Из всего этого возникает первая характеристика озера — труднодоступность. Но это, как ни странно, вселяло оптимизм: известно, что трудности неизбежны на пути любого хорошего, дела. И чем поначалу будет больше «чем хуже», тем в конце все обернется «тем лучше».

Стартовали на двенадцатый день сидения в Певеке — и неудачно. На тринадцатый — очередная попытка, летим с работой в тундре, шесть посадок. Четыре часа пятнадцать минут находимся в пути. И вот он — момент абсолютного счастья: мы на озере!

Озеро штормит. Экипаж вертолета не торопится — им самим интересно подольше побыть в столь загадочном месте.

И сразу же разрушение одной из легенд. В переводе с чукотского это «озеро льда, озеро снега», нетающее то есть, льдины здесь обычно держатся все лето, до зимы — сейчас же озеро на удивление чистое.

— Год високосный, — пытается объяснить пилот. — А так — кто его знает? Тут много чертовщины…

— Конечно, — поддерживаю я его, — вот и улетели на тринадцатый день, и в фамилии у меня тринадцать букв, и собственный водяной тут обитает…

— Слыхал, — подтверждает пилот.

А мне не дает покоя эта метеозагадка — ведь единственный водоток из озера — река Энмываам вскрылась в этом году раньше других чукотских рек, южных, хотя находится далеко за Полярным кругом. Как это объяснить?

…На кряж Академика Обручева пал туман. Вертолетчики заторопились. И как только затих шум машины, туман прикрыл и горы, и сопки, и долину реки Энмываам.

Шумел шторм на озере в десяти шагах от нашей избушки. Мы начали обживаться — ремонтировать печь, нары, заготавливать дрова, закрывать полиэтиленом окна, готовить ужин.

Пока Николай открывает консервы, я хочу процитировать несколько строк из Записки к геологическому отчету доктора геолого-минералогических наук Василия Феофановича Белого:

«…В июле 1958 года лед оттаял только у берегов, льдины плавали по всему озеру, наползали на отлогие берега, а день стоял солнечный и жаркий. Такое впечатление, словно находишься на дне котловины, которую можно увидеть лишь во сне или найти в фантастических рассказах: котловины, куда можно попасть, но откуда уже нет выхода. И вместо удовлетворения от осуществления задуманного и пройденного за день пути появилась гнетущая подавленность.

Почему-то пришла в голову мысль, что если бы наказывали отчаянием неизвестности и одиночества, то человека, всю жизнь проведшего в городе и заслужившего такое наказание, следовало бы высадить на берег Эльгыгытгына»[32].

Однако завершает прославленный геолог свою Записку к отчету на более мажорных тонах. Он пишет далее о том, что понимает теперь истоки вдохновения Рокуэлла Кента, но даже и его таланта не хватят, чтобы передать краски озера.

Нас с Николаем не испугало озеро, потому что мы бредили им, видели в своих зимних снах, все тринадцать последних дней были на грани отчаяния, а теперь были просто счастливы.

С небывалым рвением все четверо принялись вылизывать избушку, хоть и жить-то нам три дня и две ночи.

В избушке сохранилась алюминиевая посуда, эмалированные кружки, стаканы, запас соли, к потолку подвешен мешочек сухого картофеля килограмма на три. Прошлым летом тут жили рыбаки.

На гвозде у окна висят бумажки. Читаем. Первая записка:

«Уважаемые гости!!! Просим соблюдать порядок на территории и чистоту в доме. Хозяева. Совхоз «Большевик».

Вторая записка: «Здесь была группа туристов из Ворошиловграда под руководством Паранича В. В. Навела маломальский порядок и рекомендуем его поддерживать. 03.08.83».

Третья записка: «Здесь была группа туристов в составе: Ранавтагин В. П., Шатыгин А. Е., Богданов Н. Н., Кравченко М. Н. Маршрут движения Певек — оз. Эльгыгытгын — Усть-Белая — Анадырь. Прибыли на оз. Эльгыгытгын 17 августа 1983 г., убыли 19 августа 19.08.83».

Итак, в прошлом году одна группа шла следом за второй, не подозревая о ее существовании. Маршрут последней группы совпадает с нашей.

