Петра Первого в детстве не учили ничему, и, как бы не относиться к его методам, результаты царствования впечатляют.

Всяких проходных личностей типа Екатерины Первой и Петра Второго мы опустим, никакого влияния ни на что они не оказывали. А потом на трон села Анна Иоанновна, которая, несмотря на общую дремучесть, правила десять лет без особых провалов.

Затем пришла Елизавета, которую учили только французскому языку и танцам, ибо готовили ее не в русские императрицы, а в жены Людовику Пятнадцатому. Жена из нее не получилась, а вот императрица вышла вполне себе ничего.

Ее преемник — Петр Третий — вроде бы получил неплохое профильное образование. Во всяком случае, его десять лет подряд готовили именно на роль императора. Результат? Слетел с трона после полугода царствования.

Скинувшая его Екатерина, впоследствии именуемая Великой, была самоучкой, и это нисколько не помешало ей вполне успешно править более тридцати лет. И к образованию своего сына она относилась со всей серьезностью, но что из этого получилось? Не помогли Павлу приобретенные знания против апоплексического удара табакеркой в висок. Про сменившего его Александра я вообще ничего сказать не могу — скользкая личность, даже умереть и то ухитрился так, что об этом до сих пор спорят. Но повышенной образованностью он вроде не отличался.

Его младший брат Николай до последнего не предполагал, что станет императором, а по образованию он был инженером. Царствовал довольно успешно, ну кроме разве что самого конца. Однако причиной поражения в Крымской войне стали уж всяко не пробелы в образовании самодержца, а банальное возлежание на лаврах прошлых побед и избыточное доверие ко всякой сволочи типа австрийского императора Франца — Иосифа. Он, кстати, правит и сейчас, вот только доверять ему я не собираюсь даже в самой мелочи.

И, наконец, можно перейти к тому, что я видел своими глазами, то есть к правлению Александра Второго. Это же просто хрен знает что! Аляску продали за неприлично мизерные деньги, крестьян освободили так, что это до сих пор аукается бунтами, промышленное развитие почти встало, зато революционеров развелась великая прорва. А ведь он с детства знал, что станет императором, и получил соответствующее образование.

Которого был практически лишен мой отец, и ничего хоть сколько — нибудь катастрофического в его царствовании лично я не заметил.

Наконец, моего брата Николая что в другой истории, что в этой долго готовили именно на императора. В этой он ничего не успел сделать по не зависящей от него причине, зато в другой развернулся во всей красе.

Так что же это, в некотором смятении подумал я. Получается, что профильное образование для императоров вредно и приводит к приходу полного песца — хорошо если к одному самодержцу, но может ведь и ко всей России. Парадокс, однако история утверждает именно это. Но тогда, выходит, я сижу вовсе не на чужом месте, а очень даже на своем! Потому что меня практически ничему, что может сейчас понадобиться, не учили ни в одной из жизней.

Вывод? Да очевидный, я его и раньше знал. Если тебе нужно образование, то получай его сам, причем, так сказать, без отрыва от производства. По крайней мере, не будет повода никого винить в том, что учили не тому и не так.

Глава 24

Летом девяносто третьего года в Россию вернулся Евгений Колбасьев, бывший вице — директор Русско — американской геолого — технической компании. Понятно, что на следующее же утро он был приглашен на аудиенцию, причем, естественно, она происходила в верхнем кабинете.

Поначалу он хотел было представить подробный отчет о делах компании, но я его перебил:

— Евгений Викторович, ваши письма были достаточно подробными, и я их все читал. Вы сейчас собираетесь донести до меня что — то важное, в те письма не вошедшее, или?..

— Или, Александр Александрович, — улыбнулся Колбасьев. — Так вроде принято — раз вернулся из дальних краев, то первым делом идет отчет начальству.

— Так я же и не спорю, но зачем мне еще один отчет про компанию? Лучше расскажите, что такое интересное вы в той Америке изобрели.

— А показать сначала можно?

— Оно у вас что, в портфеле? Так доставайте, я уже достаточно заинтригован.

