Выбравшись на сухое, Лян минут пять ходил по молодому дубнячку, приседал, ковырял землю. Потом вернулся к ручью и сел на камень.

— Что, охотник, проверил? — ухмыляясь, обратился к нему восьмиклассник. — Я наврал, да? Не олени проходили, а тигры?

Лян, сохраняя серьезность, дернул плечом:

— Нет. Олени. — Потом уточнил: — Которые хрюкают, землю носом роют.

Не ожидавшие розыгрыша старшеклассники переглянулись и разразились неудержимым хохотом.

— Хрюкают! Ой, держите меня!.. Роют носом землю! Уморил!

Опростоволосившийся восьмиклассник побагровел, подступил к маленькому охотнику.

— Эй ты! Ври, при, да не завирайся. Я, по-твоему, дурак, да? Не разбираюсь, где свинья, а где олень?

— Зачем? Разбираешься, — вежливо улыбнулся Лян. — Когда лежит чашке, хорошо разбираешься.

Он измерил расстояние между следами и терпеливо объяснил, чем отличаются отпечатки оленьих копыт от кабаньих. Но парень упирался и продолжал твердить свое.

— Ладно, — сказал тогда Лян. — Давай позовем свидетелей.

— Каких это свидетелей?

— А таких. Которые живут тайге.

— Четвероногих, что ли?

— Четвероногих, двуногих — все равно.

Никакой таежный обитатель рассказать о том, кто был на берегу, конечно, не мог. Спорщик это понимал и потому согласился — надеялся, наверно, что так удобнее будет выпутаться из неловкого положения.

— Ну давай, давай! Посмотрим.

По знаку Ляна парни пошли за ним. Когда оказались метрах в ста от речки, маленький удэге рассадил спутников под деревьями, предупредил, чтобы никто не шевелился, а сам сломил прутик, очистил его от листьев и, выйдя вперед, прижался к стволу старой пихты. С минуту кругом стояла тишина. Только вдали негромко стучал дятел да слышалось какое-то цоканье. Выждав, Лян поднял руку и с силой махнул прутиком. Раздался звук, похожий не то на шорох, не то на хорканье. Секунд через пять он повторился, потом раздался в третий и в четвертый раз. Лян взмахивал палочкой и тут же, замирая, прислушивался.

Петька начал уставать и хотел уже встать, как вдруг с одной из лип что-то посыпалось. У вершины дерева вырисовался пушистый хвост, острые, с кисточками, ушки, блеснули бусинки глаз. Белка!

Зверушка, прячась за стволом, ловко перепрыгивала с ветки на ветку и, вертя головой, старалась рассмотреть, кто сидит и хоркает на земле. Точно такая же белка показалась на соседнем кедре.

«И надо же! — подумал Петька. — Сейчас подерутся!»

Увидев друг друга, белки заволновались, зацокали. Первая перепрыгнула уже на соседнее дерево. Но Лян взмахнул прутиком, и задиры, как по команде, разбежались. Хорканье палочки занимало их больше, чем возможность подраться.

С сучка на сучок, с ветки на ветку зверушки спускались все ниже и ниже. Но вот и конец кроны. Ниже — только голый ствол дерева. Озадаченные белки, не понимая, кто же их звал, затанцевали на месте. А Лян обернулся к старшекласснику, показал на зверьков и крикнул:

— Вот! Спроси их. Они видели, кто приходил речке. Если хочешь, спорь три дня.

А вечером на поляне то и дело слышалось:

— Гришк! А Гришк! Хрю-хрю? — И шутники приставляли ко лбу растопыренные пальцы — показывали, какие у свиньи рога…

Другие пионеры не спорили с Ляном. Завоевать уважение старших им было труднее. Но, несмотря на это, они его все-таки завоевали. Юрка, например, уже давно удивлял старшеклассников своей коллекцией насекомых. А после того как Маргарита Ивановна сказала при всех, что она обязательно отметит его благодарностью в своей книге за сбор и препарирование вредителей элеутерококка, парни вообще перестали смеяться над очкариком.

К Алешке старшеклассники относились уважительно потому, что он был звеньевым и лучше всех крутил на турнике «солнце».

А Петька, сам того не ожидая, удивил задавак знанием авиационной и автомобильной техники.

