Это было ее последнее сообщение, и я опять улыбнулась. Урок философии, самый ненавистный для нас с Лаурой предмет, был в полном разгаре. Слушая учителя, рассказывавшего нам о досократиках, я вспомнила тот самый поезд, на котором ехала из Барселоны, и в котором впервые увидела Лауру. Я никогда не думала, что такая девушка, как она, обратит свое внимание на такую, как я. Она была сногсшибательно красива и ужасно сумасбродна. Иногда мне не удавалось понять ее, и я нервничала, но она сражала меня своей эксцентричностью. Тем не менее, у меня еще не было ответа на часть ее истории: как Лаура оказалась в той же самой школе, что и я? Я никогда не спрашивала ее об этом всерьез. Было ли это случайностью?
- Мери, у тебя есть чистые листы? – шепотом спросила Эстер. – У меня закончились.
- Конечно, подожди.
Я взяла лежавшую под партой папку и открыла ее, чтобы дать Эстер лист бумаги. Я разулыбалась до ушей, когда увидела, что поверх стопки чистых листов лежит листок, исписанный не моим почерком. Это был список из десяти пронумерованных строчек, озаглавленный: “Я хотела бы такую компенсацию”:
1. Подари мне самый лучший поцелуй в своей жизни.
2. Пригласи меня выпить грандиозный шоколадный коктейль.
3. Подари мне серьги-колечки. Я без ума от колечек!
4. Погуляй со мной под лунным светом.
5. Сходи со мной на концерт, и мы сойдем с ума, подпевая.
6. Обещай мне, что рано или поздно (лучше рано) я получу свой шанс.
7. Прими со мной душ у тебя или у меня дома (в одежде, разумеется, на данный момент).
8. Полчаса помассируй мне спину.
9. Раздели со мной огромный пакет конфет, сидя в парке Ретиро.
10. А самый лучший способ компенсации был бы – назначить мне свидание или сотни свиданий и выполнить девять предыдущих пунктов и еще много-много всего.
Я покраснела и снова расплылась в улыбке. Моя внезапная радость, должно быть, была заметна, потому что Эстер как-то очень странно посмотрела на меня и спросила:
- Что с тобой?
- Да так, ничего, – ответила я, пряча листок поглубже в папку.
- Эй, а мой листок?
Я хлопнула себя по лбу, снова открыла папку и дала чистый лист подруге, которая продолжала таращиться на меня так, словно я вся была в узорах.
Учитель философии продолжал распинаться о непонятных мне вещах – каких-то там неясных теориях, которые мне вообще никогда не постичь, – но я уже думала только о списке.
Каждое из написанных Лаурой предложений компенсации было очень заманчивым. Хотя пользоваться мобильником на уроках было запрещено, я начала писать ответ, чтобы она знала, что я уже просмотрела ее список соблазнов. В эту минуту неожиданно открылась дверь, и в класс вошел директор школы. Он коротко поговорил о чем-то с учителем философии, а потом направился в сторону, где сидели “непонятые”. Эта ситуация напомнила мне ту, которую мы пережили несколько месяцев назад, когда директор позвал нашу пятерку к себе в кабинет в связи с возвращением в школу Элизабет. И теперь это... Невероятно!
- Коррадини... Мария, идемте, пожалуйста, со мной.
Мы с Бруно тревожно переглянулись и тут же встали. Все одноклассники, в том числе Эстер, Валерия и Рауль недоуменно смотрели на нас. Никто не знал, что случилось. В сопровождении директора мы подошли к двери, и вышли из класса.
- У вас прямо магнит какой-то, вас так и тянет дружить со сложными ребятами, – сказал он нам уже в коридоре.
Я не понимала, что он имел в виду. По лицу Бруно тоже было видно, что он порядком растерян. Неужели директор опять намекал на Элизабет?
- Что Вы имеете в виду? – растерянно спросила я, пребывая в замешательстве.
- Вы знаете Палому, новенькую девушку из первого класса бачилерато, правда?
- Едва директор произнес имя, я испугалась самого худшего. У меня задрожали ноги, я не была уверена в том, что хочу знать, что с ней случилось. Меня ужасало то, что могло произойти с Паломой, а Бруно было необходимо это знать.
- Да, знаем. А почему Вы спрашиваете?
