Я отрицательно помотала головой.

— Они исполняют волю императора неукоснительно.

— Только вылечить не могут, — сказала Катя очевидное.

— Есть другой вариант.

Через пару дней я окончательно пришла в себя. До полного выздоровления речи пока не шло. Но магический резерв был в норме, руки больше не дрожали, ну, а то, что через меня проходила эта странная связь, тянущая куда-то и рождающая пустоту внутри, было не в счет. Побочное после запрещенного колдовства.

Втягивать Дарена или Макса в свою авантюру я не хотела. Катю, тем более, хотя та исподволь пыталась выведать задуманное мной.

— Ничего опасного, — отвечала я ей всякий раз, когда она предпринимала очередную попытку.

Дождавшись, когда Макс с Катей покинут комнату, ставшую моим убежищем, я одела платье и завязала волосы в пучок.

После долгих дней болезни я, наконец, смогу развеяться и полетать — это не могло не радовать.

Погасив свечу, я открыла окно. Слепая бархатистая ночь с охотой приняла меня в свои объятия. Окутав свое тело стихией воздуха, почувствовав в полной мере как оно становится невесомым, я взлетела вверх. Пустота в груди слегка заполнилась — душа, что была раньше на её месте, подала признаки жизни.

Стараясь держаться стен, я полетела все выше и выше пока не достигла крыши. Огненная голова грифона, похожая на голову орла, выглянула из каменной горгульи и посмотрела на меня немигающим взглядом. На короткий миг я испугалась, что привязка ослабла и грифон бросится в атаку. Вместо этого он отделился от статуи и, будто красуясь, стал прохаживаться по крыше, выпуская когти и потягиваясь.

Насколько я помню Лили-Оркус от испуга бежал на крышу. Отсюда и следует начать поиски. Осмотрев каждую статую и каждый привлекательный для духа закуток, я попусту растревожила спящих грифонов. Но зато вновь почувствовала вкус к жизни. Лазить по крыше, наблюдая, как из серого мертвого камня вдруг прорисовываются огненные линии соколиной головы с горящими глазами — это забавно. Статуй я насчитала девять, а вот грифонов осталось пять и это уже не казалось забавным.

Спрыгнув с крыши, я полетела вдоль стеклянного моста. Ощущение безграничной свободы, какое бывает только высоко над землей, кружило голову. За мной следовал грифон, проявляя несвойственное старым духам любопытство.

Крыша Георгиевского дворца оказалась по площади гораздо больше Престольного. Так я могу летать всю ночь, разыскивая Лили-Оркуса…

Обхватив ладонью медальон, в котором жил мой дух-помощник, я постаралась нащупать след его связи с духом. Хотя бы мимолетного ощущения его местонахождения будет достаточно, чтобы сузить радиус поиска. Дух был где-то близко, но где? Словно услышав мой вопрос, Лили-Оркус вылетел из дымохода.

Читать нотации ему не имело смысла. Видимо, он перепугался не на шутку и прятался, ожидая лучших времен. Учитывая, что духи воспринимают время иначе, то для него неделя могла пролететь как один день.

Выискивать императора в окнах Престольного дворца оказалось делом хлопотным. Держась за выступы и барельеф внешней отделки стен, я заглядывала в окна. Комнаты, погруженные в темноту, я пропускала. Все равно ничего рассмотреть в них невозможно. Грифон крался следом за мной, цепляясь огненными когтями за дорогой камень. Я очень надеялась, что на терракотовом будут не сильно заметны следы от его когтей, а вот с белым не все так радужно. Какой-нибудь глазастый слуга может рассмотреть нанесенный старинному дворцу ущерб.

Император лежал в постели лицом к окну. Выглядел он скверно: похудевший и весь изможденный. Темные круги под впавшими глазами и серое восковое лицо, какое бывает либо у покойников, либо у тех, кто близок примкнуть к их числу.

Комната была чуть больше той, что стала моим убежищем, только обставлена с роскошью, достойной королей. Помещение освещали свечи в тройном подсвечнике. У постели императора сидели магистр Лавр Ижевский и, по всей видимости, его племянница. Магистр, держа за руки обоих, передавал прану от девушки к императору. Когда девушка по цвету лица сравнялась с императором, он отпустил её. И принялся тоже самое проделывать, но с собой. Праны, как известно, в теле мага не так много, поэтому он скоро закончил.

