Мать не обернулась. Валя беспомощно огляделся по сторонам.

«Что-то случилось. И он, Валя, к этому причастен… Мать велела смотреть за каким-то ребенком… Ах, да! За Васильком!»

Валя поднялся наверх, попробовал чего-нибудь добиться от Василька, но Василек смотрел на него злыми глазами и молчал, вытирая со щек слезы.

Валя растолкал спящего Димку. Димка ничего не понял, перевернулся на другой бок и снова уснул.

Валя, не раздеваясь, прошел в кухню, опустился на стул и уставился на темное окно.

Сидел так он недолго, пришел Вовка.

Валя бросился к нему навстречу, в коридоре начал было спрашивать:

— Ты не знаешь, что…

Вовка, не говоря ни слова, отпихнул его в сторону локтем так, что Валя ударился спиной о стенку, прошел в угол, где стояли новенькие Валины лыжи, расшвырял в стороны стоявшие там тазы и лоханки, которые отчаянно загромыхали, взял лыжи и ушел, оставив дверь на лестничную площадку распахнутой настежь.

Валя постоял немного у двери на сквозняке.

Дом стоял, погруженный в темноту, даже на лестничных площадках уже погасили неяркие лампочки. Распахнутая в темноту дверь была похожа на вход в черную пещеру.

Вале стало не по себе, он захлопнул дверь. Заглянул к Пустовойтовым.

Василек сидел в уголке дивана, подперев ладошкой щеку. Валя присел рядом, но Василек совсем по-вовкиному отпихнул его локтем. Валя отодвинулся в другой угол дивана…

Густая темнота за оконными стеклами стала постепенно светлеть.

Когда рассвело, пришла мать.

Пришла она уставшая, бледная, вокруг глаз синие круги.

Развязывая платок, глухо, в воротник пальто сказала:

— Нашли…

После метели вдруг к концу первой половины дня заявила о себе весна.

Заявила робко, жалась пока поближе к теплу — к крылечкам, над которыми задымился жиденький влажный пар, и к железным крышам, с которых потихоньку начали сползать холодные капельки.

Сначала они полегоньку зашлепали по выросшим за ночь сугробам, потом забарабанили сильнее.

Но сугробы все еще стояли неприступные, крепкие, и ледяные папоротники на оконных стеклах таять пока не собирались.

И Валя, бродя по улочкам и крошечным площадям тихого больничного городка, напрасно пытался разглядеть сквозь заросли этих папоротников, что делается в больничных палатах.

Сюда, в больничный городок на окраине города, куда привезли Вальку, Валя приехал, как только узнал, что вчера произошло.

Он не знал, в какой палате находится Валька, не знал даже, в какой из этих белых больничных корпусов ее привезли.

Он бродил по улочкам больничного городка, заглядывал в окна и боялся спросить о ней у какой-нибудь из аккуратных строгих медсестер, появлявшихся иногда на больничных чистеньких улицах.

Если он заговорит с ними о Вальке, то они непременно будут расспрашивать его о том, кем он приходится Вальке, и уж обязательно догадаются, что он — тот самый человек, из-за которого Валька сюда попала…

Валя ни минуты не сомневался в том, что сегодня в этом больничном чистеньком городке все говорят и думают лишь о девочке, которую сегодня ночью нашли на Зеленом острове и привезли к ним сюда с отмороженными ногами…

И эти двое в белых халатах, что разговаривают сейчас вон за той стеклянной дверью, непременно говорят о ней!

Валя тихонечко приоткрыл тяжелую дверь с десятком граненых квадратиков на створках и, затаив дыхание, прислушался.

Высокий полный старик говорил светловолосой девушке в белом халатике:

— Придется все-таки ампутировать…

У Вали перед глазами вспыхнули черные искры.

Он выпустил дверную ручку, дверь захлопнулась с грохотом, заглушив отчаянный Валин крик:

— Не надо!

…Валя шагал вдоль трамвайной линии, глядя себе под ноги.