- Потому что сейчас она хочет видеть вас двоих, – ответил директор.
- Сейчас?
- Да, Коррадини, прямо сейчас, – рассердился директор. – Похоже, вы двое – единственные, кого она готова послушаться. Ее родители попросили меня позвать вас.
- Что с ней случилось? Что она не хочет делать? Вы не могли бы объяснить нам, что происходит?
Директор тяжело вздохнул и с озабоченным видом провел рукой по волосам. Он выглядел очень
серьезным, но я немного успокоилась, узнав, что Палома сама попросила позвать нас. И все же, почему она лично не позвала нас?
- Судя по всему, родители хотят отвезти ее в больницу. Сегодня утром она порезала себе руки.
- Вот черт! Поэтому она и не отвечала мне по телефону, – сокрушенно проговорил Бруно.
И тут я поняла, что на каждой перемене Бруно выходил из класса в коридор, чтобы позвонить ей, а
Палома, судя по всему, не отвечала на его звонки.
- Она не хочет туда ехать, и даже каким-то образом привязала себя к кровати.
- Ой, мамочки, – прошептала я.
- Если она и согласится ехать в больницу, то только поговорив с вами. Ее родители настаивали,
чтобы я забрал вас с уроков, и вы поехали бы с ее отцом к ним домой.
Когда мы вышли из школы, у двери нас ждал отец Паломы. Он, не помня себя, нервно вышагивал
из стороны в сторону, как зверь, посаженный в клетку. Увидев нас, он торопливо поздоровался.
- Слава богу! Нам нужно поспешить.
- Что случилось?
- У нас нет времени, чтобы его терять. Садитесь в машину, по дороге я все объясню.
Директор удрученно покачал головой. Мы попрощались с ним и сели в машину, Бруно на переднее
сиденье, а я сзади.
- Расскажите нам, пожалуйста, что случилось, – спросила я, волнуясь.
- Палома совсем потеряла голову.
Разговаривая с нами, мужчина сдерживал слезы. Он сохранял свою уравновешенность только
потому, что перед ним были мы с Бруно. Было заметно, что он не шутку встревожен. Он боялся, и для этого у него были все основания.
Он рассказал нам, что Палома не пошла сегодня в школу, потому что с утра ей было плохо. У нее
болел живот, и всю ночь ее рвало. Они считали, что она подцепила какой-то вирус, однако, все было гораздо серьезнее. Около одиннадцати мама зашла к ней в комнату, чтобы посмотреть, как она себя чувствует, и едва не лишилась сознания, увидев в руках Паломы ножницы. Палома обкорнала себе волосы, а из многочисленных порезов по ее рукам сочились струйки крови. Отойдя от первоначального шока, мама обработала ей ранки, которые, к счастью, были неглубокими, и позвонила на работу мужу. Когда отец Паломы приехал домой, они решили отвезти дочь в больницу, но Палома наотрез отказалась. Она никоим образом не хотела снова попасть туда!
Палома пригрозила покончить с жизнью с помощью ножниц, которые были у нее в руках, и
исхитрилась простыней привязать свои ноги к ножкам кровати. Родители не могли держать ее под контролем и хотели звонить в скорую помощь, но после более чем часового разговора и попыток убедить ее не делать глупостей и поехать к врачу, Палома, заливаясь слезами, уступила, но с одним условием: прежде чем она вернется в это ненавистное место, она должна встретиться с Мери и Бруно.
Невозможно описать словами, как я себя чувствовала, слушая рассказ отца Паломы, но еще
труднее рассказать, не содрогаясь от страха, о том, что нас ждало дома.
Когда мама Паломы открыла нам дверь, мы пошли прямиком в комнату нашей подруги. Задорная
Палома, девушка, которую я любила за ее жизнелюбие и веселье лежала на полу в белой пижаме, заляпанной кровью. Она была не похожа на себя. Прекрасная копна волос исчезла, и вместо нее торчали какие-то короткоостриженные пучки. Ее лодыжки были привязаны к ножкам кровати, а вокруг глаз залегли глубокие темно-лиловые круги. Увидев нас, Палома слабо улыбнулась.
- Рыжулька… – ласково прошептала она. – Я так по тебе соскучилась. Подойди ко мне.