- Пока моя мать, – сказала Эдда, – плакала по вам, страдала от суровости родителей и общественного презрения.

- Да, Эдда, но я не забывал ее, и не приехал за ней потому, что не имел достаточных средств. Я верил в нее, она – в меня, и мы ждали. Когда настало время, я написал ей, как вы знаете, но море забрало у нее жизнь.

- Продолжайте.

- После смерти вашей матери, когда я решил, что жить нет смысла, произошло следующее. Мой брат Алсидес нежно любил девушку и обещал жениться на ней. Она была единственной дочерью ужасного человека с дурной репутацией. Обстоятельства сложились так, что брат отсрочил день выполнения обещания, но ведь все заканчивается, и отец девушки заявил ей, что если Алсидес не женится в назначенный день и час на ней, то он убьет обоих. Он мог исполнить угрозу, и поэтому брат сбежал, от него долго не было вестей. Представьте себе, дочь моя, каким было горе и страх бедной Балсины (так звали девушку), даже не потому, что обманута возлюбленным, а то, что умрет, ведь она знала врожденную свирепость отца. В своем горе она обратилась ко мне, хотя мы знали друг друга заочно, ведь Алсидес рассказывал обо мне, а мне – о ней. Она пришла и упала ко мне в ноги, обняла колени и заплакала. Ее красота, молодость и горе тронули мое сердце. Но что я мог поделать?

- Ее положение действительно было очень плачевным.

- Она сказала, что отец убьет ее, если Алсидес не женится на ней в назначенный день; что он, являясь опекуном своей племянницы убил ее за меньшее. Чтобы я спас ее, она будет моей рабыней, собакой, всем, чем только захочу. Что она не сомневается в искренности Алсидеса, верит, что тот вернется за ней, когда исчезнут препятствия, которые заставили его уехать, несомненно, очень серьезные причины. В конце концов, она предложила, чтобы я забрал ее из дома отца в свой, пока не вернется Алсидес, потому что не видела другого способа избежать смерти. Она вцепилась в мою одежду и заявила, что не отпустит, пусть ей отрежут руки. Бедная девушка была страшно напугана.

- Это мало сказать.

- Я не мог забрать ее, это было опасно, а вдруг мой брат Алсидес не вернется. Но мне не хватило смелости бросить ту, которая целовала мне ноги и смотрела прямо в глаза, разрывая сердце. Тогда мне пришла в голову странная мысль. Поскольку мы с Алсидесом похожи, и нас едва можно было различить, я сказал Балсине, что если брат не женится на ней в условленный час, то я одену его одежду, подделаюсь под него и женюсь. Мы останемся в доме ее отца ждать возвращения Алсидеса. Девушка была так растеряна и напугана, что план показался ей великолепным, и она назвала меня своим другом, братом, спасителем, богом. Продумав план, я вернулся в свой дом, а радостная Балсина – в свой. Забыл упомянуть, что возлюбленная брата жила за городом.

- Позвольте, сеньор, – сказала Эдда, – выразить удивление этим безрассудным планом.

- Безрассудный и в то же время разумный, дочь моя. Если говорить об ответственности после исполнения плана, то да, это безрассудно. А если говорить об освобождении несчастной от смерти, то план разумен. К тому же, я очень любил брата, и не сомневался, что тот вернется. Я поступил так, потому что желал Балсине только добра и любил Алсидеса. Жалуясь на бессилие и только сокрушаясь ее несчастьем, я бы этим не исполнил братский долг. Я человек действия.

Настал тот день. Я ждал до последнего, но Алсидес не появился в доме Балсины, и я женился на ней.

- Женились!

- Я сам предложил это. Она была ангелом, я сделал бы это снова ради нее и Алсидеса, которого так любил! Бедный Алсидес!

Эдда стала иначе смотреть на отца: его поступок показалось ей безумным и поэтичным, и это восхитило ее.

Барон продолжил:

- Мы поженились, а когда церемония завершилась, отец Балсины выгнал нас из дома, как паршивых псов.

- Какой ужас!

- Но это лучшее, что могло случиться с нами.

- Не понимаю.

- Сейчас объясню. Через полчаса Балсина освободилась от чудовища, который дал ей жизнь. Я привел Балсину в дом, как невесту брата, а сам ушел в другую часть дома. Так прошел год. А еще через полгода Балсина, рыдая дням и ночами, ожидая возлюбленного, стала терять надежду и впала в тяжелую депрессию. Я водил ее к лучшим докторам страны, но те заявляли, что девушка потеряла рассудок и уже никогда не придет в себя.

- Что вы тогда сделали?