Первый раз свою осведомленность он показал, когда зашла речь о военных и гражданских самолетах. Старшеклассники никак не могли решить, какой самолет больше — ИЛ-62 или ТУ-104. Потом поспорили об американской машине В-52. Одни говорили, что это бомбардировщик, а другие — что истребитель. Петька припомнил рассказы соседа, бывшего летчика, и выложил данные как на ладошке — и про свои машины, и про американские.

А на другой день так же нечаянно Пашка Вобликов начал вспоминать со сверстниками, на каком горючем работают разные автомобили. Зимой парни ходили в автокружок. Но тут все перепутали. Петька не утерпел и тут же назвал машины, которым требуется солярка, перечислил работающие на чистом бензине, вспомнил даже о тех, которым требуется мазут.

— Врешь! — глянул с недоверием на него Пашка. — Откуда знаешь?

— Вот еще! — засмеялся Петька. — У меня ж отец шофер. Весной сдавал экзамен на первый, класс. Сядет вечером за стол и для репетиции рассказывает мне по порядку. А я мотаю на ус.

— На ус! — ухмыльнулся Пашка. — Где ж он у тебя, ус-то? На макушке, что ли?

Впрочем, он тут же оставил шутки и придвинулся К Петьке:

— А дорожные знаки помнишь?

— Помню.

— Намалюй: «Проезд закрыт».

Петька нарисовал.

— А «Обгон воспрещен»?

Пришлось нарисовать и этот.

— А «Впереди крутой поворот»? А «Внимание — дети!».

Вопросы сыпались один за другим, как осенние листья с липы. Вместе с Пашкой экзаменовать Петьку принялись чуть не все старшеклассники. И тут, надо признаться, Луковкин струхнул. С замиранием сердца ждал вопросов про устройство мотора и по электрооборудованию машины. Если бы кому-нибудь вздумалось поинтересоваться параллельным соединением аккумуляторов или системой смазки, пришлось бы сдаться к поднять руки кверху. Но, к счастью, все обошлось. Пашка Вобликов не только не посмеялся, но даже похвалил:

— Неплохо. Видать шоферского сынка по ухватке…

О Галином вкладе в журналистику, возмущении Мишки Закваскина, сражении со змеей и выводах Тимки Варежкина

Окончательно пересмотреть свое отношение к пионерам комсомольцев заставил случай с Галей и Митькой.

Как-то вечером младшая Череватенко подозвала к себе Веру и зашептала ей что-то на ухо.

— А не обманываешь? Может, все — выдумка?

— Ну! Что ты! Что ты! — обиделась Галя и вынула из кармана листок. — Не веришь — читай сама. Мама передала с Сережей.

Вера прочла и улыбнулась.

— Ну раз так, будем действовать. Ребятам не говори ни слова, а с вожатым я договорюсь…

Через час девушка уехала в Кедровку и вернулась только на вторые сутки с новеньким транзистором. Поставив его перед Галей, объявила:

— Вот! Папа подарил ко дню рождения. Ради твоего дела не жалко. Действуй!

— Транзистор? — удивилась и обрадовалась затейница. — Ты ездила домой?

Петька пробовал было выпытать у Гали, что она затеяла, но та упорно молчала.

— Нечего приставать, — строго заявила она. — Кончайте завтракать и марш за шишками! А в пять часов чтобы все были на своих местах возле речки. Объявляется сбор отряда и митинг…

В назначенное время собрались возле своих валежин. Галя уже ждала. Сидя на высоком ящике, она держала на коленях транзистор и осторожно крутила рычажки настройки.

— Как дела, затейник-самоучка? — пробираясь к своей колоде, съехидничал Мишка Закваскин. — Будем беседовать с марсианами, да?

— С какими там марсианами? — свысока поправил приятеля Варежкин. — Вызовем с того света Колумба, Наполеона, Кутузова. Правда, Галька?

Галя, продолжая свое дело, молчала. Из репродуктора неслись какие-то шорохи, попискивание. Петька подумал уже, что приемник испорченный, как вдруг над поляной раздался громкий мужской голос:

— Внимание! Внимание! Говорит Владивосток. Вы слушали передачу для животноводов. В семнадцать часов — повторный выпуск газеты «Приморский пионер»…

И почти сразу же заиграл горн, дикторы — мужчина и женщина — попеременно стали читать заметки про то, что делается и разных школах к пионерских лагерях…

Пионеры слушали с интересом. Но старшеклассники заскучали. Тимка, пересаживаясь ближе к приемнику, открыл уже рот, чтобы бросить какое-то замечание, но не успел. После паузы дикторша сказала: