Мы устраивали гулянья с танцами и песнями. Вообще в образе жизни здешних обитателей я не нашел ничего такого, что можно было бы назвать делом. Короче говоря, те дни, что я провел там, ничем не отличались от дней моего детства, когда матушка только что вывела меня в самостоятельную жизнь и я, не ведая никаких забот, целые ночи напролет плясал и веселился с другими маленькими кузнечиками. Вся жизнь здесь заключалась в праздности и непрерывных пиршествах.
Прошло еще немного времени, и кончилась весна. Потом миновало и лето. Начали увядать цветы лотоса, и листья на деревьях, прежде зеленые, окрасились в золото и пурпур. Наступала осень.
Однажды вечером бабочки пригласили меня пойти с ними в лес и выступить на состязании певцов. Я не согласился. Я отправился гулять один и шел, не останавливаясь, до самого берега ручья. Там я присел и, подняв голову, стал смотреть на небо. Душа моя была полна печали. Я вспоминал Чуи и обдумывал всю свою жизнь. Вдруг с запада донеслось громкое жужжание. И вскоре рой лесных пчел подлетел к ручью. Одни уселись на побегах бамбука, другие стали рассматривать росшие поблизости цветы. Эти маленькие пчелы целый день летали в поисках сладкого нектара и теперь возвращались домой с добычей. Весело жужжа, они переговаривались между собой, шутили и хвастались своими успехами. Отдохнув немного, они полетели дальше. А я как зачарованный следил за ними до тех пор, пока они не скрылись из виду. Пчелы, как я понял из их разговора, прилетели сюда издалека. Они любили пошутить и посмеяться, но зато они умели и работать. А ведь в жизни только тот достоин уважения, кто трудится и, странствуя по свету, узнает мир. Сердце мое сжалось от тоски, и я ощутил жгучее желание последовать за этими пчелами. Оброненные ими слова: «деятельность», «предприимчивость», «полет» — врезались в мою память. Я глядел им вслед, и ноги мои сами собой задвигались. Ах, куда приведет меня путь, по которому я иду? О, как все здесь уныло и какая печаль в моей душе!
Скорбно вздыхая, я вошел в лес. Миновав заросли бамбука, я увидел Сиен Таука, который, пошатываясь, стоял на прогалине. На лице его было сосредоточенное и одухотворенное выражение, словно он намеревался обратиться с прочувствованной речью к засыпающим деревьям. Право же, это было и смешно и грустно. Потом он поднял глаза, огляделся вокруг и, покачнувшись, запел во все горло:
Ах, боже мой! О небо, о земля! Кто бы мог ожидать этого! Пение Сиен Таука вызывало у меня отвращение. Он затянул эту веселую песню прерывающимся голосом, как будто собрался произносить надгробную речь. Какие разные картины прошли сегодня перед моим взором: с одной стороны, рой пчел, трудолюбивых и бодрых, а с другой — дядюшка Сиен Таук, такой солидный и почтенный, впавший в безделье и бессмысленно прожигающий жизнь. Я вспомнил свои любимые мечты, и на душе у меня стало еще печальнее.
Поэтому я тут же принял решение оставить моих новых друзей, ибо жизнь здесь стала для меня невыносимой.
Так я снова сделался странником.
После десяти дней пути я подошел к краю плотины. Это была очень большая и высокая плотина. Я потратил полдня на то, чтобы подняться до ее гребня. Внизу лежала река, красноватая вода которой струилась медленно и спокойно. Вдруг прямо над головой я услышал крик «куить-куить» и, подняв глаза, увидел очень большую птицу. Это был почтенный и пожилой Ча[9]. Боже мой, до чего же у него был важный и представительный вид!
Ча не ест ничего, кроме рыбы. Каждый раз, когда Ча хочет поймать рыбу, он поднимается высоко в небо и оттуда, сложив крылья, стрелой мчится вниз и вонзается в воду, после чего выплывает на поверхность с добычей в клюве. Вот почему этих птиц называют также Бои Ка, что означает «питающийся рыбой». Ча, которого я увидел, был уже в весьма преклонном возрасте. Все их семейство слывет отчаянными франтами и щеголями, и этот почтенный Ча, конечно, тоже одет был очень пестро: живот — белый, все тело — синее, а крылья отливали изумительным фиолетовым цветом, и вышагивал он на двух довольно изящных красных лапах. Этот старый Ча был бы несравненным красавцем, если бы имел более элегантный клюв. Но, увы, его клюв был слишком большим и длинным. Этот клюв чуть ли не длиннее самого почтенного Ча. Казалось, что кто-то сыграл над ним злую шутку и воткнул большой кол прямо посередине его лица. Старик с трудом тащил свой колоссальный клюв, как какой-нибудь парень из рода Улиток еле-еле носит на спине свой тяжелый каменный дворец.
Я потешался втихомолку, разглядывая здоровенный клюв старого Ча. Но сердце тайно подсказывало мне, что я еще натерплюсь горя именно из-за этого громадного клюва, над которым я насмехаюсь.
Так и случилось. Старый Ча вдруг подлетел к плотине и уселся на шесте прямо перед моим носом. Некоторое время он глубокомысленно покачивал головой, словно обдумывая что-то, как вдруг заметил меня. Рассмотрев меня своими выпученными красными глазами, он подошел ближе и раскрыл клюв. Я заглянул к нему в рот и, увидев там язык, острый и красный как кровь, содрогнулся. Но была одна черта в моем характере, которую я считаю для себя почетной и о которой хочу рассказать вам, дорогие читатели. Я всегда очень горжусь тем, что с некоторых пор я ни перед кем не припадал лапками к земле и не унижался, чем бы это мне ни грозило, и ни разу не трепетал от страха, как это было давно, в ту ночь, когда Сиен Таук хотел лишить меня жизни. Поэтому даже перед лицом Ча, который по сравнению со мной был просто великаном, я мужественно готовился к сопротивлению. Я не собирался унижением и раболепством покупать себе жизнь, как это обычно делают некоторые особы со слишком гибкой спиной. Конечно, мне было известно о свирепости Ча, который никому не дает пощады, но это меня не страшило. Я напряг все мускулы, растопырил крылья, поднял вверх лапки и стал похож на диковинный колючий цветок. Видя, как я изготовился к бою, старый Ча одобрительно проворчал: «Хе-хе… Ай да удалец! Здорово это у тебя получается!» И стукнул меня один раз клювом по спине. Никогда еще в жизни я не получал таких страшных ударов. Я почувствовал ужасную боль, но, к счастью, удар оказался не смертельным. Заметив, что он еще не убил меня, старик захватил меня своим клювом и полетел вместе со мною под облака. Боже, боже! С тех пор как я покинул утробу матери, я еще никогда не поднимался на такую высоту!
ГЛАВА VIII
Я становлюсь узником. — Что случилось со мною в то время, когда я сидел в темнице старого Ча. — Встреча после долгой разлуки
НО моя жизнь на этом еще не должна была окончиться. Я остался в живых и даже дожил до сих пор для того, чтобы дать вам, дорогие читатели, возможность почувствовать неповторимое очарование приключений моей юности, безобидных и опасных, печальных и смешных.
Итак, я не умер. Старый Ча перенес меня через реку и опустился на берегу, усаженном тутовыми деревьями. Едва старик положил меня на землю, как я тут же растопырил крылья, поднял лапы и приготовился к бою. Ча, открыв клюв, расхохотался и сказал: