+++

– Что ты наделала, Габи! Нельзя давать пить раненым!

– Он сказал: чуть-чуть! – отчаянно взвыла Габи.

– Да нисколько нельзя! Ты что, не понимаешь? Если внутренние органы повреждены, желудок, кишки всякие, куда, думаешь, вода попадет?! – Инга металась вдоль повозки туда-сюда: – И тогда всё – пиши пропало!

– Инга, успокойся! – я аккуратно присел на задок повозки: – Ничего ведь не случилось.

– Но могло! – воскликнула торговка.

– Могло, – согласился я.

Я коснулся тыльной стороной ладони лба Лоренца. Нашел пульс на запястье. Жара не было; пульс был в норме. Дыхание ровное, спокойное:

– Он же мистик. Ему, в конце концов, виднее, что ему нужно.

Я осторожно, чтобы не шатать повозку, соскочил на землю. Инга, слегка успокоившись, заглянула под навес.

– Может, сменить повязку, а?

Я поморщился и покачал головой:

– Я бы не трогал. Зачем лишний раз тревожить рану, если все хорошо? Может, мы залезем, и хуже станет.

– И то правда, – вздохнула торговка.

*** (четверг, утро)

Я, кажется, наконец начал оживать.

За то время, что я пролежал пластом, единственным моим проявлением признаков жизни был момент, когда я подло подставил Габи.

Я долго гипнотизировал импровизированный навес, потом заглянула Инга.

– Доброе утро! – весело сказала она, забираясь в повозку.

– Угу, – отозвался я.

Торговка уселась рядом, залезла в сумку, служившую аптечкой, и достала оттуда бинты.

– Сколько прошло времени с охоты? – я старался говорить как можно бодрее, но к такому голосу больше подходило: "Подойдите ко мне, дети мои, я дам вам свой последний совет…"

– Третьи сутки пошли, – вздохнула она, аккуратно снимая старую повязку.

– Дай хоть гляну, – я насколько мог приподнял голову, Инга придержала меня за плечи.

Торговка освободила рану от повязки и я смог на нее посмотреть.

– Фу, блин! Гадость какая! – я торопливо отвернулся, прижав ко рту кулак: – Лучше б не смотрел!..

В трансе оно все как-то легче воспринималось.

– Ничего себе! – потрясенно проговорила Инга, созерцая рану: – Лукас, идите гляньте!

– Вот это да! – охнул инспектор, заглянув под навес: – Обалдеть!

– Кажется, я умру… – едва выровняв дыхание, простонал я.

– Это ты ее еще сначала не видел! – прицокнув языком, сказал Лукас.

– Потрясающе! – восторженно выдохнула Инга: – Заживает, как на собаке!

– Инга! Да ты просто мастер делать комплементы! – возмущенно воскликнул я.

***

Я снова очнулся где-то ближе к полудню. Полог навеса был наполовину откинут, и Солнце отчаянно жаждало выжечь мне глаза.

Повозка стояла – видимо, мне посчастливилось проснуться на привале.

Лукас подошел к повозке и облокотился на борт.

– Поесть не хочешь?

Есть я не хотел совершенно. Меня подташнивало; голова слегка кружилась. Но объективно – стоило бы: физическое тело остро нуждалось в энергии для восстановления.

– Давай бульона нацежу, – предложила Инга.

– Овощного? – поморщился я.

– Нет! – гордо выпятил грудь Лукас: – Из куропатки.

Надо. Серьезно, надо.

– Ладно, – вздохнул я: – Только прозрачный, пожалуйста. Без ошметков там всяких.

Для того, чтобы пить бульон, явно необходимо было подняться. Я поднимался деревянно, с негнущейся спиной, на одних руках. Но разодранные пересмешничьими зубами мышцы болели адски, даже несмотря на то, что я старался их не задействовать. И обглоданную в месте укуса кожу отчаянно жгло. Надеюсь, у меня было не очень перекошенное лицо…

Я выдохнул и с облегчением проговорил:

– Уфф… Я встал.

– Ну, не преувеличивай свои достижения, – хохотнул Лукас, протягивая мне кружку.

– Ну хорошо, – я облокотился спиной на пододвинутый им тюк: – Я сел…

Цирк уродцев _26.jpg

Лукас усмехнулся и принялся разбирать покосившийся навес.

