— Однако вы умеете говорить комплименты!

— Я серьезно…

— О, я в этом не сомневаюсь! — сказала Элька насмешливо, но не без удовольствия.

Синякову показалось даже, что она ласково посмотрела на него.

— Где вы остановились? — спросила Элька, поправляя волосы.

— Пока нигде. «Рискнуть? Вдруг оставит?»

— Откровенно говоря, мне некуда идти. Уже поздно…

— Постучитесь к Калмену Зоготу, он человек гостеприимный. Хотите, я вас провожу?

— Зачем? Не надо.

Он застегнул бурку и набросил на голову башлык. «Ну что ж, отложим до следующего раза».

— Значит, завтра увидимся? — Она подала ему руку.

— Да, спокойной ночи.

Синяков распахнул дверь. Ветер ударил сухим снегом в лицо. Элька быстро затворила дверь и заперла ее на задвижку. «Кажется, погода портится», — подумала она с тревогой и подошла к окну.

Для Юдла Пискуна наступили тяжелые дни. Мало того что он вечно изнывал от страха перед Синяковым, так нежданно-негаданно свалилась сюда эта недостреленная девка, а не успел он опомниться — как на тебе! — еще и Хонця приехал вдобавок, провалиться им всем в одну яму! Теперь эти двое насядут на Волкинда, а если Волкинд слетит, ему, Юдлу, несдобровать. Куда деваться? Что делать?

Юдл выискивал всякие поводы, чтобы быть поближе к Эльке, — то привозил ей будылья для топки, то приносил газеты, то расчищал снег около ее хаты. Для чего это ему нужно было, Юдл и сам толком не знал. Он не раз замечал, что Элька словно недовольна, и пугался до смерти, что вот сейчас она его подзовет и скажет… О чем она скажет? О том, как он стрелял в нее? О припрятанном хлебе? О каких-нибудь более старых делах?… Он умирал от страха и все-таки чувствовал себя спокойнее, когда Элька была на глазах.

Надо было сидеть тихо, но как это сделать? Кто знает, чего потребует Синяков, а ведь сейчас каждый шаг — это верная погибель. Попробуй сделай что-нибудь, когда за тобой следит столько глаз! И попробуй не сделать, когда твоя жизнь в руках у этого изверга! Нашел себе безопасное местечко, нечего сказать! Юдл готов был бросить все и вся — дом, добро, схороненный хлеб — и среди ночи удрать куда глаза глядят. Но как быть с женой и сыном? Они-то ведь ничего не знают… Со всех сторон скверно!

Сегодня утром, когда Юдл пришел на колхозный двор, Волкинд велел ему съездить в Санжаровку — отбить на мельнице отруби для скотины. Юдлу очень не хотелось уезжать, но рядом с Волкиндом стояла Элька, и он не посмел спорить.

Как назло, у санжаровской мельницы собралось много подвод, и Юдл освободился поздно. Мороз усилился. По дороге назад Юдл продрог и осыпал проклятиями лошадей, холод, а главное — ее, Эльку. Почему именно его послали в Санжаровку? Наверно, это не зря…

В дом он вошел усталый и злой, чувствуя потребность на ком-нибудь отыграться. Виновата во всем жена — зачем она позволила ему ехать? Но Добы он не застал. Иоська сидел один, наклонившись над столом, и что-то рисовал. Увидев отца, мальчик бросился к нему навстречу.

— Знаешь, папа…

Юдл остановился посреди комнаты.

— Где мать?

— Она сейчас придет… Ты знаешь…

— Куда она пошла? Помоги снять кожух! — крикнул Юдл.

Иоська быстро стянул с него кожух и валенки. Он чувствовал, что отец сильно не в духе и лучше бы к Нему не приставать, но не мог удержаться и снова начал:

— Ты знаешь, папа…

Юдл стоял в одних портянках и оглядывался, отыскивая сапоги.

— Ну что там такое, выкладывай! — буркнул он.

— Ой, что здесь завтра будет! — захлебываясь от восторга, говорил Иоська. — Что будет… Все поедут в степь с молотилкой… солому молотить…

— Какую солому? Зачем молотить?

— Солому, которая в степи. Скирды…

— Скирды? Какие скирды?… Кто это говорил? Где мама? Куда она ушла? — Юдл всеми силами старался не выдать тревогу. — Что ты молчишь? — крикнул он.

— Я же тебе сказал… Товарищ Руднер, Волкинд и Хонця сегодня нашли колосья в соломе.

— Какие колосья? — кричал Юдл.

