— Да ты что? Ополоумел? — неласково встретила мальчишку тетка Настасья. — Погляди, на что корова похожа — мокрая, будто на ней пахали.

— Ну и пускай! — буркнул Митька. — Больше я пасти ее не буду. Уезжаю к родителям.

Тетка покачала головой, но не удивилась.

— Видать, опять накуролесил в отряде… Ну и поезжай себе…

Так Митька опять оказался в Кедровке. Думалось, что тут-то уж от скуки не пропадешь: кругом люди, работа, всякие развлечения. А на поверку получалась ерунда. Мать почти сразу нашла сыну кучу дел — заставила чистить свинушник, лущить фасоль, таскать с огорода овощи. Отец смотрел хмуро, а на душе по-прежнему скребли кошки.

Переворачивая лопатой навоз или собирая на грядках колючие, будто литые, огурцы, Митька, сам того не желая, представлял, как ребята собирают в тайге ягоды. За обедом прикидывал, какое блюдо могли приготовить на пасеке на первое и второе, какой подали десерт.

Всякие мысли про отрядные дела лезли в голову и во время рыбалки, на которую Митька убегал, чтобы увильнуть от домашней работы. В первый же раз, как только он оказался на речке, на удочку стали попадаться самые мелкие гольяны и пескари. Многие рыбки были не больше мизинца. Митька терпеливо снимал их с крючка, пускал в воду, но скоро не выдержал, разозлился и, швырнув в речку и червей, и рыбу, выругался:

— Барахло! В Ляновом заездке разве такие?

Приунывший и похудевший мальчишка стал подумывать, не махнуть ли для развлечения в Мартьяновку. И, наверно, махнул бы, да, к счастью, помешало непредвиденное событие.

Утром, после завтрака, белобрысый сидел с Колюнькой на крылечке и лущил фасоль. Пересохшие на солнце стручья лопались от одного прикосновения. Белые, зеленые и красные в крапинку зерна разлетались в стороны, со звоном бились о стенки железной ванны и падали вниз. Колюнька ловил их, смеялся, пробовал что-то рассказывать. Но Митька не слушал. Внимание целиком было приковано к доносившемуся шуму мотора. «Откуда идет машина? Не удастся ли устроиться в кузове? — прикидывал мальчишка. — А почему звук такой странный? Будто стрекочет косилка или машинка для стрижки волос».

Ответ пришел сразу и неожиданно. Машина явилась не из Мартьяновки и не из Березовки, а откуда-то из-за дальней сопки. И не по земле, а по воздуху. Перелетев через речку, она снизилась, проплыла над высокими ветлами, сделала круг и начала опускаться у Поросячьего ручья. Свиньи и утки, нежившиеся на лужайке, опрометью бросились прочь. Задрав хвосты, помчались по улице бычки и телки, завыли и залаяли во дворах собаки.

— Вертолет! Ура Советской Армии! — заорал Митька и, забыв про брата и фасоль, со всех ног бросился за ворота.

Думал, что из машины выйдут солдаты, выгрузят пушку и начнется учение со стрельбой. Но вертолет оказался гражданским. Когда Митька подбежал, две женщины выносили из него и складывали на земле свернутые в тючки палатки, спальные мешки, рогожи и еще что-то. Им помогали пожилой летчик и молодой парень.

Пассажирки Митьку не заинтересовали. Он прилип к вертолету и околачивался возле него, пока пилоты не задраили дверь.

Только проводив железную стрекозу, мальчишка, наконец, обратил внимание на приехавших. Женщин было две: пожилая, полная в пестром платочке и совсем молодая, курносая — в синих шерстяных брюках со штрипками и в соломенной шляпе. Младшая, со штрипками, сложив вещи в кучу, уже сидела на какой-то корзине и перелистывала толстую книгу, а пожилая, отойдя в сторону, разговаривала с кузнецом, дедом Савелием.

— Митька!.. Эй ты, слышишь?! — крикнул дед. — Ну-ка, проводи гражданочку к своему батьке.

Показываться на глаза отцу белобрысому не хотелось. Кто знает, как отнесется родитель к тому, что ты бросил брата и работу? Но, поразмыслив, он все-таки решился.

Через десять минут они были уже в конторе. А там из разговора нежданно-негаданно выяснилось такое, отчего разом забылись все горести. Почетное возвращение в отряд и в звено благодаря новостям было обеспечено! Оставалось только найти транспорт и как можно быстрее добраться на пасеку.

