Это было ее последнее сообщение, и я опять улыбнулась. Урок философии, самый ненавистный для нас с Лаурой предмет, был в полном разгаре. Слушая учителя, рассказывавшего нам о досократиках, я вспомнила тот самый поезд, на котором ехала из Барселоны, и в котором впервые увидела Лауру. Я никогда не думала, что такая девушка, как она, обратит свое внимание на такую, как я. Она была сногсшибательно красива и ужасно сумасбродна. Иногда мне не удавалось понять ее, и я нервничала, но она сражала меня своей эксцентричностью. Тем не менее, у меня еще не было ответа на часть ее истории: как Лаура оказалась в той же самой школе, что и я? Я никогда не спрашивала ее об этом всерьез. Было ли это случайностью?

- Мери, у тебя есть чистые листы? – шепотом спросила Эстер. – У меня закончились.

- Конечно, подожди.

Я взяла лежавшую под партой папку и открыла ее, чтобы дать Эстер лист бумаги. Я разулыбалась до ушей, когда увидела, что поверх стопки чистых листов лежит листок, исписанный не моим почерком. Это был список из десяти пронумерованных строчек, озаглавленный: “Я хотела бы такую компенсацию”:

1. Подари мне самый лучший поцелуй в своей жизни.

2. Пригласи меня выпить грандиозный шоколадный коктейль.

3. Подари мне серьги-колечки. Я без ума от колечек!

4. Погуляй со мной под лунным светом.

5. Сходи со мной на концерт, и мы сойдем с ума, подпевая.

6. Обещай мне, что рано или поздно (лучше рано) я получу свой шанс.

7. Прими со мной душ у тебя или у меня дома (в одежде, разумеется, на данный момент).

8. Полчаса помассируй мне спину.

9. Раздели со мной огромный пакет конфет, сидя в парке Ретиро.

10. А самый лучший способ компенсации был бы – назначить мне свидание или сотни свиданий и выполнить девять предыдущих пунктов и еще много-много всего.

Я покраснела и снова расплылась в улыбке. Моя внезапная радость, должно быть, была заметна, потому что Эстер как-то очень странно посмотрела на меня и спросила:

- Что с тобой?

- Да так, ничего, – ответила я, пряча листок поглубже в папку.

- Эй, а мой листок?

Я хлопнула себя по лбу, снова открыла папку и дала чистый лист подруге, которая продолжала таращиться на меня так, словно я вся была в узорах.

Учитель философии продолжал распинаться о непонятных мне вещах – каких-то там неясных теориях, которые мне вообще никогда не постичь, – но я уже думала только о списке.

Каждое из написанных Лаурой предложений компенсации было очень заманчивым. Хотя пользоваться мобильником на уроках было запрещено, я начала писать ответ, чтобы она знала, что я уже просмотрела ее список соблазнов. В эту минуту неожиданно открылась дверь, и в класс вошел директор школы. Он коротко поговорил о чем-то с учителем философии, а потом направился в сторону, где сидели “непонятые”. Эта ситуация напомнила мне ту, которую мы пережили несколько месяцев назад, когда директор позвал нашу пятерку к себе в кабинет в связи с возвращением в школу Элизабет. И теперь это... Невероятно!

- Коррадини... Мария, идемте, пожалуйста, со мной.

Мы с Бруно тревожно переглянулись и тут же встали. Все одноклассники, в том числе Эстер, Валерия и Рауль недоуменно смотрели на нас. Никто не знал, что случилось. В сопровождении директора мы подошли к двери, и вышли из класса.

- У вас прямо магнит какой-то, вас так и тянет дружить со сложными ребятами, – сказал он нам уже в коридоре.

Я не понимала, что он имел в виду. По лицу Бруно тоже было видно, что он порядком растерян. Неужели директор опять намекал на Элизабет?

- Что Вы имеете в виду? – растерянно спросила я, пребывая в замешательстве.

- Вы знаете Палому, новенькую девушку из первого класса бачилерато, правда?

- Едва директор произнес имя, я испугалась самого худшего. У меня задрожали ноги, я не была уверена в том, что хочу знать, что с ней случилось. Меня ужасало то, что могло произойти с Паломой, а Бруно было необходимо это знать.

- Да, знаем. А почему Вы спрашиваете?

- Потому что сейчас она хочет видеть вас двоих, – ответил директор.

- Сейчас?

- Да, Коррадини, прямо сейчас, – рассердился директор. – Похоже, вы двое – единственные, кого она готова послушаться. Ее родители попросили меня позвать вас.

- Что с ней случилось? Что она не хочет делать? Вы не могли бы объяснить нам, что происходит?

Директор тяжело вздохнул и с озабоченным видом провел рукой по волосам. Он выглядел очень

серьезным, но я немного успокоилась, узнав, что Палома сама попросила позвать нас. И все же, почему она лично не позвала нас?

- Судя по всему, родители хотят отвезти ее в больницу. Сегодня утром она порезала себе руки.

- Вот черт! Поэтому она и не отвечала мне по телефону, – сокрушенно проговорил Бруно.

И тут я поняла, что на каждой перемене Бруно выходил из класса в коридор, чтобы позвонить ей, а

Палома, судя по всему, не отвечала на его звонки.

- Она не хочет туда ехать, и даже каким-то образом привязала себя к кровати.

- Ой, мамочки, – прошептала я.

- Если она и согласится ехать в больницу, то только поговорив с вами. Ее родители настаивали,

чтобы я забрал вас с уроков, и вы поехали бы с ее отцом к ним домой.

Когда мы вышли из школы, у двери нас ждал отец Паломы. Он, не помня себя, нервно вышагивал

из стороны в сторону, как зверь, посаженный в клетку. Увидев нас, он торопливо поздоровался.

- Слава богу! Нам нужно поспешить.

- Что случилось?

- У нас нет времени, чтобы его терять. Садитесь в машину, по дороге я все объясню.

Директор удрученно покачал головой. Мы попрощались с ним и сели в машину, Бруно на переднее

сиденье, а я сзади.

- Расскажите нам, пожалуйста, что случилось, – спросила я, волнуясь.

- Палома совсем потеряла голову.

Разговаривая с нами, мужчина сдерживал слезы. Он сохранял свою уравновешенность только

потому, что перед ним были мы с Бруно. Было заметно, что он не шутку встревожен. Он боялся, и для этого у него были все основания.

Он рассказал нам, что Палома не пошла сегодня в школу, потому что с утра ей было плохо. У нее

болел живот, и всю ночь ее рвало. Они считали, что она подцепила какой-то вирус, однако, все было гораздо серьезнее. Около одиннадцати мама зашла к ней в комнату, чтобы посмотреть, как она себя чувствует, и едва не лишилась сознания, увидев в руках Паломы ножницы. Палома обкорнала себе волосы, а из многочисленных порезов по ее рукам сочились струйки крови. Отойдя от первоначального шока, мама обработала ей ранки, которые, к счастью, были неглубокими, и позвонила на работу мужу. Когда отец Паломы приехал домой, они решили отвезти дочь в больницу, но Палома наотрез отказалась. Она никоим образом не хотела снова попасть туда!

Палома пригрозила покончить с жизнью с помощью ножниц, которые были у нее в руках, и

исхитрилась простыней привязать свои ноги к ножкам кровати. Родители не могли держать ее под контролем и хотели звонить в скорую помощь, но после более чем часового разговора и попыток убедить ее не делать глупостей и поехать к врачу, Палома, заливаясь слезами, уступила, но с одним условием: прежде чем она вернется в это ненавистное место, она должна встретиться с Мери и Бруно.

Невозможно описать словами, как я себя чувствовала, слушая рассказ отца Паломы, но еще

труднее рассказать, не содрогаясь от страха, о том, что нас ждало дома.

Когда мама Паломы открыла нам дверь, мы пошли прямиком в комнату нашей подруги. Задорная

Палома, девушка, которую я любила за ее жизнелюбие и веселье лежала на полу в белой пижаме, заляпанной кровью. Она была не похожа на себя. Прекрасная копна волос исчезла, и вместо нее торчали какие-то короткоостриженные пучки. Ее лодыжки были привязаны к ножкам кровати, а вокруг глаз залегли глубокие темно-лиловые круги. Увидев нас, Палома слабо улыбнулась.

- Рыжулька… – ласково прошептала она. – Я так по тебе соскучилась. Подойди ко мне.