-Добро пожаловать на свободу! - радостно сказал Алекс, хлопнув рукой по борту грузовика.

Я открыла глаза, отметив, что снег прикрыл меня приличным слоем. Прямо как труп, мешка разве что не хватает.

Мы действительно были на свободе, хоть отсюда все еще виднелись далекие бетонные стены Города с дозорными вышками, теряющиеся в начинающейся метели, но это не могло омрачить наше настроение. Это уже прожитый день, прошедшая беда.

Я огляделась и подавилась криком от увиденного. Кругом высились разные по величине и размерам горы черных мешков, горы людей, ставших пугающим пейзажем. Алекс привез нас на свалку мертвецов. Так вот как обходятся с неугодными и заразными: в мешок и сюда. Казалось, что я уже достаточно повидала людской жестокости и бесчеловечности, но нет, находится что-то новое.

-Боже, Алекс, где мы?

-Похоже, именно здесь я бы оказался, если бы нам не удалось вырваться.

Ощущение безмерного счастья в миг разлетелось на сотни осколков, как упавшая фарфоровая ваза. Я еще слышала в душе отголоски радости, а мозг уже сигнализировал, что, хоть нам и удалось выбраться, мы крепко влипли.

Я молча оглядывала горы трупов, дрожа при этом как осиновый лист. От холода, от бессилия, от моментально рухнувших надежд. Алекс помог мне слезть с грузовика, обняв одной рукой и прижав к себе. Из одной безнадеги мы сбежали в другую.

-Прости, - тихо сказал он.

-Ты не виноват, ты же не знал.

Но мне хотелось выть, рыдать и смеяться одновременно. С тюрьмы на кладбище.

Вот почему та девушка из Центра, с которой мне удосужилось поговорить, уверенно сказала, что мы сюда не сунемся: на многие мили вперед одни лишь трупы, трупы, трупы. И мы вдвоем. Смерть подобралась к нам очень близко, дыша в затылок. Я видела ее везде: в неподвижных черных горах мешков, в начинающейся метели, в серых низких облаках, готовых погрести нас под собой, в вырывающихся облачках пара изо рта. Если мы захотим умереть, сейчас – самый подходящий момент.

В нынешних реалиях, смерть – постоянный незримый спутник. Родные, близкие, друзья – все ушли, лишь она рядом. Брат предает брата ради куска хлеба, а она уже рядом. И смерть никогда не предаст. Хоть в ней есть постоянство.

На свалке стояла гробовая тишина, лишь разгулявшийся ветер нашептывал что-то на ухо и хлопал полиэтиленовыми мешками. Сколько хватало глаз – черное покрывало людей, бывших когда-то важными и не очень, грустными и радостными, низкими и высокими. Рабочий, банкир, мать троих детей, бездомный – все как один, как отработанное сырье, выброшенное за ненадобностью. Мы погубили сами себя. Человечество превратилось в бремя, отягощающее планету.

-Вот живешь себе по совести, - начал Алекс, -заводишь семью, детей. Потом раз – и в мешок! Никто не вспомнит о тебе, ни имени не напишет, ни помолится. Жизнь пойдет дальше, даже не заметив твоего отсутствия.

-Господи, это ужасно.

Он лишь кивнул.

Я вспомнила свою мать, стоящую около плиты на кухне. Плачущую в ванне около зеркала. Расчесывающую мне волосы. Но кроме меня, о ней больше некому плакать.

-Что мы будем делать дальше? – я подняла на него полные слез глаза.

-Двигаться, двигаться вперед пока мы можем это делать.

-Мне кажется, это единственное верное решение.

Мой взгляд скользит по черным изгибам мешков, не задерживаясь ни на чем конкретно. Я была не готова, почуяв запах свободы, окунуться в болото ужаса. Словно поманили перед носом аппетитной косточкой, а потом заперли в железной клетке.

-У нас есть маленький шанс, - тихо произношу я. –Теперь мы можем хотя бы двигаться. В Городе у нас даже этого не было.

-Да, ты права, ведь движение – это жизнь, - произносит Алекс, обняв меня одной рукой.

-Еще у нас есть грузовик, так мы сможем дальше уехать, вдруг нам повезет?- я стараюсь поднять настроение и ему, и себе. Мне срочно необходимо найти точку опоры, чтобы идти дальше. –Этому же должен быть конец, - я обвела чернеющие выси трупов свободной рукой. –Где-то они должны закончится.

