Был выходной день, срочных дел не было. Лена сходила на рынок, купила полкило орехов фундук (для первого раза достаточно, потом придётся сделать запасы) и поехала в зоомагазин.

В магазине пели птицы. Это было очень приятно. Дятел долбил полено, казалось, что его развёрнутый хвост прилип к дереву, так крепко дятел им упирался. Лене понравилась птица своей уверенностью и точностью движений. Потом она увидела то, что искала. Белки скакали в ветвях серой ёлки. Хвоя сыпалась от их прыжков. Не останавливаясь, крутилось колесо. Одна белка сменяла другую, торопились, бежали на месте. Лена стояла, размышляя, что заставляет белок совершать эту бессмысленную работу. Она так и не могла это понять сразу, поэтому рассердилась на себя и немного на белок. Но тут она заметила одну очень спокойную белку. Пока другие крутили колесо, эта доставала из кормушки орехи и, оглянувшись, не видит ли кто, прятала добычу в ямку. К тому же эта белка была самой пушистой. Лена решила, что купит именно её, как только приобретёт клетку.

В очереди за клетками говорили о животных. Один мужчина рассказывал, как лечил змею. У бедняги болела пасть, и приходилось делать ей чайные примочки. Теперь воспаление прошло, и кобра опять весёлая. Лена слушала рассказы о черепахах, которые нежно любят своих хозяев, о птицах, говорящих по-человечески, о попугаях-неразлучниках, умирающих от тоски, и скоро её стала мучить совесть за всех съеденных рыб, которые, оказывается, могут переговариваться между собой, ухаживают за своими детьми и скучают в одиночестве.

Эти разговоры в очереди за клетками вносили в отношение Лены к жизни какой-то разлад, какое-то беспокойство, а в таких случаях она предпочитала действовать. Ей захотелось выпустить на волю всех птиц, сидящих в клетках.

Лена решительно подошла к мужичку, продававшему какую-то пёструю птичку.

— Это кто?

— Щегол.

Лена заплатила деньги и спросила торопливо:

— Где её лучше выпустить, в парке?

— Возьмите-как обратно ваши деньги, — рассердился мужичок, — берите, берите, барышня!

И он сунул деньги в карман Лениного плаща, забрал клеточку со щеглом, потом сжалился и объяснил, что птица привыкла к уходу и на воле погибнет, что если уж барышня не любительница и в птицах ничего не понимает, то лучше на эти деньги купить модные чулки в дырочках.

Хорошо, что тут подошла очередь за клеткой. Клетки были разборные, и когда в руках у Лены оказался увесистый пакет, она попросила продавца поймать белку. Белки оказались рекламными и не продавались. Продавались хомяки и крысы. Толстые, косолапенькие хомячки показались Лене симпатичными. Крысы жирные, не белые, а блёкло-рыжие от старости, вызывали отвращение. Она ещё никогда не видела их так близко, но всегда боялась. Так же как боялась мышей и пауков.

Крысы сидели плотной живой массой, все забившись в один угол. Иногда внезапно возникала драка. Тогда раздавался нервный писк, от которого у Лены сводило скулы, как от лимона, но Лена не отходила от прилавка.

— Хомяков чем кормить? — спросила Лена у продавца.

— На клетке написано.

Тут куча крыс внезапно распалась. Посредине сидела очень изящная крыса, белая с черными пятнами. Короткий хвост её кровоточил, чёрные глаза казались грустными по сравнению с красными глазами альбиносок. Она была чужой и непохожей на других. Ей, видимо, доставалось, и когда какая-нибудь крыса подходила к ней близко, пегая поднимала лапки, топорщила усы и зажмуривала от страха глаза. Но принесли корм, и, толкаясь жирными боками, крысы кинулись к кормушке. Оставшись одна, пегая начала мыться. Но тут же сжалась вся и закрыла глаза. От кормушки возвращались белые.

— Я беру крысу в пятнышках! — торопливо закричала Лена. — Только скорее, а то они загрызут её. И заверните, пожалуйста.

Продавец расшвырял руками белую кучу, сунул пегую в бумажный пакет с дырками для воздуха. Лена нерешительно протянула к пакету руку и тут же отдёрнула.

— Так берёте или нет? — спросил продавец.

Лена взяла пакет. В пакете перебирали лапки, осторожно переминаясь и дрожа. Из дырочки вылезли усы, чёрные, пушистые и тонкие, как паутинки.

— Ну зачем она мне? — мучилась Лена. — Засмеют. Машка крыс не выносит. Конечно, крыса почти что белка, только хвост не пушистый. А так с виду приятная. Будто в кляксах. Так и назову её — Клякса.

Клякса высунула из пакета голову. Посмотрела Лене в глаза, обнюхала издали, трепеща усами. Лена слегка постучала Кляксе по голове, и тогда голова спряталась. Лена поудобнее зажала под мышкой плоский пакет с клеткой и подошла к автобусной остановке.

…Присесть было негде. Лена тоскливо и виновато посмотрела в зеркало на водителя. Руки заняты, денег не достать. Вдруг завизжала, рванулась с места и застряла между сиденьями какая-то женщина. Автобус остановился. К Лене подошёл шофёр.

— Я заплачу, — стала оправдываться она, — у меня руки заняты. Я обязательно бы взяла, не беспокойтесь…

— Это что? — шофёр указал пальцем на пакет.

Оказалось, что пакет порвался и Клякса висела, уцепившись за его край передними лапками. Она дрожала от напряжения, но Лена медлила и не решалась взять её голыми руками. Клякса шмякнулась на плечо визжавшей женщины. Та сразу замолчала, будто заснула, и только её высокая причёска часто-часто дрожала на макушке.

— Я не боюсь крыс, — сказала Лена, — не надо их бояться. В сущности, это те же белки, только хвост не пушистый.

Шофёр снял Кляксу с шёлкового плеча женщины, и та сразу же опять завизжала.

— Она не укусила вас? — забеспокоилась Лена.

Шофёр вынес Кляксу из кабины. Он посадил её в брезентовую рукавицу.

— Теперь не скоро прогрызёт, — улыбнулся он, — но вам придётся сойти. Сам-то я без предрассудков…

Лена выскочила на тротуар. Взволнованный автобус проехал мимо. Дома она ловко собрала клетку, сунула туда Кляксу и поставила клетку на шкаф…

Первые дни Клякса боялась и плохо ела. При каждом стуке в дверь она пряталась под свою подстилку. Лену это устраивало. Ей было стыдно перед подружками, что у неё живёт крыса. Когда её спрашивали, кто в клетке, она говорила, что хомячок.

Лена жила на первом этаже в старом доме, и дикие крысы по ночам начали грызть пол. Клякса волновалась, слушая их возню, носилась по клетке, опрокидывала миску. Лена гладила её пальцем по голове, стараясь успокоить.

— Ну куда же ты? Тебя же загрызут, ты такая маленькая…

Однажды среди ночи раздался грохот. Клетка свалилась со шкафа. Клякса испуганно глядела вниз. Как Клякса выбралась из неё и столкнула клетку на пол, Лена не знала. Она взяла Кляксу, вынесла её на кухню и стала запихивать в дыру под раковиной. Клякса упиралась всеми лапами, царапалась, пищала. Лена сдавила ей лапы и затолкала в нору наполовину. Где-то на лестнице стукнули дверью, Клякса испугалась, вытянулась и скользнула в отверстие. Лена долго не могла уснуть, но успокаивала себя, что подвал придётся Кляксе по вкусу, ей там будет лучше.

Утром она выбросила изломанную клетку. Кляксина подстилка виднелась из-под шкафа. Лена потянула её и вытащила вместе с сонной Кляксой.

Лена и сама не ожидала, что так обрадуется.

— Крыска моя бедная, — бормотала она, — умница, сейчас молочка подогрею… Прости меня, живодёрку несчастную…

Клякса зевнула, показав все четыре зуба и толстый розовый язык. Щуря на свету глаза, она долго потягивалась, прогибая спину и поднимая переднюю лапу с растопыренными пальцами. Лена принесла ей молока, и Клякса припала к нему, долго лакала, неудобно вытянув шею. Передохнув, она стала есть как всегда — зачерпывала молоко лапой и подносила ко рту, так ей было удобнее.

А Лене пора было идти на работу. Оставить Кляксу свободной она побоялась и посадила её между окон, сунув туда мисочку с молоком и кашей.

Только вернувшись, она вспомнила, что забыла бросить Кляксе её подстилку. Клякса сидела между окон взъерошенная и тяжело дышала. Лена представила, как страшно было ей сидеть на свету между стёклами, прислушиваясь к грохоту машин и хлопанью дверей, каким враждебным и грозным казался ей мир…