* 3 *
Телефонный звонок оторвал меня от игры с сыном - шахматы остались стоять в нелепой позиции, из которой ни я, ни он не могли найти выход.
- Подожди, Филипп. Я отвечу, - порывшись в сумке, я вытащила телефон. - Алло... Кто это?
- Елена, привет, - голос Алекса едва пробивался сквозь фонящую гулкость сети.
- Здравствуй, коль не шутишь, - я усмехнулась.
- Что? Плохо слышно... - пробубнил он, стараясь говорить, как можно громче.
- Я говорю, здравствуй. Как дела? - мне тоже пришлось почти кричать.
- Знаешь, Елена, я тут подумал. А не сходить ли тебе со мной завтра на встречу с одной писательницей?
- Зачем? - я удивилась его предложению. После того, как мы расстались, прошло полгода, и за это время он звонил, кажется, только несколько раз.
- Ну, понимаешь...
- Алекс, я ничего не слышу. Или перезвони, или говори четче.
- Давай встретимся завтра в шесть. Помнишь, наше кафе возле старого парка? Прямо там, у входа.
- Хорошо, - я повесила трубку и вернулась к пахнущей лаком шахматной доске.
- Мам, ты еще хочешь играть? - Филипп похлопал карими глазами. - Может быть лучше в карты?
Я встала с дивана и, подойдя к окну, посмотрела, как закат окрашивает кровельную жесть соседнего дома в мародерский багрянец.
- Нет. Я не хочу в карты, - вид сгущающихся сумерек вызвал у меня ноющую тоску. - Иди-ка ты почитай перед сном. Хватит на сегодня игр.
Он на несколько секунд сделал расстроенное лицо, но быстро отвлекшись на какую-то веселую мысль, улыбнулся и убежал в свою комнату. Посмотрев ему вслед, я пожалела, что не умею так быстро забывать неприятности. Зачем звонил Алекс? Ах, да... Какая-то писательница... Он всегда посещает разные лекции, на которых ему преподносят истину, завернутую в красочные обертки. Он этим живет...
Я еще раз взглянула на уходящее за высоковольтные столбы солнце. Из приоткрытой форточки пахнуло черемуховой пряностью. Пусть начнется новый день - отчего-то мне кажется, что он принесет мне надежду.
* 4 *
По кухне распространился сладкий запах имбирных капель и чабрецового меда - из кружки, в которой я намешал себе противопростудный чай, выплеснулась лужица и растеклась по волнистой клеенке.
- Сынок, подлезь, пожалуйста, под стол. Там из-под дальней ножки выскочила картонка. Да, да. Сложи ее еще разок, а то она совсем стерлась.
- Так? - Артур высунул голову и сильно треснулся о табуретку. - Дурацкая мебель! Качается или нет?
- Не ругайся, малыш. Все отлично. Можешь вылезать, - я посмотрел на то, как он потирает ушибленное место и потянулся рукой к ящику, в котором у меня стояли склянки с лекарствами. - Вот, давай на ватку и приложим. Через пять минут перестанет болеть...
- Папа! Отстань ты от меня с этими примочками, - он быстро вышел и хлопнул дверью своей комнаты.
Совсем стал взрослый. Пятнадцать лет серьезный возраст для подростка - пора показывать характер. Я улыбнулся и отхлебнул свой отвар. Сейчас прогреюсь и прилягу на диван полистать томик стихов, купленный вчера у букиниста. Кажется, хорошая поэзия, жаль только, что автор оказался незаслуженно забыт...
- Герард, ты будешь доедать тефтели? - жена протиснулась между этажеркой и холодильником, пытаясь поставить на верхнюю полку горшок с геранью. - Или ты кашу хочешь?
- Не волнуйся, голубушка. Мне все равно. Если все предпочитают кашу, так я съем ее.
- Там на всех не хватит. Кому-то все-таки придется остановиться на тефтелях, - Карина наконец-то установила цветок и открыла холодильник в поисках кастрюли. - Сейчас я посмотрю, сколько их тут осталось. О, как раз парочка. Нужно только подогреть.
