+++
– Что ты наделала, Габи! Нельзя давать пить раненым!
– Он сказал: чуть-чуть! – отчаянно взвыла Габи.
– Да нисколько нельзя! Ты что, не понимаешь? Если внутренние органы повреждены, желудок, кишки всякие, куда, думаешь, вода попадет?! – Инга металась вдоль повозки туда-сюда: – И тогда всё – пиши пропало!
– Инга, успокойся! – я аккуратно присел на задок повозки: – Ничего ведь не случилось.
– Но могло! – воскликнула торговка.
– Могло, – согласился я.
Я коснулся тыльной стороной ладони лба Лоренца. Нашел пульс на запястье. Жара не было; пульс был в норме. Дыхание ровное, спокойное:
– Он же мистик. Ему, в конце концов, виднее, что ему нужно.
Я осторожно, чтобы не шатать повозку, соскочил на землю. Инга, слегка успокоившись, заглянула под навес.
– Может, сменить повязку, а?
Я поморщился и покачал головой:
– Я бы не трогал. Зачем лишний раз тревожить рану, если все хорошо? Может, мы залезем, и хуже станет.
– И то правда, – вздохнула торговка.
*** (четверг, утро)
Я, кажется, наконец начал оживать.
За то время, что я пролежал пластом, единственным моим проявлением признаков жизни был момент, когда я подло подставил Габи.
Я долго гипнотизировал импровизированный навес, потом заглянула Инга.
– Доброе утро! – весело сказала она, забираясь в повозку.
– Угу, – отозвался я.
Торговка уселась рядом, залезла в сумку, служившую аптечкой, и достала оттуда бинты.
– Сколько прошло времени с охоты? – я старался говорить как можно бодрее, но к такому голосу больше подходило: "Подойдите ко мне, дети мои, я дам вам свой последний совет…"
– Третьи сутки пошли, – вздохнула она, аккуратно снимая старую повязку.
– Дай хоть гляну, – я насколько мог приподнял голову, Инга придержала меня за плечи.
Торговка освободила рану от повязки и я смог на нее посмотреть.
– Фу, блин! Гадость какая! – я торопливо отвернулся, прижав ко рту кулак: – Лучше б не смотрел!..
В трансе оно все как-то легче воспринималось.
– Ничего себе! – потрясенно проговорила Инга, созерцая рану: – Лукас, идите гляньте!
– Вот это да! – охнул инспектор, заглянув под навес: – Обалдеть!
– Кажется, я умру… – едва выровняв дыхание, простонал я.
– Это ты ее еще сначала не видел! – прицокнув языком, сказал Лукас.
– Потрясающе! – восторженно выдохнула Инга: – Заживает, как на собаке!
– Инга! Да ты просто мастер делать комплементы! – возмущенно воскликнул я.
***
Я снова очнулся где-то ближе к полудню. Полог навеса был наполовину откинут, и Солнце отчаянно жаждало выжечь мне глаза.
Повозка стояла – видимо, мне посчастливилось проснуться на привале.
Лукас подошел к повозке и облокотился на борт.
– Поесть не хочешь?
Есть я не хотел совершенно. Меня подташнивало; голова слегка кружилась. Но объективно – стоило бы: физическое тело остро нуждалось в энергии для восстановления.
– Давай бульона нацежу, – предложила Инга.
– Овощного? – поморщился я.
– Нет! – гордо выпятил грудь Лукас: – Из куропатки.
Надо. Серьезно, надо.
– Ладно, – вздохнул я: – Только прозрачный, пожалуйста. Без ошметков там всяких.
Для того, чтобы пить бульон, явно необходимо было подняться. Я поднимался деревянно, с негнущейся спиной, на одних руках. Но разодранные пересмешничьими зубами мышцы болели адски, даже несмотря на то, что я старался их не задействовать. И обглоданную в месте укуса кожу отчаянно жгло. Надеюсь, у меня было не очень перекошенное лицо…
Я выдохнул и с облегчением проговорил:
– Уфф… Я встал.
– Ну, не преувеличивай свои достижения, – хохотнул Лукас, протягивая мне кружку.
– Ну хорошо, – я облокотился спиной на пододвинутый им тюк: – Я сел…
Лукас усмехнулся и принялся разбирать покосившийся навес.
– Ну у тебя и видок! Как будто из могилы поднялся!
– Спасибо, Инга, – бросил я: – Я уже понял, что ты умеешь делать комплементы.
Впрочем, чувствовал я себя примерно так же.
– Привет! – на повозку вскочил светловолосый кучерявый мальчик. Я даже не сразу сообразил, кто это.
– А-а, это ты, счастливчик? – улыбнулся ему я.
Он радостно закивал и хотел было броситься в объятья, но я опасливо выставил руку, и мальчик, сообразив, осторожно приблизился и прижался к моей груди. Я, подумав, погладил его по голове.
– Он с нами в Тиссу? – вполголоса спросил я у Лукаса.
– Нет, – вздохнул тот: – мы с ним в Лье.
+++
Города мы достигли, когда солнце уже почти скрылось за макушками деревьев.
– Ну что? – спросила торговка: – Сначала врача поищем, или родню Вайса?
– Врача?.. А надо? – уточнил я.
Инга покосилась на дремавшего в повозке мистика и пожала плечами.
– Теперь то уж что, врачу только, – я понизил голос: – "у киски боли, у собачки не боли" сказать осталось.
Правда, выглядел Лоренц и правда как из могилы. Лицо было бледное, как мел, только под глазами глубокие тени. Черты лица заметно заострились, очень выделялись скулы. На резко очерченную грудную клетку и острые плечи вообще страшно было смотреть.
… С поиском родных Вайса возникли трудности: мальчик толи никогда здесь не бывал, толи бывал, но совсем маленьким – в любом случае, ни города, ни гипотетических родных он не знал. Я нашел в своей базе данных с десяток возможных адресов, и мы направились по ним.
Габи, видимо, недалеко ушла в своем интеллектуальном развитии от восьмилетнего Вайса, потому что к лотку с мороженным они кинулись с одинаковым восторгом.
… Ни по одному из найденных адресов мальчика не узнали, имя ни его, ни его бабушки не вспомнили (или сделали вид, что не узнали и не вспомнили). Единственное, чего удалось добиться, это отыскать приют для сирот. Приют был весьма благовидный, женщина, открывшая нам дверь, была вежливой и приветливой.
Вайс с улыбкой махал нам из окна, пока мы не скрылись из виду.
Теперь мы с чистой совестью отправились на постоялый двор. Я договорился о ночлеге и вернулся к повозке.
Где моя одежда? – сонно поинтересовался Лоренц.
– Штаны на тебе. А куртка вот, держи.
Я предъявил Лоренцу его куртку. Перед ниже груди, захватывая правый бок и часть спины, были изрезаны в бахрому и щедро сдобрены запекшейся кровью; по ней можно было наглядно демонстрировать, какой сложности была травма. Изначально. Сейчас от той изумительной расчлененки осталась только небольшая (чуть больше половины первоначальной площади), захватывающая лишь кожу и мышцы пресса рана… Рукава у куртки по локоть отсутствовали, по локоть же были содраны уже почти поджившие руки Лоренца.
– И рубашка такая же.
– Ну ё мое! – с чувством сказал он: – Вторая куртка за месяц!
– Видал, какая рана была? А зажила невероятно быстро!
– Такое бывает, – махнул рукой Лоренц: – Значит, я какое-то время оставался в трансе, а в нем все заживает на порядок быстрее… Надевать-то мне теперь что?
– Тебе только до комнаты дойти, накинь просто мантию, завтра я все куплю.
Лоренц пару минут побарахтался в мантии, и, наконец, в ней разобравшись, осторожно спустился с повозки.
– Помочь? – осведомился я.
– Да чего уж тут, сам дойду…
Лоренц пошатнулся и резко опустился на корточки. Не поймай я его за локоть, и вовсе повалился бы на землю.
Я внимательно поглядел на мистика, приподняв бровь.
– Тебя что, транс до сих пор не отпустил? – поинтересовался я. Для жалобщика Лоренца было, скорее, характерно при пораненном пальце требовать носилки и личного доктора…
Мистик, выждав, видимо, когда в глазах прояснится, и, нахально глядя на меня, сказал:
– Какая красивая клумба! – и, не с первой попытки ухватив цветок, сорвал его и понюхал.
Я иронично закивал:
– Инга "просто" волнами любовалась, а ты "просто" цветочки понюхать присел…