Колбасьев вытащил на свет божий нечто небольшое, завернутое в тряпочку, развернул ее и положил на мой стол то, что я узнал практически с первого взгляда. Лампу — триод! Причем правильной, то есть коаксиальной, конструкции. Нитка накала, совмещенного с катодом, вдоль лампы, поверх нее спиралька сетки, и вторым слоем — трубочка анода.

Я рассматривал лампу довольно внимательно, потому как в прошлом году сам озаботился этой проблемой. Правда, мои лампы были существенно больше, но это не мешало им работать, прямо скажем, отвратно. Интересно, а у Евгения что получилось? Но прямо так спрашивать, пожалуй, рановато. Сначала надо якобы узнать, что это вообще такое.

— По — моему, государь, вы уже догадались, — пожал плечами Колбасьев. — Это лампа по образцу вакуумного диода, лет пятнадцать назад запатентованного Эдисоном, но с управляющей спиралью. Я решил, что такую лампу логично будет назвать триодом. Принцип его работы вам рассказать?

— Да в общем не надо, я сам пытался что — то такое сделать. Какая у вас получилась крутизна характеристики?

— Простите?

— Ну, на сколько изменяется анодный ток при изменении напряжения на сет… то есть на спиральке, на один вольт?

— На два миллиампера.

— Хм, у меня на три с половиной. А срок службы какой?

— Часов десять — двенадцать.

Кажется, мое удивленное «ох и ни фига же себе» Колбасьев понял несколько превратно, потому как начал оправдываться — мол, это же пробные экземпляры, их конструкцию еще надо доводить до ума, и вообще…

— Евгений Викторович, не волнуйтесь, пожалуйста. Я так удивился потому, что из трех моих изделий только одно проработало полтора часа, а два других сдохли раньше.

— Если позволите, я могу предположить, почему. Этот параметр, который вы назвали крутизной, а я — усилительным коэффициентом, он ведь сильно зависит от температуры накаливаемой проволоки. Но если ее нагреть сильнее какого — то порога, то вакуум в лампе начинает быстро портиться. Кстати, вам какого значения удалось достичь?

— Порядка половины миллиметра ртутного столба.

— И это тоже сказалось, у меня было меньше одной сотой.

— Чем же вы мерили и, главное, чем откачивали?

— Откачивал ртутным насосом Вестингауза, я его привез с собой. Ну, а с манометрами, действительно, пришлось самому повозиться. Но, боюсь, серьезно увеличить срок службы подобных приборов не удастся — даже если мы полностью откачаем воздух из колбы, вакуум все равно деградирует из — за испарения накаливаемой нити.

Я в который раз попытался напрячь память, но, раз уж это в первые разы не получилось, то и сейчас тоже. А ведь вроде помнил же когда — то, чем покрывали в двадцатом веке внутреннюю поверхность баллонов ламп! Сейчас же мог сказать только то, что это покрытие называется геттером и, кажется, в его состав входят магний, барий и цирконий. Но все вместе или по отдельности — этого я вспомнить не мог. Курс электровакуумной техники в институте был непрофильным, а в качестве радиолюбителя я использовал лампы, но сам их, естественно, не делал. Ничего, теперь есть кому этим заняться!

— Ну, Евгений Викторович, на десерт расскажите, насколько повысилась чувствительность приемника после замены кристаллического детектора на вашу лампу.

— На две лампы, Александр Александрович, включенные каскадом. Как минимум на порядок! Связь с Номом из Сан — Франциско стала почти регулярной. Правда, я еще и антенны слегка доработал. На очереди — реализовать двухполупериодное выпрямление, тогда станет еще лучше.

— Замечательно! Насколько я понял, вы не против продолжить исследования по данной тематике?

— Разумеется, ваше величество.

В общем, Колбасьев покинул мой кабинет надворным советником, что соответствовало армейскому подполковнику или флотскому капитану второго ранга, да к тому же директором института связи при моем комитете. Правда, этот институт ему еще предстояло создать, но я был уверен, что Евгений справится, причем сравнительно быстро. Герца ему в замы по науке, а Попова… даже не знаю. Он с момента первого сеанса связи возился с каким — то устройством на металлическом порошке, пытаясь заменить капризный кристаллический детектор. Ладно, пусть становится завлабом и продолжает исследования. Может, в конце концов и выйдет что — нибудь дельное.