— Вот видишь? — вскочил он на ноги. — Все получается, как надо. Будет отец! Будет опять катать вас на тракторе, будет делать Андрюшке игрушки!..

О грамотеях-медведях, докторе-пингвине и Галиной радости

В тот же день, а вернее, в тот же вечер произошло и еще одно событие.

Возвращаясь в сумерках от Маргариты Ивановны, Коля, Петька и Лян заметили, что все ребята почему-то толпятся в столовой. На столе горит фонарь «летучая мышь», а кто-то — не то Тимка, не то Мишка Закваскин — размахивает руками и с жаром расписывает какую-то историю.

— Ребята! А ребята! — раздавалось в вечерней тишине. — Знаете, кого я видел нынче в тайге? Медведя! Да!

— Ну-у! — гудели в ответ. — Что же он делал?

— Да что? — продолжал шутник. — Сидит себе на пеньке, нога за ногу, и читает. В левой передней лапе — газета, а правой скребет за ухом и ворчит.

— А чего ворчит? Ты не спрашивал?

— Спрашивал! Чем, говорю, недоволен, Михаила Потапыч? В газете сводка плохая? Не выполняете план по лесозаготовкам? А он поворачивается и лапой машет. По заготовкам, творит, косолапая команда два плана дала. Тут какой-то умник накатал статью, что в нашей чаще плохая спортивно-массовая работа. А того и не знает, что мы вчера специальное собрание проводили и решили организовать всякие секции, проводить шахматные турниры, футбольные встречи. Видал, какой у меня булыжник вместо ядра? Пуда три будет… Вот какие медведи в тайге стали. А почему? Кто знает?

Мальчишки и девчонки дружно развели руками.

— Откуда ж нам знать?

— А догадаться трудно? Я тоже не догадывался. А Михаила Потапыч на вопрос только усмехнулся. Это ж, говорит, всякому ясно. У нас тут одна девчонка объявилась. Сначала обучала всех грамоте, раздавала газеты да книжки. А теперь обещает организовать хор и радио провести в берлоги. Ушлая такая, даром что с пуговку от моей рубахи.

— Радио в берлоги! С пуговку от рубахи! — снова залились смехом ребята. — А как же зовут ее? Откуда взялась?

Рассказчик укоризненно покачал головой:

— Ай-ай-ай! До сих пор не догадались?.. Да Галька ж Череватенко это! Кто другой к медведям подладится?..

— Галя приехала! — догадался Коля. — Старшеклассникам делать нечего, вот они и разыгрывают ее.

Галя, и правда, сидела у фонаря, штопала чью-то рубашку и вместе со всеми хохотала над выдуманной историей.

Друзья забросали ее вопросами:

— Ну как съездила?

— Отпустили в отряд снова?

— А что сказал доктор? С кем приехала?

Галя отмахивалась, хохотала — видно было, что радуется встрече, а потом уселась поудобнее и начала рассказывать про свое путешествие в район.

— Ой, ребята! Что со мной было! Что было!

— Ну уж! — усмехнулся Коля. — Будто мы не знаем, как осматривают больных доктора!

— А вот и не знаете! И не знаете! — затрясла косичками Галя. — Раньше у нас было как? Приедем мы с мамой к Анне Ивановне, она пощупает мои ноги, побьет молоточком и садится записывать. Долго пишет. И заключение всегда одно: как ни грустно, говорит докторша, а все остается по-старому, приезжайте на осмотр через три месяца. Из-за этого я и не хотела к ней ездить. Думала, бесполезно. А вчера получилось совсем по-другому.

— Как же по-другому? — поинтересовался Митька (пользуясь всеобщим весельем, он как ни в чем не бывало пристроился к ребятам).

— А вот так. В этот раз у Анны Ивановны был в кабинете старичок — в белом халате и вроде пингвинчика.

— Толстенький, значит. Ручки коротенькие и вперед торчат, — уточнил Петька, вспомнив, какими рисуют пингвинов.

— Ага! — улыбнулась рассказчица.

— Ну ладно. При чем тут пингвин? — буркнул Алешка. — Дальше-то что?

— А что? Анна Ивановна смотреть меня не стала, а показала старичку. Он, как и докторша, долго бил везде молоточком, колол иголочками. Потом начал читать бумажки, которые дала Анна Ивановна. А когда кончил, улыбается и спрашивает меня: «Хочешь, говорит, мы тебе одну ногу вылечим?» Я от неожиданности даже вздрогнула. «Как же это?» А он смеется: «Это, говорит, уж наше дело. На то я и профессор».