Митька выскочил из конторы и заметался по селу в поисках автомашины, идущей в Березовку. Но ни машины, ни трактора, как нарочно, в тайгу не посылали. Отцовский велосипед еще с весны валялся в сарае без резины и спиц. А что можно еще придумать?

Мальчишка хотел уже сунуться за помощью к соседям, к дяде Грише, у которого был мотоцикл, но одумался и, разыскав братишку, только наказал:

— Колюшка! Скажешь дома, что я ушел на пасеку. Ночевать не вернусь.

Малыш уставился на Митьку.

— Посол, да? Песком?

— Ну да, пешком. Пешком! Не понял, что ли?

— Далеко с. Маманя лугаться будет.

— А! Ладно. Твое дело сказать: ушел на пасеку. Ясно?

В следующую минуту, поддергивая штаны и беспрестанно оглядываясь — но едет ли кто сзади? — Митька уже мчался в сторону пасеки и заранее прикидывал, что и как скажет приятелям…

О боровиках, сыроежках, Нюркиной лекции и свиньях-ищейках

А у ребят в это самое время было особенно весело. С утра, когда они собирались на работу, Сережа сказал, что тратить время на поиски ягод, пожалуй, не стоит.

— Позавчера прошел дождь, — объяснил он. — Ночи стояли теплые. Если пойти к заездку да поискать на опушках, можно набрать грибов. Дядя Гриша от них не откажется. Да и самим пригодятся.

Как только добрались до места, так сразу же разбрелись в разные стороны и завопили на все голоса.

— Ой, Нюра! — пищала Людка. — Иди скорее ко мне. Сколько тут разных грибов! И желтенькие, и красные, и бурые!

— Ага! Как же! — басила издали Нюрка. — Будто у тебя одной. Я сама такие нашла, что пальчики оближешь. Полюбуйся вот! Видишь, какой здоровенный? Как поросенок, толстый.

— А мне попадаются вроде бы одинаковые, а разноцветные, — удивлялся вслух Юрка. — Тут вот зеленый, тут красный, там лиловый.

Грибов было до того много, что даже Петька и Юрка, видавшие их раньше только в банках с маринадом, набирали ведро за какие-нибудь десять минут. Добычу таскали к ручью и ссыпали о общий ворох. Но Нюрка, увидев это, запротестовала:

— Чур, не так! Пусть каждый в свою кучу. Будем разбирать — узнаем, чья лучше.

Стриженая часто ходила по грибы с матерью, и теперь хотела похвастать своим умением.

Возражать ей не стали.

Когда грибов у каждого набралось по доброй копешке, объявили перерыв, и Нюрка приступила к делу. Стоя возле своей кучи, она подняла над головой тот самый гриб, какой показывала Людке.

— Как называется? Знаете?

— Знаем — боровик! — коротко бросил Лян.

— Нет, белый гриб! — запротестовал Алешка.

— Ну да! Какой же он белый? — подала голос Людка. — Белая только ножка, а шляпка коричневая.

Нюрка засмеялась.

— Вот знатоки! Заспорили! Белый же гриб и боровик — одно и то же. И белым называется не за ножку да шляпку, а за мясо. — Девчонка разломила гриб и показала товарищам мякоть. — Оно вон какое белое. Видите? А шляпка у боровика бывает разная. Вырос под пихтой — такая вот коричневая, а в другом месте — бурая или каштановая. Главное, надо глядеть, чтобы ножка книзу была толстенькая, а под крышечкой — губка.

Девчонка приказала всем отобрать боровики и снести в одно место. Так же поступили с рыжиками и груздями.

— Мы их потом обрежем, почистим — и в дело: какой посушим, какой посолим, а какой и замаринуем, — объяснила девчонка.

Других грибов, кроме боровиков, груздей да рыжиков, у Нюрки не оказалось. Поэтому она подошла к Петьке.

— А ну показывай, что набрал!.. Ой, мамочки! Да он же поморить нас хочет! Глядите, чего нахватал!

И тут же чуть не половина Петькиного богатства полетела в кусты и в ручей.

— Да ты постой! Чего швыряешься? — обиделся Петька, хватая девчонку за руки. — Не сама собирала, так не жалко, да?