– Ну у тебя и видок! Как будто из могилы поднялся!

– Спасибо, Инга, – бросил я: – Я уже понял, что ты умеешь делать комплементы.

Впрочем, чувствовал я себя примерно так же.

– Привет! – на повозку вскочил светловолосый кучерявый мальчик. Я даже не сразу сообразил, кто это.

– А-а, это ты, счастливчик? – улыбнулся ему я.

Он радостно закивал и хотел было броситься в объятья, но я опасливо выставил руку, и мальчик, сообразив, осторожно приблизился и прижался к моей груди. Я, подумав, погладил его по голове.

– Он с нами в Тиссу? – вполголоса спросил я у Лукаса.

– Нет, – вздохнул тот: – мы с ним в Лье.

+++

Города мы достигли, когда солнце уже почти скрылось за макушками деревьев.

– Ну что? – спросила торговка: – Сначала врача поищем, или родню Вайса?

– Врача?.. А надо? – уточнил я.

Инга покосилась на дремавшего в повозке мистика и пожала плечами.

– Теперь то уж что, врачу только, – я понизил голос: – "у киски боли, у собачки не боли" сказать осталось.

Правда, выглядел Лоренц и правда как из могилы. Лицо было бледное, как мел, только под глазами глубокие тени. Черты лица заметно заострились, очень выделялись скулы. На резко очерченную грудную клетку и острые плечи вообще страшно было смотреть.

… С поиском родных Вайса возникли трудности: мальчик толи никогда здесь не бывал, толи бывал, но совсем маленьким – в любом случае, ни города, ни гипотетических родных он не знал. Я нашел в своей базе данных с десяток возможных адресов, и мы направились по ним.

Габи, видимо, недалеко ушла в своем интеллектуальном развитии от восьмилетнего Вайса, потому что к лотку с мороженным они кинулись с одинаковым восторгом.

… Ни по одному из найденных адресов мальчика не узнали, имя ни его, ни его бабушки не вспомнили (или сделали вид, что не узнали и не вспомнили). Единственное, чего удалось добиться, это отыскать приют для сирот. Приют был весьма благовидный, женщина, открывшая нам дверь, была вежливой и приветливой.

Вайс с улыбкой махал нам из окна, пока мы не скрылись из виду.

Теперь мы с чистой совестью отправились на постоялый двор. Я договорился о ночлеге и вернулся к повозке.

Где моя одежда? – сонно поинтересовался Лоренц.

– Штаны на тебе. А куртка вот, держи.

Я предъявил Лоренцу его куртку. Перед ниже груди, захватывая правый бок и часть спины, были изрезаны в бахрому и щедро сдобрены запекшейся кровью; по ней можно было наглядно демонстрировать, какой сложности была травма. Изначально. Сейчас от той изумительной расчлененки осталась только небольшая (чуть больше половины первоначальной площади), захватывающая лишь кожу и мышцы пресса рана… Рукава у куртки по локоть отсутствовали, по локоть же были содраны уже почти поджившие руки Лоренца.

– И рубашка такая же.

– Ну ё мое! – с чувством сказал он: – Вторая куртка за месяц!

– Видал, какая рана была? А зажила невероятно быстро!

– Такое бывает, – махнул рукой Лоренц: – Значит, я какое-то время оставался в трансе, а в нем все заживает на порядок быстрее… Надевать-то мне теперь что?

– Тебе только до комнаты дойти, накинь просто мантию, завтра я все куплю.

Лоренц пару минут побарахтался в мантии, и, наконец, в ней разобравшись, осторожно спустился с повозки.

– Помочь? – осведомился я.

– Да чего уж тут, сам дойду…

Лоренц пошатнулся и резко опустился на корточки. Не поймай я его за локоть, и вовсе повалился бы на землю.

Я внимательно поглядел на мистика, приподняв бровь.

– Тебя что, транс до сих пор не отпустил? – поинтересовался я. Для жалобщика Лоренца было, скорее, характерно при пораненном пальце требовать носилки и личного доктора…

Мистик, выждав, видимо, когда в глазах прояснится, и, нахально глядя на меня, сказал:

– Какая красивая клумба! – и, не с первой попытки ухватив цветок, сорвал его и понюхал.

Я иронично закивал:

– Инга "просто" волнами любовалась, а ты "просто" цветочки понюхать присел…