- Но того, кто не дерется, называют трусом.

- Слабак тот, кто дерется, потому, что у него нет мужества овладеть собой из-за грубого предрассудка. Мужество – великое качество, его не купить за счет крови ближнего и появления сирот. Законы не позволяют людям творить правосудие по своей прихоти, как дикарям. Закону должны помогать традиции. Шпага или выстрел ничего не доказывают. Мораль требует иной меры воздействия.

III

Однажды кабальеро рассказал Эдде о втором браке:

- Я хотел отойти от мира и спокойно провести остаток дней в тихой семейной жизни. По своему наблюдению я знал, что мужчинам определенного возраста не следует жениться на молодых женщинах, которые обычно дружат с модой, праздниками и развлечениями, не могут нести семейное ярмо и не знают, как вести себя в случае вдовства. Я всегда предпочитал развитые души и серьезные чувства. Я не смог бы жить рядом с девочкой, ветреной, как все девочки, и быть ей наставником, ведь мне нужна была подруга, под стать мне, которая могла бы приспособиться ко мне. Поэтому я предпочел Лаис и отдалился от Эвы. Эва была прекрасной женщиной, но слишком чувствительной, подходящей только для совершенной любви, безынициативной, не порывистой, способной только подчиняться и плакать. Эва утомляла меня бесконечным самоотречением, косностью. Она была бы моей рабыней, а не моим другим я. Я предпочел розу стыдливой мимозе. Я устал от путешествий, влюбленностей, от преодолений бурь и затиший в обществе, которое уже не заискивало передо мной. Мое честолюбие давно удовлетворено. Я не верил в добродетель нашего бедного рода человеческого, не находил ничего, чем можно было заполнить пустоту моей души от познания мира и его печалей. К тому же, как скоротать остаток своих дней? Меня преследовала скука, как тень преследует тело; жизнь галантного холостяка вызывала у меня отвращение; мне нужно было что-то среднее. Так я и женился. Если бы я знал о вашем существовании, то не женился бы, а принялся искать вас. Вы дали мне семью, которой мне не хватало, стали лучом и центром очага. Но я не знал, даже не мог предполагать. Я считал вас умершей, как и вашу мать.

- Действительно, мы встретились слишком поздно.

- Нет, Эдда. Вспомните, что я говорил о личных и социальных обстоятельствах, когда решил жениться по-настоящему. Первый брак был не настоящий.

- Вы несчастны, сеньор?

- Да, но вы делаете меня счастливым.

Эдда помолчала, затем выпалила:

- Кто знает!

- Почему вы сомневаетесь?

- Мы встретились, оба пребывая в непонятном состоянии. Вы сам себе хозяин, а я… не знаю, что у меня есть, чего мне не хватает, я не люблю мир.

- Вы полюбите баронессу?

- Не знаю, но не забуду, что она стала причиной нашей встречи.

- Почему она?

- Если бы не шумиха вашей свадьбы, я бы не узнала ваше имя и не сумела бы разгадать написанное на портрете. Я уже давно бросила это занятие.

Сеньор де Раузан задумался. Эдда вздохнула.

- Это действительно странно, – сказал кабальеро, как бы размышляя, – но надо это признать. Если бы я женился на Эве де Сан Лус или остался одинок, то мы бы не встретились, не узнали друг друга. Я вижу в этом Божью руку. Все случается к лучшему. Чтобы получить Эдду, я должен был принять Лаис. В любом случае я должен был жениться на этой сеньоре.

- Почему, сеньор?

- Баронесса сделала то, чего не сделал был для меня никто. Она пожертвовала самолюбием, существованием, будущим, достоинством. Она сгладила углы, чтобы спасти меня он нападок врагов. Если она это сделала ради любви, значит, ее любовь огромна; а если по добродетели, то что может быть выше этой добродетели? Лаис осмеяли за ветреность, выставила на посмешище. Позор и осмеяние – знаете, что это значит для красивой и яркой девушки, полной иллюзий и надежд, гордой и богатой? После случая в лесу, чем стала Лаис для общества? Слабый человек покончит с собой. Все видели в ней виновную, все презирали и обвиняли ее. Кому теперь нужна ее дружба и общество? Кто бы уважал ее в будущем? С Лаис было покончено. Если бы она осталась в городе, то жила бы в унижении и слезах. До нее добралась бы хула и сарказм, как две неумолимые бесстыдницы. Посреди людских страстей – зависти и соперничества – кто бы сжалился над ней? Ее забыли бы, а забвение в таких случаях – приговор к позору.

