Хильда слушала его с интересом. Нескрываемая горечь, убеждение, что надо отстаивать свои права и противостоять ИМ — тем, кому легко в жизни. Она сама нередко думала, что по какому-то капризу истории у них в стране людям, делающим самую важную работу, все время дается понять, что они граждане второго сорта; отголоски такого отношения она находила в собственной судьбе.

— Вы что-то очень уж огорчены этим, — сказала она и продолжала уверенно, хоть и действуя вслепую: — Это как-то связано с тем, что вы потеряли свою девушку?

— Возможно. — Он помолчал, смотря мимо нее в парк, в мягкой городской тьме которого засветились рассыпанные огоньки. — Как вы догадались?

— Не знаю, — покривила душой Хильда. Она прекрасно знала — что-то было в его облике обобранное и жалкое; он, несомненно, находился в том же состоянии, что и она сама. Она выжидающе смотрела на него.

— Это не из-за того, что я готовлюсь стать инженером, — начал Дэвид неохотно, — хотя то, что я учусь в политехникуме, могло сыграть тут какую-то роль. Да нет, не в этом дело. Если уж на то пошло, я больше читаю, лучше знаю музыку и, уж конечно, чаще хожу в кино, чем все они. У нас была целая компания, — пояснил он, — в большинстве своем не лондонцы, приехали сюда по разным причинам и держались вместе. Пока… мы с Энн… не порвали.

— Когда это было?

— Месяц назад, может, немного больше… нет, ровно месяц.

При слове «ровно» она почувствовала прилив нежности к нему. Вид у него сделался натянутый и откровенно обиженный.

— Мне как-то не хочется видеть никого из них. — Его глаза снова уставились на ее грудь, но теперь павловский условный рефлекс был уже не так отчетливо выражен. Он больше не выглядел искателем любовных приключений. Этот образ и вообще-то не очень вязался с ним. Но разочарование, обида, боль не могли пройти бесследно. В довершение его, как и всех юнцов, обуревали всевозможные фантазии, и, раз уж случай представился, как же было не попытаться. Он поднял глаза. — Мы с Энн дружили, наверное, года три. Еще со школы. Вместе побывали в Европе. Обручены мы не были, но только потому, что у нас это как-то не принято. И она ушла от меня к моему лучшему другу. Лучшему другу! — повторил он, будто это случилось впервые с сотворения мира и было совершенно необъяснимо. Повторил, словно желая убедить Хильду, что она не ослышалась. То, что произошло, по всей вероятности, поразило Дэвида как гром среди ясного неба.

— Подобные случае не так уж редки, — сказала Хильда.

— Чтобы с лучшим другом?

— Вот именно!

— Не верю.

Он выпил еще пива и жестом предложил ей повторить. Хильда отрицательно помотала головой.

— Как бы то ни было, — заключил он, удержавшись в последний момент от желания рассказать все без утайки. — Он, мой лучший друг… и она, Энн… они по-прежнему якшаются со всеми ребятами. Как ни в чем не бывало. А я не могу… Я не могу бывать с ними, делая вид, что ничего не случилось, верно ведь? Не могу смотреть, как она с ним, когда всего месяц назад она была со мной. Ведь это не то, что мы оба враз решили, что с нас хватит. Чувств ведь своих не скроешь. Ну вот…

Его беспорядочное повествование и все, что из него следовало, затронуло столько струн в сердце Хильды, что она не сразу нашлась что сказать. Все же и на этот раз выручила его она.

— Вы и приходите в парк.

— Да.

— Ну что ж, — она допила свой стакан, — мне пора двигаться.

— А можно мне… мы ведь только познакомились…

— Лучше нет.

— Куда вы?

— На автобус.

— У меня с собой мопед. Не очень красивый и несколько старомодный, я его сам собрал, но работает хорошо.

— Нисколько не сомневаюсь. — Ну почему нельзя скинуть с плеч лет пятнадцать? Почему, встретив этого взрослеющего мальчика, она не может отозваться на его готовность начать что-то серьезное, не может разделить его надежд? Почему всю жизнь она встречает подходящих людей в неподходящее время? — Но все же я поеду на автобусе.

— Скажите мне ваш адрес. Могу я позвонить вам?