Кажется, домой можно было доехать на трамвае. Да, сюда, в больничный городок, он ехал на трамвае через весь город. Кажется, это очень далеко…

Но не все ли равно ему теперь — пешком или на трамвае, далеко или близко…

Вот лечь сейчас на рельсы, чтобы ему отрезало ноги. Может, Вальке тогда легче будет, если за компанию…

Ведь не побоялась же Валька прыгнуть следом за ним в овраг. Просто так… Чтобы Вале было не так страшно.

Дома Валентина Васильевна, увидев его, поднесла руки к сердцу и коротко вздохнула. Как гора с плеч свалилась! Вернулся! Изнервничалась совсем, хотела уже бежать разыскивать.

А тут еще у Пустовойтовых дома настоящее столпотворение. Евдокия Андреевна с утра в больнице, у дочери, а Сергей Иванович бушует…

Сергей Иванович стоял на середине кухни с толстым ремнем в руке, а у плиты Вовка, жалко пригнув плечи, чистил картошку. Димка с веником в руках метался по коридору — сметал паутину.

Даже Василек, которого отец сегодня в первый раз за четыре года назвал не Васильком, а просто Васькой, деловито пыхтя, ползал под стульями и столиками — собирал в кучку свои разбросанные игрушки.

Валя прошел мимо Сергея Ивановича, невольно втянув голову в плечи: вдруг ударит.

Но Сергей Иванович лишь посмотрел на него.

Лучше бы уж ударил.

Евдокия Андреевна пришла к вечеру. Она остановилась на пороге и сказала тихо:

— Говорят, отлечат…

Опустилась на стул и всхлипнула.

Весенние дни

Староста Трехина ходила по коридору и тихонько, очень жалобно пошмыгивала носом.

Одни говорили, что старосту вызвали на заседание педагогического совета и там как следует проработали. Другие утверждали, что на заседание педсовета ее никто не вызывал, а попала она туда совершенно случайно. Решив подслушать, как на педсовете будут ругать Ирину Осиповну, забралась она в шкаф, что стоит в учительской, а шкаф в самый разгар заседания открылся. Вот староста и вывалилась оттуда прямо под ноги директору.

Так или иначе это было, никто толком не знал, но все знали точно, что у старосты неприятности.

Не зря же ходила она на переменах по коридору, пошмыгивая носом, и подозрительно прятала глаза. Дали, наверно, ей на педсовете жару!..

Но неприятности у Трехиной начались еще задолго до педагогического совета.

Начались они еще в тот самый день, когда в седьмом «Г» впервые узнали, что Валька Пустовойтова лежит в больнице с воспалением легких и отмороженными ногами.

В классе вдруг все зашептались, заволновались. Стали собирать деньги и отправлять к Вальке делегатов с коробками печенья и кулечками конфет.

Заговорили о том, что Валька за время болезни, наверно, сильно отстанет от класса и, как только она выпишется из больницы, ей нужно будет срочно помочь — подтянуть по всем предметам.

Старую, неуклюжую и неудобную Валькину парту ребята утащили на чердак и на ее место поставили новую.

Но Валька в седьмой «Г» больше не пришла…

Из больницы Вальку выписали после весенних каникул.

Шел апрель. Запоздавшая немного весна теперь спешила, торопилась изо всех сил, вдребезги раскалывала ледяные лужи, расправлялась с сугробами, подобралась к волжскому льду.

За Валькой в больницу поехал Сергей Иванович на такси.

Валя с самого утра топтался у ворот дома и вздрагивал при каждом гудке автомашины.

За все время ему удалось попасть к Вальке в больницу лишь один раз.

Он принес ей коробочку конфет, купленную за счет сэкономленных различными способами денег, и, приковавшись взглядом к коричневой полоске на сером больничном одеяле, которым была покрыта Валька, глухо сказал:

— Если с тобой что случится, если что сделают… я возьму и под трамвай лягу. Пусть и мне ноги отрежет.

Валька ответила ему одним словом, повторив его трижды, как заклятие:

— Дурак, дурак, дурак…

Когда серая «победа» с шахматными полосками на боках подъехала к дому и остановилась. Валя бросился к ней и быстро распахнул дверцу.

— Ну вот, — с усмешкой сказал Сергей Иванович, вылезая из машины, — и кавалер твой тут как тут, к твоим услугам…