- Сеньор, вы сжалились над ней.

- Да, Эдда, сжалился над Лаис. Я должен был так поступить. Я, непроизвольный виновник ее падения. Она поднялась, как героиня и крикнула всем, кто набросился на меня, как свора собак: «Назад! Каннибалы! Кабальеро де Раузан невиновен; если есть преступник, то это я! Если вам нужна жертва, берите меня, рвите на части. Вы томимы жаждой оскорбления, напейтесь мной!» Что должен был я делать? Оставаться невозмутимым? Говорить вслух о своем одобрении? Возвести ее на святилище своего разума? Нет, Эдда. Это было бы эгоистичным, неблагодарным. Невольно, но я выбросил ее в бушующее море, которое топило ее. Моим долгом было броситься в это море, спасти или погибнуть с ней.

- Вы спасли ее, вы были благородны, сеньор.

- Да, я дал ей руку и имя. А если бы мог, то дал бы ей и больше. Я отобрал у мира его добычу.

- У вас еще и есть сердце.

- Это завоевание соответствовало ей. Мое имя и рука очистили ее. И ей пришлось подняться до меня. Когда любишь, можешь достичь многого. Лестница любви, Эдда, это лестница Иакова: она идет от земли к небу. В моей женитьбе на Лаис не было прихоти, потрясения, был просто долг. Эва любила меня, но я не мог убить Лаис дважды. Я бросил тень на ее имя и торопился его очистить. Я так понимаю вещи и придерживаюсь такого поведения. Вы поняли, повсюду на меня клевещут, сочиняют мрачные истории, приписывают самые скверные обвинения, а все почему? Потому что Бог наделил меня умом и необычными достоинствами, которые я развивал посредством учения, трудолюбия и суровости. Это радует меня, это верно, и в то же время оно смеется надо мной. Что бы вы сделали на моем месте, Эдда?

- Публично жениться на Лаис. Это вынужденная жертва, Лаис заслуживала ее.

- Эти слова мне знакомы, дочь моя. Именно так поступил ваш отец. Если та, которая сдалась на растерзание и которую презирает общество не годится в качестве супруги, то какая же нужна? Опять же…

- Что, сеньор?

- Следует отличать искренние порывы от неискренних, и не забывать, что огонь со временем угасает. Сколько людей отдают свою жизнь, богатство, возможно, свою честь за других, но которые не жертвуют граммом тщеславия, упрямства, даже незначительными прихотями. Дочь моя, душа огромна, а род человеческий наихудший. Лаис терпела все это ради меня, и терпела безнадежно. Если бы я отплатил презрением и не оценил этого, она любила бы меня с каждым днем все сильнее и проливала из-за меня слезы несчастной любви, слезы, которым нет равных. Но поскольку я ответил благородством на благородство, решительностью на решительность, что и предпочитает мир, возможно, владение пресытило ее, и она посчитала, что ничего не должна мне, а я обязан ей всем. Мы стараемся сделать, как лучше, но почти всегда ошибаемся, и причина ошибок кроется в людях, которых мы хотим отблагодарить, на которых полагаемся…

- Неужели баронесса…?

- Дважды я был женат, и ни в один брак я не вступил по своей воле и любви. В нем не было для меня пользы. Только обстоятельства привели меня к алтарю. Я только один раз хотел жениться, но не смог и кроме этой женщины никто не тронул мое сердце. Я торжественно шел мимо них, как сквозь двойную или тройную линию статуй, восхищаясь внешностью одних, красотой и грацией других, был нежен и ласков с ними, а они оказывали мне временную благосклонность. Но ни одна не удовлетворяла мое восприятие, не заполняла стремлений моего духа. Мне нужна была душа, потому что в отличие от красоты (которая в итоге утомляет, потому что не улучшается), не утомляет никогда, постоянно обновляется, как лицо счастливого ангела. Любовь остывает, красота заканчивается, только дух не стареет, только он бессмертен и многообразен. Два сердца, любящие друг друга – два пламени, которые играют друг с другом; две души, которые ладят – два ангела, которые встретились. А раз жизнь – лишь путешествие от колыбели до гробницы, то предпочтительней иметь в качестве товарища в этом путешествии небесное божество, чем странницу земли.