— А ты мне поручал продолжать? Эх, ты! Звеньевой! Машину-автомат нашел, да?

В спор вмешалась Вера. Она сказала, что записи не поздно сделать и сейчас, стоит только припомнить, кто и что делал. Девчонки и мальчишки начали припоминать. Но тут, как нарочно, встала новая трудность. Нюрка заявила, что она набрала позавчера три ведра ягод, а Алешка утверждал, что два. Никто не мог сказать, какие дела числились за Колей, сколько собрал ягод Митька.

Печальным получился и общий итог.

— На каждого не вышло и по одному большому делу в день, — удрученно заметил Алешка, стоя перед фанеркой с выписанными цифрами. — Что скажет Тимка? А Пашка Вобликов? Заулюлюкают всех.

— И не говори! — подперев щеку ладонью, вздохнула Нюрка. — Митька-то хоть и шалапутный, а кабы прибавил его трехдневную выработку, совсем другое дело бы вышло. И Колькину тоже…

Не огорчилась только Вера.

— Ничего, ребята, — сказала она. — Не всегда же удача к удаче. У старшеклассников на этой неделе тоже не все гладко шло. Вернутся они с работы — я поговорю с Сережей.

Однако говорить с вожатым не пришлось. Старшеклассники вернулись в лагерь очень поздно, уже в темноте. Сразу сели ужинать, а потом пошел дождь, и Сережа распорядился:

— Всем в постель! Завтра подъем и завтрак на час раньше. И работать нужно поусерднее нынешнего.

У Петьки, с опаской ожидавшего собрания, отлегло от сердца.

— Слыхал? — толкнул он Алешку. — До завтрашнего вечера разговора про итоги не будет. А за это время мы, знаешь, сколько сделаем?

— Правильно! — подхватил звеньевой. — Пошли к девчонкам, предупредим, чтобы готовились.

Посоветовавшись, решили выполнить за день не меньше чем по две нормы на человека. Да только просчитались и тут. Видно, не зря говорится в народе, что человек предполагает, а судьба располагает. Когда наутро звено явилось на место работы, стало вдруг ясно, что ягод там больше нету. Всей компанией, мальчишки и девчонки набрали каких-нибудь три-четыре ведра голубики. Можно было наскрести с ведро барбариса — кусты его там и тут попадались на поляне, — да разве ж это добыча?

Алешка снарядил разведку туда, где нашли ворованный мед. Но и она возвратилась ни с чем: смородину, открытую Андрюшкой, кто-то уже собрал.

— Что ж тогда делать? — садясь на валежину, разочарованно спросил Юрка. — Может, плюнуть на все да ехать домой?

— Ну вот! — укоризненно посмотрел на товарища Лян. — Как трудно, так, значит, домой?

— Зачем же так, Юра? — сказал и Алешка. — Если мы с тобой уедем, звено проиграет в соревновании, и старшеклассники засмеют всех. И тебя тоже.

Юрка покраснел.

— Да нет. Я это не серьезно… Только что ж делать?

— Делать всегда есть что, — наставительно сказал Лян. — Надо идти ручью вверх. Тайге сейчас добра много. Чего-нибудь найдем.

— А что, например?

— Я почем знаю? Может, рябину, может, бруснику. Увидим…

О кишмише, лимоннике и поразительных изменениях в характере Веры

На поиски отправились тут же. Петька с Юркой по плану должны были осмотреть склоны сопок левее ручья. Лян и Алешка двигались справа, а девчонки обшаривали самое дно долины и, чтобы по заблудиться, аукались.

Утро выдалось тихое, ясное и по-осеннему прохладное. Тайга стояла примолкшая, какая-то задумчивая и чуточку грустная. В воздухе там и тут медленно кружились первые оброненные липами листья, серебрились тонкие паутинки. Почти неслышно звенела деловитая перекличка синиц и поползней.

Петька и Юрка, с удовольствием вдыхая пропахший легкой прелью воздух, шагали по редколесью. Беспокоило отсутствие ягод. Сколько приятели ни рыскали — ни брусника, ни обещанная Ляном рябина не попадались. А виноградные лозы были без плодов. Вдруг Петька споткнулся и полетел в кусты. В ту же секунду раздалось громкое хлопанье крыльев, и с молоденькой, обвитой лианой пихты сорвалось несколько серых птиц.

— Уй ты, — забывая об ушибленном колене, закричал Петька. — Рябчики! Вот бы ружье!

Друзья подошли к дереву.

— Они клевали, наверно, вот это, — показал Юрка на лиану.

Вдоль светло-серого шершавого стебля, словно сережки, висели крупные зеленые ягоды величиной с небольшую сливу.

— Это ж волчьи ягоды!

— Почему волчья? Рябчики ели — значит, не ядовитые.

— Ага! Птицы да звери чего только не жрут. Ты медвежью черемуху пробовал?

— Какую медвежью?

— Да ту самую, что с бронзовой корой.

— А-а, ту? Конечно, пробовал.

— Ну вот. Видал, какая она горькая? И пачкается не хуже чернил. А медведи жрут да еще и облизываются.

Разговор прервали девчонки.

— Мальчишки-и-и! Иди-и-ит-е-е к нам! — закричала Людка. — Мы вошли лимо-о-о-онник!

— Лимонник? — глядя ни друга, переспросил Петька. — Какой лимонник?

— А такой! — махнул рукой Юрка. — Обскакали нас подружки.

Набрав в карманы ягод с лианы, друзья повернули к ручью. Когда приблизились к девчонкам, Лян с Алешкой были уже там. Людка тараторила:

— Вы обошли полянку справа. А мы шли сзади и напоролись. Глядим, и там лимонник, и там, и тут.

Нюрка стояла рядом и молчала, но в подоле у нее горел огонь — горка красных, будто зажженных солнцем, ягод.

— Да-а… А мы вот только и нашли, — протягивая горстку лесного крыжовника, хмуро произнес Петька. — Неизвестно даже, что такое.

Людка повернулась, по-куриному вытянула шею и вдруг, ни слова не говоря, начала хватать ягоды и совать в рот.

— Ну ты! Расклевалась! — пряча руку за спину, рассердился Петька. — Помрешь — отвечай за тебя.

— Помру? Вот сказал! — прыснула Людка. — Это ж кишмиш!

— Конечно, кишмиш, — подтвердил подходя Лян. — Попробуй сам.

Петька выбрал ягоду помягче и положил на язык. Она оказалась очень нежной, сладкой и пахучей.

— Вот дела! — удивился он. — С виду крыжовник, семечки, как у шелковицы, а пахнет ананасам… Значит, кишмиш можно собирать тоже? Да, Вера? Его можно есть?

— Еще и как, — улыбнулась девушка. — А много его там?

Петька посмотрел на Юрку.

— Кто знает? Но есть, наверно, и еще.

— А проверить нельзя, да? Это ж ерунда, — сказал Алешка и решительно зашагал по пробитой товарищами тропке.

За ним пошли и остальные.

Добравшись до опутанной лианами пихты, ребята с лета, как воробьи, набросились на ягоды. А когда наелись, Вера рассказала про кишмиш.

— Кишмиш, — сказала она, — по-ученому называется актинидией и встречается в тайге трех видов. Самый замечательный вид — актинидия аргута, тот самый, который нашли ребята. Его ягоды любят все обитатели тайги. В августе — сентябре к местам, где растет лиана, собираются и рябчики, и бурундуки, и белки, и тетерева. Мелкоту спугивают косули, пятнистые олеин, а за ними являются и косматые увальни — медведи.

Люди варят из кишмиши варенье, компоты, выжимают сладкий сок, делают сиропы. Лет сорок назад приморские мастера сделали из актинидии вино и послали на всемирную выставку в Париж. Напитку присудили самую высокую награду. А советские ученые определили, что витаминов в актинидии втрое больше, чем в лимоне и винограде.

— Во! Поняла, что мы нашли? — щелкнул пальцами под носом у Простокваши Петька. — Кишмиш! Это тебе не какой-нибудь несчастный лимонник!

Людка промолчала. Но зато заговорила Нюрка:

— Ишь задавала какой! Думаешь, девочки нашли, так и ерунда? Если хочешь знать, так лимонник ничуть не хуже кишмиша. Даже лучше. Скажи ему, Вера!

Вера посмотрела на маленького удэге.

— Пусть скажет Лян.

Лян повел плечом.

— Нюра сказала правильно. Охотники знают: бежишь изюбром — сердца выскочить хочет. А съел лимонник — опять сильный, беги хоть сутки.

— Понял? — повернулась Вера к Петьке. — Лимонник, конечно, не такой вкусный, как кишмиш, но есть все-таки можно. И целебный. Дай ему, Нюра, попробовать.

Девчонка протянула несколько кисточек Луковкину. Петька взял одну и внимательно осмотрел. Кисточка была такая же, как у черемухи, но красные, с горошину, ягоды сидели на ней плотнее — совсем как виноград в гроздьях.