Галина Даниловна Ширяева

Девочка из легенды

Валя и Валька

Новые встречи

В начале зимы Валентина Васильевна Сенина и ее сын семиклассник Валя получили комнату в большом пятиэтажном доме. Дом этот стоял на самой окраине города, на одном из крутых холмов, придвинувшихся к городу с востока.

Если поднимешься на третий или четвертый этаж и на лестничной площадке посмотришь в окно, то увидишь весь город. Он лежит перед тобой, как на ладони.

У Сениных угловая комната на четвертом этаже. В комнате два окна. Выглянешь в первое — увидишь и башенки консерватории, и купол собора, и универмаг. А выглянешь во второе — увидишь самое замечательное и чудесное. Увидишь Волгу.

Весной она разольется, подберется к набережной, и на месте затопленного Зеленого острова будут торчать из воды верхушки деревьев.

Когда вода сойдет, деревья долгое время простоят с двухцветной листвой — на вершинах листья потемневшие, огрубевшие от солнца и ветра, а нижние ветки, бывшие под водой, покрыты нежными, светлыми, чисто умытыми листочками.

Но сейчас зима. А зимой на Волгу смотреть неинтересно. Лежит она пустынная, заледеневшая, мертвая.

Лишь изредка можно увидеть на ней одиноких пешеходов: зачем-то понадобилось им на тот берег, может быть, в Калгаевку, а может, в Ершовку, где живет Валина бабушка.

На новое место переехали в середине декабря.

В квартире стояла тишина: соседи еще не въехали. В кухню к Сениным заглянула управдомша — пожилая полная женщина в низко надвинутом на глаза пуховом платке. Она быстро оглядела ряд сковородок и кастрюлек, развешанных над газовой плитой, поджала губы и заявила, что кастрюлькам и сковородкам придется потесниться: Валентина Васильевна не единственная хозяйка в кухне. Есть хозяева и повыше ее, из начальства. Вот скоро въедут.

Валентина Васильевна не выдержала и вспылила. Какое ей дело до начальников! У нее и так забот по уши: мебель перевезти, порядок навести в комнате, прописаться.

А кроме всего этого, приходится еще беспокоиться о том, как сына Валю встретят в новой школе, в которую он передал документы, когда решился вопрос с квартирой. Ведь говорят, что новеньких ребята всегда встречают в штыки.

Но новые одноклассники «в штыки» Валю не встретили.

Мальчики отнеслись к его появлению в классе совершенно спокойно, так, словно Валя приходил к ним в класс каждое утро по крайней мере лет пять-шесть.

Девочки встретили его откровенным любопытством; переглядывались, перешептывались.

Вале указали на парту, стоящую в самом дальнем углу класса; там было свободное место.

Парта была старая, неуклюжая, с треснувшей крышкой и вылезшими из сиденья гвоздями. Она отчаянно заскрипела, когда Валя сел на нее. Ей уже давно, наверно, приготовили место на пыльном школьном чердаке.

Когда Валя уселся, запихал в парту шапку и портфель с книгами, к нему обернулась сидящая впереди него девочка. У нее были матово-смуглые щеки, тоненькие прямые брови и ямочка на подбородке.

Девочка прищурилась и сказала (вернее, не сказала, а пропела, растягивая слова):

— А на этой парте си-дит Пус-то-вой-то-ва…

Валя сейчас же представил себе эту Пустовойтову маленькой толстой девчонкой с круглой, немного глуповатой физиономией (наверно, потому, что фамилия начиналась со слова «пусто»).

Девочка с ямочкой на подбородке смотрела на Валю еще несколько секунд, прищурив красивые серые глаза. Они были такие яркие и блестящие, что казалось если откроет она их пошире, то забегают по Валиному лицу солнечные зайчики. Потом девочка повернула к Вале затылок с копной золотых завитков, закрученных, как поросячьи хвостики.

Вале вдруг страшно захотелось дернуть за один из этих хвостиков. Он покраснел и закашлялся: считал он себя человеком солидным и серьезным, а тут вдруг такая чепуха в голову полезла!

