Попытка поспать вылилась в сплошное мучение. Встав, я металась по комнате, но не могла найти себе место. Платье мое валялось в углу. Волосы я завязала так высоко и так крепко, как смогла. Тонкий киртл без рукавов тоже хотелось снять, но удерживала вероятность быть застигнутой голой.

Я металась между дверью и сундуком. Желудок будто скручивали в жгут — туда и обратно. Дрянь, что была частью моей силы, поднялась со дна, куда я её очень надежно запрятала. Кости ломило, как при высокой температуре, внутри, то разгорался огонь, то стыл холод, перекатываясь под сердцем тяжелым гладким куском льда.

Доигралась. Спрятавшись за кровать и прижавшись к шершавой стенке сундука, я постаралась для начала выровнять дыхание. Ничего не получалось. Внутренности будто разрывало. Я закрыла голову руками и сжалась.

Так легко контролировать Силу, когда в тебе одна целебная энергия, которая несет лишь добро. Это вдохновляет, вселяет гордость и… наверное, придает жизни смысл. Нет, смысл это не то, это не правда. Правда в том, что помогая больным, совершая добро, я максимально отдаляюсь от того, с чем не могу справиться. От тьмы и страха, ненависти и злобы — от всего того, что живет внутри. И стоит забыться, яд тьмы ударяет, лишает равновесия и начинает мучить с садистским удовольствием.

Очень удобно пользоваться преимуществами Иях. Но расплачиваться…

Я так и не смогла взять под контроль эту часть себя. Отец хотел видеть меня магистром. Я же по сути не-до-маг, не то, что магистр. Вот целитель из меня получился неплохой. Я улыбнулась, вспоминая детишек, которым сумела помочь. Им я нравилась. Они с щедростью делились своей любовью.

Комната успела погрузиться в темноту. Слабый свет фонарей проникал сквозь занавески. Во дворце стояла тишина, прерываемая далеким собачьим лаем и порывами ветра. Кажется, за окном собирается гроза.

Хлопнула дверь, вслед за чем раздались шаги. Войдя в комнату, Дарен с недоумением смотрел на застеленную покрывалом кровать. Ругнувшись, он подошел к окну и распахнул створки. Шум ветра, впивающегося в кроны деревьев и с наслаждением выдирающего слабые листочки, ворвался в комнату вместе со свежим прохладным воздухом. Бури и грозы — это единственное время в межсезонье, когда можно охладиться по-настоящему.

Дарен постоял у окна и вновь обернулся к кровати. Содрав с шеи платок, он избавился от кителя и взялся за пуговицы рубашки. Слабый свет очерчивал его лицо, которое выражало недовольство и глубокую задумчивость. Справившись с манжетами, Дарен сжал спинку кровати. Створки окна захлопнулись, но стоило Дарену обернуться, снова открылись, зазвенев слюдой.

— Бесовщина какая-то… — пробормотал он и тут его взгляд наткнулся на меня.

Я по-прежнему сидела, прижавшись вплотную к сундуку.

— Верна? Почему ты здесь? — он переступил через мои ноги и опустился рядом.

— Что с тобой? — он положил ладонь мне на плечо и всмотрелся в мое лицо.

— Жарко очень, — ответила я севшим глухим голосом.

— Я так сразу и подумал, — ответил он, сгреб меня в охапку и перенес на кровать.

— Поэтому ты сидишь на полу в темноте, — закончил он.

Он сел сзади и прижал меня к груди, обхватив руками.

Дыхание его сделалось прерывистым. Нас отделяла лишь тонкая ткань киртла, позволяя чувствовать каждый изгиб: напряженный пресс его живота, тяжесть и силу мышц; а ему — упругость моей груди и мягкую податливость тела. Он поцеловал меня в шею серией мягких обжигающих поцелуев и, коснувшись гладкой щекой моей щеки, заговорил где-то рядом с моими губами:

— Ты была у Николая. Он… в растерянности. Хотя по-прежнему слаб, но выглядит гораздо лучше.

По окну ударили первые капли дождя. Спланировав откуда-то сверху, на подоконник сел Лили-Оркус. Крылья его прошли сквозь камень стен, но маленького духа это вряд ли смутило.

— Лили-Оркус помогал. Сама бы я не справилась, — ответила я все тем же сиплым голосом.

Обрадовавшись возможности пообщаться, дух прыгнул вверх и, хлопая крыльями, завис над кроватью.

Дарен сильнее стиснул меня руками, отчего сперло дыхание. Пытаясь разглядеть Лили-Оркуса, Дарен уставился вверх.

— Ты его не увидишь.

