— А ты — подлая! — сказала Тамара. — С виду только добренькая. Если неграмотная я, так будто и намёков ваших не понимаю?

Тамара начала говорить тихо, а потом всё громче и громче.

— Нет, чтоб прямо сказать: накорми змей, и всё. А то: «во-ют вол-ки»! Уйди, я гордая!

Тамара уже кричала:

— Думаешь, правда боюсь? Да нисколечки! — И, схватив Риту за руку, повела за собой.

Подойдя к змеятнику, они услышали:

— Не шипи ты, глупая, сейчас водички налью, а после покушаешь, не сердись.

Тамара отпустила Ритину руку, и они вдвоём, стоя на месте, где обычно стоит публика, смотрели, как из носика чайника в поилку гюрзы льётся вода.

— А чего это она в мою работу лезет? — спросила Тамара и пошла к тёте Марусе. А Рита подошла к большой банке с надписью: «Сколопендра гигантская. Смертельно ядовита!» и стала смотреть на эту рыжую, длинную, членистую тварь с множеством ног.

Перебарывая отвращение, Рита разглядывала её огромные челюсти и пыталась найти те слова, которые заставили бы полюбить эту тварь тоже.

Аист Журка

Два года назад, в августе, обессиленный аист приземлился на площади маленького города Остров. Он был похож на старую, изорванную тряпку. В какую беду попала птица, никто не знал.

Вот таким его взяли ребята клуба юных натуралистов. Почти два месяца не вставал аист на ноги. Да как ему встать: лежит, крылья мятые, ноги распухли, клюв раскрыт, а глаза пеленой затянуты. Каждое утро дети подходили к нему, затаив дыхание: «Журка, жив ли ты?»

И опять примочки, компрессы, бинты, капли, еда насильно в горло — сам ведь не ел. Почти все ребята городка приходили к маленькому домику зоокружка. «Вот, рыбка, только что поймал, свежая», — говорит посетитель, на цыпочках входя в дверь. Приходили и взрослые, они, конечно, понимали, что птица не выживет, но помогали ребятам, жалея их.

Всё-таки чудо свершилось: через два месяца аист встал. Правда, он прошёл всего четыре шага и тут же опять упал.

Ребята очень хотели, чтоб аист выжил. И он выжил.

К весне их друг окреп, стал ходить и… скучать. Встанет возле окна, на улицу смотрит. А над городом птицы пролетают: лебеди, гуси, аисты — спешат, перекликаются между собой. Журка слышит, клювом в окно тычется, словно хочет сказать: тесно мне здесь, ребята, там травка уже выросла, и небо моё совсем чистое.

Совещались не долго, в кружке правило — никого насильно не держать.

В прошлом году ребята выходили раненую лебедиху. Весной перед ней открыли двери. Она уплывала спокойно, не торопясь, оглянулась и протрубила, да так звонко и чисто, что этот крик разнёсся по всему городку, и была в том крике благодарность ребятам за приют.

Ходит каждый день по городу лиса Леснянка. Зимой катается по снегу, чистит шубу. Осенью бегает на рынок, выпрашивает виноград. Угощают всегда. Да и как не угостить, когда на тебя так умильно смотрят. Известное дело, лиса…

Собаку увидит, сразу к чьей-нибудь ноге прижмётся, кокетливо снизу посмотрит на человека: мол, сделайте вид, что я ваша, будто при хозяине. Конечно, тут любой заступится. Нагуляется, наестся вкусненького и — домой, в кружок. Хоть бы раз в лес заглянула, а он ведь рядом, совсем близко.

Открыли дверь на волю и перед Журкой. Вышел он на улицу как конь холёный, весь гладкий, идёт — пританцовывает. Улыбаются юннаты, гордятся воспитанником. Рядом река Великая течёт. Журка по берегу похаживает, крыльями машет, видимо, силы свои оценивает.

А когда полетел через реку, у многих на глаза навернулись слёзы — хоть бы оглянулся.

Летит Журка через реку Великую, долетел до середины и вдруг упал с высоты в воду. Видно, не до конца окреп.

Кто-то ахнул, громко заплакала маленькая девочка. Но и здесь люди не оставили его в беде. От берега отошёл катер и помчался выручать птицу.

А через неделю опять решились. Невозможно не отпустить его. Дверь откроешь, он воздух чувствует, волнуется, то к ребятам подходит, то к двери, показывает: выпусти меня, пожалуйста. Не верят юннаты, что у животных нет разума. Они, как люди: есть умные, а есть и глупые. Были у них аисты, птицы как птицы, обыкновенные. А этот… умный!