Девочка еще раз обернулась, снова взглянула на Валю прищуренными глазами и тряхнула головой так, что поросячьи хвосты чуть не задели Валю по носу.

Тогда Валя не выдержал и дернул. Девочка снова обернулась, снова прищурила глаза и пропела:

— Хули-ган!..

А перед самым звонком прибежала Пустовойтова.

Она с любопытством посмотрела на Валю, бросила на скамью рядом с ним тощенькую полевую сумку с учебниками, потрогала пальцем шляпку вылезшего из сиденья гвоздя и приказала:

— Забей.

Валя оглядел Пустовойтову с ног до головы.

Перед ним стояла невысокая девчонка со светлой, небрежно перекинутой на грудь косой, похожей на хвост благородного пуделя Артемона из детской книжки. (Такая же тонкая, длинная, а на конце пышная метелка и бант.)

Лицо Пустовойтовой было совсем не круглое, а скорее треугольное — широкий лоб и маленький острый подбородок. Глаза, одного цвета со светло-голубой лентой, вплетенной в косу, смотрели на Валю с открытым любопытством: забьет или нет?

— Забей сама.

Пустовойтова возражать не стала, сняла с ноги тяжелый «мальчиковый» полуботинок и каблуком вколотила гвоздь по самую шляпку.

Затем она навела порядок на парте: стряхнула тряпочкой пыль, проверила, есть ли в чернильнице чернила, выложила на край парты тетради, дневник и потом спросила:

— А тебя как зовут?

— Валентин. Валя.

— Ой! — радостно изумилась Пустовойтова. — А ведь я тоже Валя!

Потом радостное изумление в глазах ее погасло, и она добавила уже не так громко:

— Только меня почему-то все зовут Валькой.

И она взглянула на Валю вопросительно, словно ждала, что ей сейчас объяснят, почему же ее зовут не Валей, а Валькой…

После уроков, одеваясь в гардеробной, Валя увидел Славку Клюева.

Два года назад Валя учился вместе с Клюевым. В пятом классе Клюев остался на второй год и после этого перешел в другую школу. Валя помнил Клюева тощим замухрышкой с веснушчатым носом и белобрысой челкой на лбу. Теперь Клюев был на полголовы выше Вали, аккуратен, подтянут, веснушки с носа почему-то исчезли, а белобрысые волосы на голове лежали в красивой прическе, открывая маленький нежный лоб.

Славку Клюева Валя когда-то не любил и даже немножко презирал. Но сейчас он обрадовался Славке, как доброму другу, и чуть не бросился к нему с раскрытыми объятиями.

Клюев, увидев Валю, подмигнул (подожди, мол, со своими приветствиями: есть дело поважнее), не торопясь натянул на себя пальто, перед зеркалом надел на голову кепку — набекрень, оставив открытым левое ухо, старательно заправил под кепку волосы и только после этого протянул Вале руку.

— Что же это ты? Тоже из шестнадцатой драпанул?

На улицу они вышли вместе. Было холодно. Шел мелкий и тяжелый, как сахарный песок, снег. Славкино голое ухо от холода побагровело.

— Новую квартиру, значит, дали? — говорил Славка. — А мы со стариками все на старой. До школы далековато, да не беда. Зато в школе неплохо устроился. Раньше на тройки тянул, а теперь даже пятерки перепадают. А знаешь, почему? Впечатление произвел. Учти: произведешь в первые дни на учителей впечатление, пятерки потом сами собой сыпаться будут. Ты очки носишь — это хорошо. Мощно действует. Я вот в первое время, как сюда пришел, пустую оправу носил, так на второй же день две пятерки ухлопал. Понятно же всем: раз в очках, значит, человек умственного направления…

На перекрестке их догнала Валька Пустовойтова.

Она была в желтом потертом тулупчике, на голове мальчишечья шапка-ушанка. Шапка тоже имела вид не новый, и лишь к обтрепанным облезшим «ушам» вместо тесемок были пришиты новенькие розовые ленточки.

Поравнявшись с мальчиками, Валька вдруг повернулась к Славке, дернула за козырек его кепку, надвинув ее на голое Славкино ухо, и сказала: