку Соню Мармеладову, Анне очень понравилось, но в целом от произведения у нее осталось тягостное впечатление. Раскаиваться, как Родион Раскольников, Аня не собиралась. Отомстив за смерть родителей, она решила начать жизнь с чистого листа. Для этого ей нужно было прежде всего найти себе приличную работу. Неприличной она была сыта по горло.