Так, оставалось только зацепить это главное, то, с чем так или иначе связаны все остальные воспоминания, а потом связать их все единой струной. Самое первое переживание — смерть родной матери — затянуть струну по спирали вокруг последующих событий. Следующая — смерть той, кто воспитала, еще одна спираль. Третья — смерть отца, спираль. Четвертая — первое убийство и так до самого конца, пока все, что имело значение для сохранения тайн Аратима, не было связано воедино. Такой метод позволял без особого вреда для психики поставить максимально мощную защиту. Наступил на одну струну — отреагировал весь клубок. Итог — для опытного Таланта потеря сознания, как минимум на полчаса, для всех остальных — лишение способностей либо летальный исход. Сам же испытуемый не будет чувствовать никакого дискомфорта от того, что в его голове кто-то усиленно копался на протяжении полутора часов. Не будет также ощущать тяжести блоков и ловушек, ибо их нет. Весь его мозг, все его воспоминания, мысли и гадкие секреты теперь сами являются одной большой мышеловкой, способной не только сломать позвоночник, но и голову оторвать к чертям собачьим. И при этом имеют минимальную нагрузку на психику.
Все это Цеса деловым тоном объясняла специальному поверенному, тщетно пытаясь смыть с себя чернила. Попеременно ругаясь и издеваясь над Аратимом, на лице которого остались ровные синие следы от рук, ведьма соображала, как бы ей незаметно проникнуть на свои же похороны.
— Ты этот метод защиты откуда взяла?
— Сама придумала. — Огрызнулась Цеса, скребя ногтями по груди. Кое-где сквозь чернильные разводы уже начинала просвечивать красная от трения кожа. — Чтобы я. Еще хоть раз. На это согласилась.
— Все так плохо? — сочувственно произнес Аратим, оттирая мочалкой лицо.
— Смотря что. Чернила, государственные бумаги и жесткий стол — прямо скажем, удовольствие среднее. А в остальном. Про тебя категорически недоговаривают. А если честно, то вообще нагло врут. — Цеса стерла последнюю черточку чернил с лица Аратима и вернулась к отмыванию груди.
— Хм. А вот про тебя в основном говорят правду. За единичным исключением.
— Дай угадаю. Джером.
— Джером. — Это имя вылетело у обоих синхронно и вызвало понимающую улыбку.
— Ну, и что это наглый прыщ обо мне сказал?
— Это мы с тобой детально обсудим в более располагающей обстановке. А сейчас я пойду тебя хоронить. — Аратим начал выбираться из ванны.
— Я с тобой! — Цеса поспешила выскочить вслед за ним.
— Ты остаешься здесь. Нельзя, чтобы кто-то тебя заметил.
— Я буду делать то, что посчитаю нужным. А ты можешь оставить свои заботливые потуги при себе. Тот факт, что мы с тобой соприкоснулись в таком интересном ключе, вовсе не означает, что теперь я нуждаюсь в твоей опеке.
— Цинично. — Произнес Аратим с выражением лица в стиле "делай, что хочешь, кто тебе мешает".
— Ровно настолько, насколько и справедливо. Дай мне какую-нибудь рубашку. Я пока проберусь на задний двор и спущусь ко рву.
— Если хоть кто-нибудь тебя узнает… я убью тебя на месте. Это понятно? — Аратим надел маску командира и даже успел практически сжиться с ней. Однако события предыдущих часов дали Цесе понять основное — все, что он говорит и делает, не имеет ничего общего с его реальным внутренним миром.
— Тима, не драматизируй. — Цеса скривилась, демонстрируя недовольное пренебрежение к излишней опеке и надзирательству.
Глава 46
Похороны обещали быть занимательными. Непонятно как узнавшие о смерти Цесы, Джером и Хлоя явились первыми. Далее на погребальном костре образовалась Рута и Джог. А потом неизвестно откуда вынырнула Валента, чьего прихода ведьма никак не ожидала. Хлоя утирала скупую слезу, Джером молча пялился на тело, прикрепленное веревками к деревянному помосту, Валента причитала и не могла смириться с тем, что забирают всегда самых молодых, красивых и талантливых. Что она имела ввиду, так и осталось загадкой. Джером дергался, Рута была сосредоточена и тверда, как обычно. А Цеса в это время замаскировалась под лиственницу, росшую возле рва на противоположном берегу и тихонько подхихикивала.