- Я вывез ее из той страны и переехал в другую, представил ее как свою жену и разместил ее в доме умалишенных. Время от времени я навещал ее.

- Что у нее была за болезнь?

- Ее не было, она просто не разговаривала. Когда я навещал ее, она хватала меня за руки, пристально смотрела прекрасными глазами и говорила: «Если он не вернется, отец убьет меня. Тихо! Тихо!» В последнее время она уже не узнавала меня.

- И сколько времени это длилось?

- Она недолго пожила. Я сам опустил ее в могилу. Вот, дочь моя, история моего первого брака, и почему меня называют распутником и обвиняют, что я свел с ума первую жену! Они предпочитают плохое. Все соглашаются, даже не проверяя и безжалостно распространяют слухи. Для меня Балсина всегда была женой брата.

- Сеньор, у вас больше сердце!

- Нет, Эдда, я сделал то, что и Алсидес сделал бы для меня. Думаете, его остановили бы препятствия, чтобы вернуть вашу мать ко мне?

- Вы расскажете о брате?

- Расскажу, но в другой раз.

- А ваш второй брак?

- О нем тоже поговорим в другой раз. Смерть вашей матери, исчезновение Алсидеса, смерть Балсины изменили ход моих мыслей и действий. Я прекратил легкие чтения и начал читать Бэкона и Хайме Балмеса. Первый научил меня правилу, которое направляло мою жизнь, и это дало поразительные результаты. Второй научил меня верить и надеяться. Когда мы не верим и не надеемся на людей, то живем как готтентоты.

- Какому правилу, сеньор?

- Согласно Бэкону, можно познать обстоятельства и причины, отделить важное от второстепенного, если внимательно наблюдать за действиями и явлениями. Таким образом, можно властвовать и управлять обстоятельствами и причинами. В большинстве случаев, наилучшая проверка наших поступков в том, как мы справляемся с препятствием, настоящим или нет.

Тут барон прервался и принялся охотиться за рыбой. Именно охотиться, а не рыбачить, потому что он стрелял из пистолета, вместо ловли сетями или удочкой. Эдда увидела, что отец ни разу не промахнулся:

- Такой твердой рукой вы убьете всех противников на дуэли.

- Я всегда попадаю в цель, но никогда не дрался.

- Странно, учитывая жизнь, которую вы ведете.

- Нет, Эдда. И чтобы вы знали, что я думаю о поединках, расскажу, что однажды случилось со мной. За любую ссору меня вызывали на дуэль. Я не знаю о Божественном Суде, и не знаю, являются ли ловкость и сила законами морали, или будет ли слабый всегда неправ. Эта нелепость в стране уже в прошлом, но до сих пор существует между мужчинами. У народа только один закон – оружие, коллективная ответственность не касается никого в отдельности. Но ведь закон создан для каждого. Я принял свидетелей, посчитавших себя оскорбленными, но не направил своих свидетелей, а выбрал сотню выдающихся людей города, учредил суд чести, ознакомил их со всеми обстоятельствами и заявил, если меня посчитают виновным, я публично извинюсь перед оскорбленным. Это во много раз лучше, чем получить пулю. Для меня кодекс чести имеет два пункта: первый исключает обидчика из союза кабальеро; второй велит включить в этот союз обидчика, который удовлетворит обиженного. Мою теорию приняли, и суд заявил, что я виновен. В итоге я удовлетворил обиженного; он не стал ни жертвой, ни героем. Впредь я был осторожнее в словах и поступках. Думаю, так следует поступать всегда.

- А если приговоренный в делах чести не выполнит свое наказание?

- Это назовут неподчинением и пренебрежением общественной санкции. Тот, кто пренебрегает санкцией, не имеет права вводить свою санкцию. Он не выполнит, а весь мир будет говорить, что он должен был это сделать, и этим он испортит себе репутацию. Он поступит, как осужденные преступники, которые сбегают из тюрьмы. Он станет изгнанником из высшего общества. Конечно, нам далеко до такого. Это уже крайности. Мы потушили огонь веры, отменили правосудие мести, дали свободу рабам, перестали грабить потерпевших кораблекрушение, и стали приходить им на помощь, мы перестали бесчестить и разорять сыновей за ошибки и вину родителей, уравняли положение мужчин и женщин, и так далее. Дуэль – древний бог, ложный, идол, поставленный на алтарь; но дуэли придет конец, как виселице, как кинжалу из рук феодалов также, как настал конец божественности королей на страницах истории. Недопустимо, чтобы честь людей зависела от рапиры фехтовальщика или патрона револьвера.