— Ну как ты не понимаешь! Хлеб плохо молотили… И теперь будут еще раз молотить…

— Что? Еще раз молотить? Говори толком!

— Так я же говорю… Колосья… Вот я тоже принес охапку, уж пробовал молотить.

Мальчик направился в угол, где лежала утоптанная солома. Пробегая мимо стола, он задел кувшин. Кувшин упал и разлетелся на куски.

Юдл вздрогнул, подскочил к Иоське и схватил его за шиворот.

— Что ты сделал, а?

Иоська испуганно смотрел на отца, стараясь вырваться. Но Юдл крепко держал его.

— Пусти! — закричал Иоська.

— Что? — шипел Юдл. — Что ты сделал, а? — Он занес руку над головой Иоськи.

— Не бей меня! Я нечаянно…

Юдл тряхнул его так, что у мальчика лязгнули зубы.

— Отпусти! — побледневший Иоська рвался из его рук. — Не бей! Я расскажу в отряде.

— Ах ты собачье отродье! — вскинулся Юдл. — В отряде расскажешь? Всю посуду в доме перебьешь, а потом побежишь жаловаться в отряд?… Ах ты щенок паршивый! Пока еще отряд тебя не кормит, пока еще ты жрешь мое мясо, пьешь мою кровь…

Мальчик не переставал кричать. Пальцы Юдла разжались сами собой. Иоська отскочил в сторону и исподлобья следил за отцом, который в бешенстве метался по комнате. Портянки у него размотались и волочились по полу.

— В отряде расскажет… Что ты там расскажешь? Уже и пальцем нельзя его тронуть… Ах, сгорите вы все!.. Вот трудись, отдавай за него жизнь — и не смей ему слова сказать… Ну, что ты стоишь? Подойди сюда…

Иоська не двигался с места.

— Что я тебе сделал? Подойди сюда, — упрашивал Юдл сына. — Где мама? Куда она пропала?

Иоська был сильно обижен. Он так ждал отца, хотел ему первому все рассказать, думал, что отец обрадуется, когда узнает про завтрашнюю молотьбу… Иоська еще никогда не видал, чтобы зимой молотили. Весь хутор завтра выйдет в степь! Он так ждал отца, а тот набрасывается на него, дерется. Из-за кувшина…

Юдл опустился на кованый сундук. Куда же это ушла жена? Может быть, она что-нибудь знает толком… Черт понес его в Санжаровку! А ведь он чувствовал, сердце ему подсказывало, что его нарочно отправляют туда, что здесь заваривается какая-то каша. Что же теперь делать? Может, сходить к кому-нибудь узнать?

— Где мама? Я тебя спрашиваю…

Иоська не отвечал.

С трудом переводя дух, Юдл нагнулся, отыскал сапоги и начал натягивать их на йоги. Портянки разворачивались, путались, сапоги не лезли. Наконец он обулся, надел старый кожух и направился к двери. Иоська молча смотрел ему вслед.

— Запри за мной, — буркнул Юдл и вышел из дома. Перед ним синела заснеженная улица. Где-то вдали, на другом конце хутора, выла собака. В занесенных снегом хатах было темно. Хутор спал. Юдл шагал по улице, хотя уже забыл, зачем и куда идет. Снег скрипел под ногами.

«Приехала… Так и знал, что будет беда… Как это она пронюхала?» — с ненавистью думал он об Эльке. Ведь для правления он привозил солому из хорошо обволоченной скирды, откуда же взялась пшеница? — ломал он себе голову. Как теперь быть, что делать? И за-1Чем только он поехал! Был бы он здесь, не допустил бы… Придумала… Молотить будет… Ну и черт с ней, пусть молотит! При чем тут Юдл? Он ничего не знает. Хозяин — Волкинд. С него и спросят. В случае чего Волкинд голову сложит, а не он… Да, но что скажет Синяков?

Он уже не шел, а бежал по снежной тропинке, испуганно оглядываясь по сторонам. Этой уполномоченной, наверно, уже все известно. Она пока нарочно не трогает его, ей хочется поиграть с ним, как кошке с мышью. Когда Руднер разговаривает с ним. он никогда не знает, что у нее на уме. Это она велела отправить его сегодня в Санжаровку. Ничего! Ей это дорого обойдется… Однажды он уже попотчевал ее — тогда, в балке…, А теперь он приготовит для нее угощение послаще. Теперь уж он не промахнется. Но что пока делать? Может, сбегать в степь, к скирдам?

Юдл сунул руку в карман, нащупывая спички, и в эту минуту заметил в бывшем березинском дворе огонек. Это светилось низкое окно Эльки.