— А что он…

— Это мой дух-помощник. Когда-то был очень хорошим целителем, правда, не в этом мире, в Эраш. Много веков назад.

— Что он может? — напряжение чувствовалось и в голосе, и в руках Дарена.

— Лечить. Ну и еще пугать. Говорит, что со стороны выглядит смешно, — я улыбнулась, вспоминая рассуждения духа.

Тугой узел, мешающий дышать, заметно ослаб. Еще бы Дарен не сжимал так сильно, было бы совсем хорошо.

— Честно говоря, не очень, — сказал Дарен. — Это он крыльями хлопает?

— Ага.

— Почему я его не вижу?

Я пожала плечами, хотя ответ, конечно, знала.

— Чтобы его видеть, нужно пройти сложный ритуал. Третье око называется.

— И конечно, нужно быть магом.

— Да.

Лили-Оркус сел на спинку кровати.

— Может быть, нам полетать? — сказал он шелестящим невнятным голосом. Чтобы понимать речь, похожую на шелест листьев, нужно немного поднатореть в этом деле.

— Он еще и говорит. Я слышу его, но ни черта не понимаю!

— Предлагает полетать, — я улыбнулась.

— Ну, уж нет.

Дарен поднялся с кровати.

— Давай, лети отсюда. Во время грозы лучше сидеть под крышей, — это уже реплика для меня. — Если ты умер, еще не значит, что другие должны последовать твоему примеру. Быстро отсюда! — Дарен повысил голос и указал духу на окно.

Лили-Оркус взмыл в воздух и унесся под дождь, словно ветер подхватил его и отправил прочь.

— Зачем ты так?

Я вскочила на ноги, покачнувшись на травяном матрасе.

— Не хочется спать в присутствии всяких духов. Извини, но к этому я пока не готов.

Помолчав, Дарен добавил с надеждой:

— Он улетел?

Я лишь кивнула.

В ответ я услышала сдавленный смешок.

— Не думал, что подействует.

Знал бы ты, Дарен, что сделал сейчас, то не сомневался в себе.

Он подошел к кровати, не отрывая взгляда от меня, и обхватил ладонями мои бедра.

Дыхание его вновь стало прерывистым, впрочем, как и мое. Медленно он провел ладонями по бедрам вверх и стиснул мои ягодицы. Какое-то время мы смотрели друг на друга, пытаясь прочесть в глазах другого нечто важное и сокровенное. Может быть, согласие? А может, нечто большее.

Я положила ладони на его плечи и сжала их, чувствуя под пальцами перекаты мышц. Исследуя мое тело, Дарен огладил талию и вновь вернулся к бедрам, надавив большими пальцами на область, очень близкую к интимной.

В ногах, как и во всем теле, образовалась слабость. Дарен слегка потянул меня к себе, а потом шагнул в бок, отчего я опустилась на колени. Когда я осознала этот хитрый маневр, его руки гладили голую кожу моей спины.

Торс его рассекали шрамы. Я скинула с его плеч рубашку и опустилась еще ниже, целуя ключицы и шею. Шрам на груди был шершавый и плотный, в отличие от других, успевших побледнеть и разгладиться. Отняв мою ладонь от своей груди, Дарен поцеловал меня. Его губы и язык ласкали мой рот, ладони накрыли грудь, слегка сжимая её и оглаживая соски — я уже не могла думать ни о шрамах, ни о чем другом. Он давил на меня прикосновениями влажного теплого языка, нежных пальцев, подталкивая все ниже и ниже. Пришлось шире расставить колени, иначе мне грозило свалиться закостенелым кулем.

За окном неистовствовала буря. Острые холодные капли дождя ударялись в подоконник и порывами ветра достигали нас. То ближе, то дальше сверкали молнии.

Я стянула с себя киртл, тем более что он был в районе груди и только мешал. Дарен освободился от последней одежды и смотрел на меня с таким желанием, что оно болью стягивало его лицо.

Мое тело опутывали дрожь, слабость и желание скорее прервать мучения — почувствовать вместе с тяжестью тела его внутри себя. Опустившись надо мной, он вновь начал целовать меня, одновременно проникая в меня резкими толчками. Мне хотелось прижаться как можно ближе, удовлетворить сумасшедшую потребность в близости как можно скорее, поэтому я отвечала с таким же нетерпением. Когда сладкая истома проникла в меня с движением его тела, я замерла, сильнее вжимаясь в его бедра. Друг за другом достигнув пика наслаждения, мы замерли. По всему телу разливалась приятная слабость: хотелось лежать без движения и наслаждаться моментом.