Выпустили Журку второй раз. Сделал он круг над городом, на купол старинной церкви передохнуть сел. Отдышался, огляделся, до висячего моста долетел. С городом знакомился, наверное. Вкус у него хороший оказался. На какой-нибудь невзрачный домишко не сел. Красивую старину выбрал.

Ждали его ребята допоздна, а когда поняли, что не вернётся, разошлись по домам молча, не глядя друг на друга.

Заведующая кружком — Эльвира Алексеевна ушла позже всех. Дольше обычного запирала двери. Вглядывалась в тёмные силуэты ворон на сером ветреном небе.

Ужинать не хотелось. Лезли в голову грустные мысли.

…Долго жила в кружке ручная выдра Динка. Все рыбаки знали и любили её. Издали чувствовала, в какой лодке улов есть. В воду прыгнет, торопится, свистит, — к вам плыву, не спешите! Из лодок кричат, зазывают: «К нам, хозяюшка, добыли кое-что!» Обязательно высунется рука из лодки, поможет внутрь забраться. Тут уж Динка не теряется. Одну рыбку схватит, смотрит, вторая вроде лучше. Ту возьмёт, а третья ещё лучше…. Никто рыбы для неё не жалеет. Улыбаются рыбаки.

Но нашёлся человек — прельстился шкуркой…

Эльвира Алексеевна не выдержала, встала и пошла к домику юннатов. На улице было уже темно. А возле запертых дверей белел одинокий Журка. Он дремал, стоя на одной ноге. Такой милый, длинноногий и родной. Узнав, радостно простучал клювом, вытянул шею, прося ласки.

С тех пор Журка летает каждый день. Утром плотно позавтракает, выкупается в тазу, на солнышко выйдет, пёрышки распушит — сохнет. Потом разбежится, крылья раскинет и в небо. Высоко взлетит, точкой станет еле видной, потом, как планёр, долго кругами спускается. Шею и ноги вытянет, парит часами. И столько красоты в его полёте, что смотришь, не отрываясь, пока глаза не защиплет. Опустится на главной площади, как регулировщик встанет в центре. Головой вертит, словно за ходом машин следит.

Но вот дорогу переходит детский сад. Журка со всех ног к ним. Пристраивается к колонне, и так вместе идут в парк на детскую площадку. Детишки уже заранее запасаются подарками, кто ему палочку сунет, кто шишку. Журка всё клювом перепробует, никого не обидит. Но особенно рад, когда ему дарят цветы. Любит большие — георгины, астры. Положит такой цветок перед собой, долго смотрит, любуется. Потом каждый лепесток разгладит, от избытка чувств даже глаза прикроет. И вдруг как подбросит вверх, ещё и ещё раз, и ну его трепать, клювом протыкает, приплясывает. А ребята подпевают: «тра-та-та, тра-та-та». Услышав напев, Журка цветок бросает. Замрёт, вслушиваясь в ритм, встряхнётся, расправит крылья (чтобы красивее выглядеть), сделает реверанс. Одно сложное «па» сменяет другое, Журка кружится, подпрыгивает, плавно носится по кругу в такт напеву, взмахивает крыльями. Закончился танец. От души аплодируют ребята, и взрослые не отстают; Журка и здесь не промах — закинул голову и такую трель прощёлкал клювом, что от аплодисментов большого зала не отличишь.

На автобусной остановке возле парка скопилось много народу. Журка туда. Ходит между людьми, разглядывает. У одного одежду клювом потрогает, качество материи проверит. Другой жмётся от страха, такого Журка обязательно клюнет. Не любит трусов.

Пора лететь на рынок. Там он не унижается, не просит — сами дают. Кусочек свежего мяса можно съесть, а вот это мясо, извините, ешьте сами. Сегодня на рынке что-то новенькое: приехал восточный человек. Целый ящик мочалок привёз. Часть разложил на прилавке, красиво разложил, мочалки жёлтенькие, на цветы похожи. Пока восточный человек покупателей медовым голосом зазывал, Журка сзади к ящику подкрался. Быстренько одну мочалку за другой из него повыкидывал. Тоже разложил. Ветер мочало треплет, плавно колышет. Журка не выдержал — красота-то какая, запрыгнул на мочальный ковёр и ну выплясывать. Всё запутал. Хозяин кричит: «Что за город, птицы ходят, безобразничают!» А вокруг все со смеху помирают. «Чего смеётесь! — кричит. — Сдать его надо куда следует, весь товар разбросал!» Журка не любит, когда кричат, вмиг на обидчика налетел, клювом, как пикой, колет, крылом бьёт. Не выдержал продавец мочалок, под прилавок залез.