Пишем автограф и прикрепляем его на гвозде — это уже четвертая записка.

Обед на столе. Тост за прибытие. Даже не верится. Еще раз поздравляем друг друга.

После обеда первый маршрут по восточной стороне озера. Скорее, это знакомство с окрестностями. Много оленьих следов. Дикари. К вечеру мы вернулись. Без интересных находок. Тишина. Будто все вымерло. Ни зверя, ни птицы.

Во время ужина я выставил на стол обтянутый материей посылочный ящик.

— Это сюрприз. Подарок из Москвы. Читайте обратный адрес.

Дело в том, что своеобразный штаб по подготовке нашей экспедиции находился в Москве и руководил им писатель Владимир Христофоров, наш друг, чукотский человек, ныне член редколлегии «Северных просторов», альманаха «На суше и на море», большой любитель путешествий и приключений. Несколько лет назад мы с ним сплавились на резиновой лодке по Омолону. И сейчас он беспокоился, чем мог — помогал.

«Вскрыть в точке возврата» было написано там, где обычно проставляется сумма объявленной ценности.

Есть такой термин в авиации «точка возврата» — это когда горючего хватит на обратный путь тютелька в тютельку, если повернуть именно сейчас. В быту «точкой возврата» именуют момент, когда можно одуматься и вернуться, отменить решение, передумать вообще.

Но для нас «точки возврата» нет, она растворилась вместе с отдаленным шумом винтов вертолета. Некуда возвращаться. Путь один — вниз по реке через всю Центральную Чукотку. Даже захоти когда-нибудь кто-нибудь повернуть назад — ничего не получится. Самолеты и вертолеты сюда не летают — просто не к кому лететь, до самого горизонта вокруг никакого человеческого жилья, и рацию с собой мы не взяли, чтобы не отягощаться грузом, некому будет радировать о «точке возврата».

— Отсюда возврата уж нету… — пропел Николай из известной доморощенной колымской песни.

— Значит, вскрываем!

От души постарался Володя Христофоров! Чего только не было! НЗ продуман строго и до мелочей: чай из Бомбея, бразильский шоколад, португальские сардины, латышская карамель, башкирский мед, бутылка армянского коньяка, сублимированное мясо, корейский соус, ржаные домашние сухарики. Было и письмо. С пожеланием не унывать и обязательно возвращаться… в Москву, где готовится встреча. Заканчивалась записка так: «…Которое же у вас теперь число? 1 августа?»

Мы переглянулись. На улице было второе августа. Вот и не верь после этого в чертовщину, когда все происходит на берегу таинственного озера и все приметы совпадают…

Сегодняшний день решено назвать «днем Христофорова».

От всего пережитого за день еле держимся на ногах (подумать только, еще утром сидели в туманном Певеке!). Расстилаем спальные мешки на широких нарах и валимся поверх мешков, не раздеваясь.

Встаем рано. После плотного завтрака и обильного чая решено с Колей Севрюковым обследовать западный берег озера, забраться на самую высокую отметку и вернуться где-то после обеда.

Ярко светило солнце, ярко белели отдаленные снежники, озеро было тихое, без единой волны, даже ветер не морщинил его, а цвет воды был фиолетово-голубой, как кристалл аметиста. На завтрак выловили двух серебристых гольцов, каждый килограмма на три. Таких жирных видеть не приходилось, пробовать тем более — действительно, нежнее рыбы нет.

Мы ушли в маршрут, Геннадий и Борис остались в избушке подгонять амуницию, проверять оборудование, рыбачить, заниматься готовкой.

За несколько часов мы с Николаем взяли две самые высокие вершины и были поражены отсутствием всякой живности, кроме куликов. Зато в изобилии встречались следы недавних трагедий — кости козлов, оленей, баранов, черепа и растащенные скелеты.

К ужину мы вернулись в нашу избушку с грузом камней и двумя черепами. Ребята успели надуть средства нашего передвижения — резиновую лодку ЛАС-5 (лодка авиационная спасательная) и плот ПСН-6М (плот спасательный надувной шестиместный). Наши оранжевые суда под вечерним солнцем на фиолетовой глади озера выглядели сказочными.