Перед самым закатом, когда солнце начало окрашивать багряными сполохами воды королевской запруды, из замковых ворот вышел Аратим с горящим факелом наперевес. Рута честно пыталась сдержать Джога, но не смогла. Браво ринулся к специальному поверенному и, добежав, начал что-то эмоционально и с огромной долей жестикуляции ему втолковывать.
— Тима, твою ж мать! Что происходит?! Меня не было всего три дня! — шипел Джог, пытаясь держаться наравне с Аратимом, который чеканным шагом направлялся к помосту.
— Расслабься, Джоги. Все под контролем. — Вдаваться в пространные объяснения ситуации не было времени, да и желания. Иллюзия грозилась вот-вот рассыпаться на части.
— Что значит расслабься?! Тима?! Как ты мог её потерять?! Это же был такой экземпляр! А я даже не побывал в её очке! Ты мне за это ответишь. — Аратим хитро улыбнулся, пряча лицо за поднятым факелом.
— Я еще раз повторяю — расслабься. И к тому же. Ты опоздал.
— Нет! — Джог удивленно вытаращил глаза на Аратима. — Ты затрахал её до смерти?! — сдержать смех после этой фразы было очень тяжело, но специальный поверенный с успехом справился, натянул на себя маску вселенской скорби и подошел к деревянному пьедесталу. Тут же рядом с ним встала Рута и, развернув завещание Цесы, уместившееся на одном листе, начала оглашать его содержание.
— "Я, Цеса ди Стан, не имея никакого собственного имущества, могу распоряжаться лишь своим собственным телом. Посему, после моей смерти, завещаю сжечь его на костре в день смерти на закате". Да будет исполнено! — провозгласила Рута, и Аратим с видом скорбящего благодетеля поджег сухие ветки у самого основания кладки.
Огонь быстро охватил политые маслом и смолой бревна, перекинулся выше и начал жадно поглощать иллюзию. Хлоя уткнулась в плечо Джерома, сдерживая рыдания, молодой человек, неотрывно глядя в пламя, поглаживал свою пассию по голове. Валента хлюпала навзрыд. Джог, до которого начали доходить прозрачные намеки Аратима, был насторожен и осматривался по сторонам, надеясь отыскать за какой-нибудь коварной магической штукой живую Цесу. И только Рута и Аратим, доподлинно знавшие правду, вели себя относительно спокойно, выражая свою скорбь по поводу несправедливости этой жизни тягостным молчанием и многозначительными взглядами в пустоту.
Пламя было беспощадным. Некогда молодое и здоровое тело чернело и превращалось в обугленное подобие человека, ветер разносил пепел по округе, серые хлопья оседали на траве, кружились над водной гладью рва, заставляя вспомнить о вечном, настраивая на ностальгический лад. Цеса увлеченно наблюдала за собственной бесславной кончиной, всматривалась в сполохи огня рядом с иллюзией. Она видела, как её белое лицо превращается в черную маску, стирается, перестает существовать в этой странной реальности и в головах других людей. Ведьма знала, что Джог пытается отыскать хоть какой-то намек на её присутствие, но не видит иллюзорную лиственницу чуть левее от места сожжения. Она наблюдала тот момент, когда, спустя положенное для скорби время, гости начали расходиться. Джером увел в сторону замка Хлою и Валенту, чьи слезы были уже не столько проявлением надуманных эмоций, сколько последствиями едкого дыма. Цеса практически ощутила вздох облегчения Аратима и решительность Джога, готового к серьезному разговору.
Когда три печальные фигуры скрылись в воротах замка и не объявлялись еще около часа, решено было сворачивать спектакль. Специальный поверенный бросил чадящий факел в костер, Рута свернула завещание и спрятала его в складках своего объемного платья. Джог же, все еще находясь в состоянии смятения, сплюнул и, судя по выражению лица Аратима, грязно выругался в его сторону. Ведьма, наконец, отпустила иллюзию, оставив массивные бревна догорать в одиночестве.