— Старичок, значит, был профессором? — озадаченно кашлянул Петька. — Откуда же он взялся в районе?

— Вот еще! Откуда! — фыркнул Митька. — Из края приехал или из Москвы.

— Ну да, — подтвердила Галя. — Потом я все узнала. В Москве специальная больница есть. Таких ребят, как я, свозят туда со всех, всех концов Советского Союза, а, бывает, и из-за границы. В больнице им делают всякие процедуры, а в свободное время учат. Да! Классы сделаны прямо в палатах, ведь некоторые живут там по три года.

— И тебя тоже пошлют туда? На три года?

— Нет. Профессор сказал: на два. За это время, говорит, хоть одну ногу тебе вылетим. А дальше посмотрим. Если мне вылечат хоть одну ногу, я уже человеком буду! Скорее приходила бы путевка.

О заготовке дикого перца, уроках ботаники и обкусанных крыльях Митьки-Трутня

Нечего и говорить, что после возвращения в компанию Коли и Гали и приезда в тайгу ученых дела в звене пошли лучше. Мальчишки и девчонки опять с жаром взялись за работу и за короткое время наверстали упущенное.

Заготовка корней элеутерококка оказалась делом не таким уж мудреным. Первый раз, придя с ребятами на поляну, Зина остановилась возле куста и повернулась к Петьке:

— Видишь это растение? На что оно похоже?

Петька осмотрел куст и шмыгнул носом:

— Листья как у женьшеня. Только поменьше и растут не зонтиком, а от корней до макушки. И ветки длинные.

— Правильно, — подтвердила девушка. — Этот кустарник — родственник женьшеня. Потому листья и похожи… А какой стебель? Заметили?

— Колючий. За такой, если взяться, сразу сто заноз получишь.

— Тоже правильно, — согласилась Зина. — Только вам занозы, конечно, ни к чему. Если попадется куст без колючек или с колючками только на молодых веточках, его не копайте. Это другой родственник женьшеня, его корни нам не нужны.

— И как он называется?

— Акантопапакс. А это — элеутерококк колючий, или, попросту, дикий перец. Слыхал такое название, Лян?

Людка Простокваша, решив под шумок выкопать корень первой, отошла в сторону, обмотала стебелек элеутерококка косынкой и дернула вверх. Но стебель, конечно, не поддался, а шипы прокололи платок и впились в руку.

— Ой-ой-ой! Ай-ай-ай! — завопила девчонка.

Зина испугалась, но, осмотрев ладонь, убедилась, что ничего страшного не случилось.

— Так тебе и надо, сороке непоседливой. Не суй носа в щель раньше старших.

И тут же стала объяснять, как нужно копать элеутерококк.

Подойдя к самому крепкому и большому стеблю, она отгребла от него сухие листья, вырвала траву и ковырнула ногой. Когда в земле показался желтоватый корень, девушка подсунула под него руку и не очень сильно потянула вверх. Корень поддался. Зина потянула еще. Скоро она уже стояла у нового стебля.

— Видите? От одного корня у дикого перца отходит несколько стеблей. Теперь я отрежу стебли ножом, разрублю корень на куски и делу конец. Остается только промыть их в ручье да хорошенько высушить.

Через десять минут, вооружившись ножами, заостренными палками и расстелив на берегу ручья чистые рогожи, мальчишки и девчонки уже вовсю орудовали на поляне. Летели в стороны комья земли и листья, трещал валежник. Как всегда, к делу и без дела визжала Людка, плескалась в берегах взбаламученная вода, кричали встревоженные кедровки.

Работали без перерыва минут сорок — пятьдесят. А потом Алешка давал свисток и все стремглав неслись к Маргарите Ивановне и Гале, которая помогала ученым срисовывать листья растений. Кто-нибудь задавал взрослым вопрос, и на полянке начинался самый настоящий урок по ботанике. Особенно интересно рассказывала о растениях Маргарита Ивановна. Один раз она продолжила Верин рассказ про выращивание грибов, в другой — сообщила, как Мичурин высаживал в саду приморский кишмиш и ягоды, потом объяснила, чем отличается орех маньчжурской лещины от его собрата — ореха лещины разнолистной.