Геннадий делает первые слайды, он не верит погоде, он знает — надо успеть, дальше и дождь может быть, да и снег не исключен — вон его сколько на сопках, а ведь всего третье августа.

— Олень! — кричу я ребятам и показываю, на другую сторону Энмываама. Мы падаем на землю, Гена настраивает фотоаппарат. Но что это?

Олень несется прямо к избушке, он высоко прыгает по мелководью и песчаным островкам Энмываама, он несется к нам, хотя из трубы избушки валит дым и не видеть оранжевые пятна невозможно.

Коля срывается в избушку и выскакивает с ружьем.

— Волк!

Теперь мы видим его. Громадный, темно-серый — прекрасный экземпляр полярного волка. Он прыгает к бочке, за которую спрятался Коля. Коля выскакивает навстречу, стреляет, но волк делает на скорости невероятный кульбит и убегает вниз по реке.

Промазал!

Коля огорченно еще раз стреляет ему вслед, и мы принимаемся возбужденно обсуждать это событие.

— Он шел по нашим следам, — высказываю я предположение. — Мы на его территории, и он шел по нашим следам, он тут ничего не боится. Он шел по нашему маршруту, может быть, даже за нами. Он охотник. А кости и все прочее, что мы нашли, — это дело его и его стаи.

— Разве только те, что мы видели в долине, — уточняет Коля. — На вершине скал, где мы нашли растерзанного барана, волка быть не может. Волк по скалам не бегает.

— Тогда кто же? — спрашивает Борис.

— Росомаха, — пожимает плечами Николай. Он опытный охотник, и ему можно верить. — А скорее всего медведь.

И немного подумав:

— Скорее всего только медведь! Мы же видели там следы!

— Очень старые…

— Не имеет значения, — утверждает Николай. — Он мог уйти вниз по реке. Он сейчас на ягодной и травяной диете. Ждет кету. Оленей и коз оставил волку.

«Пожалуй», — думаю я.

— А не раздерет медведь наши лодки? — осторожно спрашивает Борис. — Когда мы будем спать, например?

— Не придет сюда медведь, — уверяет Николай. — Он далеко на юге.

Мы перетряхиваем содержимое наших рюкзаков, перепаковываемся, готовимся к завтрашнему дню.

— А хорош был волчара… — грустно вздыхает Николай.

Я понимаю его неудовлетворенную охотничью страсть. Еще когда летели сюда, в долинах реки Паляваама и Пехтымеля видели из иллюминаторов вертолета группки волков по две-три особи. И очень часто видели оленей. Дикие олени были в небольших стадах — по полтора-два десятка.

Реку Пыркываям по всему течению теснили высокие скалы с многочисленными кекурами. Одни кекуры напоминали развалины древних замков, другие — отполированные ветрами — были похожи на гигантских пеликенов[33], охраняющих тайны здешних мест. Горные козлы и бараны, услышав шум вертолета, стремительно убегали к самым вершинам скал. Вот уж где настоящая глубинка, вот где не ступала нога человека!

— Будет тебе белка, будет и свисток, то бишь, волк, — успокаивает Николая Борис.

Мы разбираем, сортируем и упаковываем наши геологические находки. Небольшие обломки импактитов, обсидиановая галька, кварц, щетка горного хрусталя.

Именно в пользу метеоритного происхождения озера говорит импактит (горная порода, переплавленная при ударе метеорита). А как же тогда обсидиан — вулканическое стекло? Или обсидиановая галька это все-таки махонькие окатыши импактитов? То и другое, между прочим, чукчи называют «йъэлкааныквын», небесный камень. Это название скорее бы подошло тектитам. Утихли ли споры ученых о происхождении озера? Нет.

Последняя научная экспедиция работала тут шесть лет назад. Это была комплексная экспедиция ученых Московского университета и ряда институтов Академии наук СССР. Одной из многочисленных задач этой группы специалистов было проверить гипотезу, высказанную американским ученым Робертом Дитцем.

А суть ее такова. Изучая космические снимки, он решил, что происхождение тектитов — кусочков оплавленного стекла, в изобилии рассеянных по азиатскому материку и Австралии, связано с гигантским выбросом из кратера Эльгыгытгын. То, что такой силы мог быть взрыв, сомнений не вызывало.