— Пойдем, Олика, я провожу тебя до кровати.

Девушка попыталась возразить. Но подняться сама так и не смогла, поэтому ей пришлось принимать помощь магистра.

Когда они вышли, я со скрипом распахнула створки окна и, держась параллельно пола, пролетела внутрь. Двигалась я медленно, потому как окно было высотой с аршин, а шириной еще меньше.

К моему сожалению, император после вливания в него энергии, пришел в себя и теперь смотрел на меня расширяющимися от ужаса глазами.

— Явились добить? — прошептал он еле-еле и усмехнулся.

— Нет. Помочь.

Я приставила к двери стул, спинкой к ручке, чтобы задержать нежелательных гостей.

— Надеялся, что вашу лживую головку уже отрубил палач, — в этом шепоте, переходящим в свист и хрип, было столько ненависти, что я на мгновенье засомневалась. Стоит ли спасать этого тирана и слепца?

Очень хотелось сказать, что его драгоценная сестра замешана в заговоре. Но сказать человеку, находящемуся на волосок от смерти, что его близкий человек — предатель, это чересчур.

— Давайте обсудим позже наши разногласия. Постарайтесь расслабиться, — добавила я, приказывая духу вводить снотворное.

Ситуация чем-то напомнила лечение Дарена. Не только моим глупым геройством, но и тем насколько Дарен и Николай оказались похожи. Я говорю не про внешнее сходство, а про характер.

Лили-Оркус никогда не имел дела с ранением сердца. Сердце самый сложный механизм в нашем теле, поэтому ничего удивительного, что духу-помощнику приходилось тяжело. За неделю, прошедшую с момента ранения, началось атрофирование тканей. Для начала их необходимо было осторожно ликвидировать и заменить новыми, а уже потом соединять разорванный левый желудочек и правое предсердие. Чудесным образом оказалась не задета аорта, а также легочный и аортальный клапаны, что позволяло крови кое-как циркулировать. Но в целом мы имели дело с хорошо законсервированным полутрупом. Как он умудрялся говорить и дышать — оставалось большой загадкой.

Когда Лили-Оркус закончил, на месте жуткой раны остался кривой уродливый рубец. У духа отсутствовал опыт, поэтому лечение затянулось и потребовало всех наших сил. Сердце залатали, но до полного выздоровления речи не шло.

Пора было убираться к себе. По ту сторону двери намекали о том же: поначалу возмущенными вопросами на тему: "кто посмел запереть императора!", а позже многочисленной возней, перешедшей к выбиванию двери и ругани.

С непривычки кружилась голова. Протиснувшись в окно, я кое-как окутала себя стихией воздуха, но полететь так и не смогла. Руки дрожали, нет-нет и подступало чувство беспомощности. Отталкиваясь ногами от выступов в стене, а руками придерживаясь за те же выступы, я поползла к восточному крылу. Дарен просил, чтобы мое присутствие в Карплезире оставалось тайным для всех. Пока большинство считает, что я сгинула, у нас есть преимущество — так он выразился. Но в действительности, так мне показалось, Дареном двигало нечто иное. Возможно, он боялся, что какой-нибудь ретивый гвардеец исполнит волю императора.

Внутри усиливалось сосущее чувство неуверенности и растерянности (леший бы их побрал!). Близился рассвет. С леса доносились птичьи трели, робкие и осторожные, но вместо радости они вызывали тоску и безысходность. Когда я смогу вернуться в Чарующий лес? И будет ли это возможно?

Когда окончательно рассвело, я уже была в Дуняшиной комнате. Наспех попрощавшись, Дуняша с младенцем ушла к родне, погостить и сменить обстановку. Кажется, еще немного и она пожалеет о своем гостеприимстве. Изо дня в день терпеть меня и хоровод визитеров никаких нервов не хватит.

Хотя как раз сегодня Дуня имела возможность забыть о них. Дарен выискивал предателя среди подчиненных, Катя заступила на дежурство, а Макс… да что Макс. Он был скорее их другом, чем моим.