Он вскочил, как только она поднялась из-за стола, и последовал за ней по пятам. Выйдя за дверь, они пошли рядом, и свежий воздух, по-видимому, взбодрил Дэвида, вернее, побудил его взяться за прежнее. Он снова настроился на эротический лад и даже сделал неловкую попытку обнять Хильду. Она быстро отстранилась и посмотрела ему прямо в лицо.

— Ну зачем вы шатаетесь по парку?

— Вам этого не понять.

— Кто знает?

В сумерках он казался каким-то хрупким. Его ненужная правдивость почему-то напомнила ей Дугласа: может, и Дуглас когда-то выглядел таким же уязвимым и затерявшимся в городе. — Откуда вы? — спросила она отрывисто.

— Из-под Бристоля. Из маленького городка, который называется Торнбери.

— Так. Значит, нездешний. А ваш лучший друг — вы уж простите, но мне интересно, — он гуманитарные науки изучает?

— Да, английскую литературу. Хочет взять социологию.

— Перестаньте-ка вы лучше бродить здесь. Кто-нибудь не так вас поймет или напугается, и будут у вас неприятности. Да и вообще, что это за жизнь.

Они снова двинулись по дорожке, Хильда нарочно шла быстрым, уверенным шагом.

— А что мне еще делать?

— Но ведь можете же вы познакомиться с кем-нибудь у себя в политехникуме. Или… у вас там и клубов нет?

— В политехникуме учатся главным образом парни. Единственные приличные клубы — спортивные. Живем мы все далеко друг от друга в разных пригородах и встречаемся редко.

— Ну, раз так, — посоветовала Хильда безразлично, — временно откажитесь от этого.

— Но я привык, — скорбно проговорил Дэвид. — Как же так взять да сразу отказаться? Мне кажется, я спячу, если рядом не будет женщины, с которой я мог бы поговорить. Или… — Он не стал уточнять. Поскольку Хильда хранила молчание, он продолжил тему: — Я не могу никем увлечься.

— И остается парк?

— Да.

Темнота, обступившая их, как только они вышли на вившуюся, как проселок, аллею, и легкость, которую он испытывал в обществе Хильды, придали ему смелости:

— Вот вы почти сразу меня заметили. Вы могли бы дать мне понять, что вас это не интересует. Могли дать понять, что это вас оскорбляет. Почему вы этого не сделали?

Любой ответ мог только еще больше запутать дело. Хильда решила, что пора кончать. Больше они никогда не встретятся; мимолетная встреча, пусть она и останется в памяти мимолетной ошибкой.

Дэвид снова неуклюже бросился к ней, на этот раз он обнял ее и с глухим стоном крепко прижал к себе. Хильда вырвалась и, когда он снова хотел схватить ее, предостерегающе подняла руку.

— Я заору, Дэвид, и тогда пеняйте на себя. Вы правы. Я действительно вас поощрила — но это вовсе не было приглашением изнасиловать или немедленно вступить в длительную связь. Просто одинокие люди способны иногда поступать неосмотрительно. Ну, а теперь конец! Вы идите своей дорогой. Я пойду своей. Если же вы опять возьметесь за свое, я закричу.

Две-три машины, петляя вместе с дорогой, небыстро проехали мимо. Теплый воздух привлек в парк много гуляющих. Дэвид испуганно огляделся по сторонам, опасаясь, что его поведение уже замечено и последствия не заставят себя ждать.

— Извините, — сказал он, — вы были такая милая.

Хильда кивнула. Она почувствовала, что устала до головокружения. И как это она влипла? Как могла повести себя так несерьезно?

Дэвид продолжал идти рядом, но она не сказала больше ни слова, пока они не дошли до ворот.

— Мой автобус останавливается вон там, — сказала она.

— Вы твердо решили? — Он сказал это так славно, голос звучал ласково и дружески. — Твердо? Я ведь… совсем не такой.

— Прощайте!

Она протянула руку, и он пожал ее. Она повернулась и, не оглядываясь, пошла вперед.

Дойдя до автобусной остановки, она увидела, что Дэвид все еще стоит, глядя ей вслед. Затем он повернулся и бросился бежать. Хильда догадалась, что он кинулся за своим мопедом и постарается догнать автобус. Она дождалась, чтобы он скрылся из виду, и пошла к входу в метро.