Анализ стекла показал, что чукотские тектиты могли образоваться только под действием сверхвысоких давлений и температур, достигающих нескольких тысяч градусов. При этих условиях порода плавится, преобразуется. Когда подсчитали количество энергии, необходимой для образования такой глубокой впадины, как Эльгыгытгын, вывод напрашивался сам собой: сюда вонзился мощный метеорит.

Но прав ли Дитц?

Возраст тектитов Азии и Австралии — 700 тысяч лет. А каков возраст чукотских тектитов и импактитов и вообще стеклянных камней?

Оказалось, что возраст австралийских и чукотских оплавин не совпадает. Чукотские «бомбы» старше — им пять миллионов лет. Следовательно, стеклянные брызги от удара Эльгыгытгынского метеорита надо искать не в Австралии, не в Океании, а в другом месте. Может, в Антарктиде.

Поиски продолжаются, а с ними рождаются очередные фантастические гипотезы. Так ли уж беспочвен этот интерес?

Известно, например, что многие впадины, образованные ударами метеоритов, стали месторождениями полезных ископаемых. Можно назвать структуру Садбери в Канаде — там немало полиметаллических руд. Кратер Рис в ФРГ дал отличный строительный материал. Балтышская метеоритная «яма» на Украине диаметром более 20 километров — это неисчерпаемые запасы горючих сланцев. Так, может быть, геологам есть смысл продолжать исследование озера и его окрестностей?

Сегодняшний день решено назвать «днем гольца, импактитов и волка». Все старательно готовятся к ночлегу. Понимаем, что в комфорте избушки мы последний день.

Виктор Шкловский однажды писал: «…И переплывали в плохих лодках хорошие широкие реки». Это была метафора на литературные темы. У нас же все конкретно — река не широкая, но своенравная, лодки не плохие, но хорошие. И мы понимаем, что хоть и были до нас тут экспедиции, все-таки в одну реку дважды войти невозможно, река каждый год, каждый месяц, каждый день разная, и на каждый час у ней могут быть заготовлены сюрпризы.

На завтрак поймали громадного гольца. Завтракать надо особенно основательно. Продукты мы не экономим.

— Предлагаю на вес находок съедать такое же по весу количество пищи, — предлагает Борис, — чтобы не увеличивать груз. Идет?

Что касается потребления пищи, то тут энтузиазм единодушный.

Николай уходит к озеру. Он достает горсть монет и швыряет их в воду. Хотелось бы знать, сбудется ли примета? Удастся ли еще раз в этой короткой нашей жизни увидеть это чудо?

Первым идет плот. Он непотопляем, поэтому на нем мы храним спальные мешки, документы, одежду, деньги, фотоаппараты, аптечку — все необходимое в ценное. На плоту Гена Есин и Боря Фрейлих, они новички сплава — на плоту безопасней. Но зато и мороки с управлением много.

Гена разворачивает флаг над плотом. Это морской сигнал, два белых квадрата и два красных. В переводе с морского кода означает — «Прекратите движение, вы идете к опасности. Следите за моими сигналами». Флаг мы выбирали еще в Певеке из большой коллекции Есина.

Вытекая из озера, река Энмываам сразу же разбивается на множество рукавов, которые потом, когда минуем равнинную тундру, опять соберутся в единое русло. Плот вынесло влево.

Спустя десять минут выходим мы с Колей. Я на веслах. ЛАС-5 в управлении надежна. Нас выносит вправо, тут основное течение.

Тихая безветренная погода. Теплое солнышко. Ни единого комарика. Вдалеке на левом берегу насчитываем больше двадцати диких оленей. К ним мы приблизимся часа через два.

И тут на фоне всеобщей идиллии Коля грустно вздыхает:

— Отправляться в путь надо в плохую погоду… лучше всего в дождь. Вот.

Я понял, что самую главную примету мы не учли.

— А если чайка всю дорогу сопровождает — это хорошо?

— Не знаю, — признается Коля.

Вот уже два часа нас сопровождает баклан. Он кружит над нами. Идти он будет за нами несколько дней, пока не попадет в зону обитания орлов. Мы его прозвали баклан Епифан.