-Нам придется бросить грузовик.

-Почему?

-Его скоро хватятся, - рассуждал Алекс. –Но пойдут, скорее всего, уже утром, испугавшись метели. Она сегодня наш помощник. Пошли?

Возразить было нечего.

Нам посчастливилось найти в бардачке в кабине грузовика сухой бутерброд с сыром. Жена водителя, наверно, постаралась. На секунду мне стало совестно перед ней за то, что мы сделали с ее мужем, но потом я оглядела бесчисленные горы трупов, не заслуживших даже быть похороненными, и решила, что совесть – последнее, что я буду испытывать по отношению к этому миру.

Решено было поспать пару часов здесь, а потом тронуться в путь, вперед сквозь смерть к свободе. Даже несмотря на то, что мы выбрались из Города, свобода была все еще недостижимой целью. Через пару часов мы проснемся и поедем дальше, пока метель окончательно не заметет все дороги, и грузовик не увязнет, утопая колесами в сугробах.

Раньше меня страшила такая близость с мужчиной в тесном маленьком помещении, но Алекс, это… Я запнулась в попытке дать ему характеристику. Я не уверенна в том, что именно я испытываю к Алексу, но выжить без него точно не смогу. Ни секунды.

Половина бутерброда настойчиво просилась обратно, и приходилось задерживать дыхание, чтобы удержать ее в желудке. Я лежала на плече Алекса, вглядываясь в танец снежинок за лобовым стеклом. Метель укрывала горы белыми простынями, скрывая забытых людей от брошенного мира. Прикрытые снегом они уже не выглядели так безнадежно, можно было даже представить, что это просто снежные холмы, за которыми прячется чудесная страна.

-Знаешь, это как в молитве, -прошептала я. -Если я пойду и долиною смертной тени.

-Не убоюсь зла... – заканчивает Алекс. – Сплошная Долина смерти.

-Что мы будем делать дальше? Когда все это закончится?

-Если бы я смог, я бы ответил тебе, Ребекка.

Я вдруг осознала, что мои цели, к которым надо идти любой ценой, закончились. Вот так, сидя в кабине промерзшего грузовика среди кладбища мертвых людей в разгар метели, мне некуда ткнуть пальцем с криком: «Нам туда!». Какая-то часть сознания была согласна замерзнуть здесь, на старом сиденье, в обнимку с Алексом. Та часть, что устала вечно бежать и сражаться.

В любом случае, это не самая плохая смерть среди прочих.

38.

Я проснулась от того, что нижняя челюсть больно клацнула о верхнюю. Мы снова ехали. Алекс крутил баранку, уставившись бешеными глазами в метель. За лобовым стеклом дальше десяти сантиметров – хоть черт глаза коли, темень да снег вихрями.

-Алекс, в чем дело? Что случилось?

Могла бы и не спрашивать. Одно взгляда на него достаточно, чтобы понять, что кошмары мучают не меня одну.

-Просто не могу тут больше оставаться. Среди этих трупов.

За окном лишь белый пейзаж, смазанный в сплошную непроглядную простыню.

Я молчала, предоставляя Алексу право выговориться, хотя тяжелая голова плохо воспринимала информацию.

-Что случилось? – спросила я уже более тихо. -Призраки прошлого?

Какое-то время он молчал, бешено выкручивая руль.

-Рик.

Я прикусила губу. Ведь именно защищая меня, Алекс стал убийцей, я его сделала таким, обеспечив ночными кошмарами до конца жизни. Он убил Рика, когда тот пытался изнасиловать меня. Кому спасибо? Мне спасибо!

Я не стала спрашивать, что именно Алексу причудилось или послышалось среди черных мешков с телами, решив, что если захочет – сам расскажет. В конце концов, у каждого свои призраки на кладбище.

Грузовик прыгал на неровностях дороги, которые могли быть совсем не неровностями. Чем дальше мы продвигались вглубь свалки, тем сложнее было ехать: тел становилось все больше, а завалы труднопроходимы. Наконец, спустя пару часов, мы достигли участка пути, где машине не проехать. Разве что по телам в горку.

Мы бросили грузовик и пошли пешком вперед, в снежную метель. Алекс сорвал обивку сидений, укутав нас в нее, как в раковину. Так все же теплее, хоть бы на пару градусов, да и чувствовать, как его сердце бьется рядом – лучшее, что можно просить.