Я встал и, ополоснув под журчащей струйкой кружку, собрался уйти, но жена остановила меня, всплеснув руками:
- Забыла тебе рассказать. Я тут себе такие штаны купила. Знаешь, там в подвальчике, где мы брали тебе носки. Так идут мне. Прекрасный материал, и цвет неброский. Я хочу завтра их надеть, чтобы пойти с Артуром в школу, результаты тестов смотреть. Показать тебе?
- Брюки? - я возмущенно посмотрел на нее. - Карина, ты же знаешь мое мнение о брюках как о предмете женской одежды. Это адское изобретение. Изуродуешь фигуру. Ты бы еще губы накрасила. Ужас! Выброси свою обновку. Даже слышать об этом не хочу.
Я ушел в комнату и, вытащив из дивана колючий плед, хотел было реализовать свое намерение относительно чтения стихов, однако тройной звонок в дверь заставил меня поспешить в прихожую.
- А! Уважаемый профессор, - так я всегда называл своего друга-пенсионера, жившего в соседней квартире, - прошу, прошу. Может чаю? У меня есть мед. Хорошая вещь, в такую ненастную весну.
- Нет, благодарю, - он прошлепал стоптанными клетчатыми тапками в комнату. - Я к вам на четверть часика. Поболтать, повидаться. Так сказать, обсудить сплетни. Вы ведь мне еще не рассказали о своей работе. Когда вступаете в новую должность?
Я тяжело вздохнул. За последнюю неделю мне уже раз десять пришлось рассказывать всем родственникам и знакомым о том, что я наконец-таки, после трехлетних колебаний, решился занять место диагноста в тибетской клинике под начальством своей давней приятельницы.
- Да, что уж тут такого интересного. Будет теперь у меня свой кабинет, чуть меньше пациентов, побольше денег, и куча свободного времени для того чтобы закончить мою монографию по лечению мигрени. Да, такая вот удача. Снова засяду за книги, переберу все медицинские карты пациентов, которых я врачевал. И... Надеюсь, что к Рождеству подарю вам на память экземпляр моего труда.
- Чудесно, чудесно... Рад за вас, дорогой друг, - он задумчиво ходил у меня перед носом в своем ветхом махровом халате и рассматривал стеллажи. - А я, к слову будет сказано о подарках, пришел к вам не с пустыми руками.
- Неужели? - я сделал удивленное лицо, чтобы доставить старику удовольствие.
- Да, представьте себе. Я же всегда помню о том, что вы большой любитель почитать всяких молодых писателей. Иногда не чураетесь и чего-то мистического, - он подхихикнул и, откашлявшись, полез в глубокий карман за какой-то синей книгой. - Вот, поглядите-ка, что я купил, когда последний раз выбирался в центр города.
Он протянул мне небольшой томик в мягком переплете. Я посмотрел на невыразительную переднюю обложку и поняв, что ни имя, ни название мне ни о чем не говорят, открыл книгу на первой попавшейся странице. "...я понял, что был действительно прав, когда отговорил тебя начинать свои "воспоминания" с последней самой сложной жизни..." - отрывок диалога удивил меня:
- Это что, какой-то эзотерический роман?
- Нет, что вы, - он шумно упал в кресло и, жестикулируя, пустился в объяснения, - это притча. Представляете, некое дидактико-аллегорическое произведение, в котором через воспоминания реинкарнаций автор раскрывает перед читателем свое видение мироустройства. Полюбопытствуйте. Вам всегда нравились такие сюжеты - много символов, иносказаний. Вот, взгляните...
Он перевернул книжку оборотной стороной и показал мне портрет автора - молодой женщины с разрезом глаз, характерным для героинь египетских фресок. Я передернулся. Каким-то образом это фото потревожило в глубинах моей души что-то ранее нетронутое. Машинально спрятав подарок под думку, я вдруг застеснялся своего резкого движения:
- Карина не любит держать в доме мистическую литературу, - отчего-то извиняющимся тоном пояснил я своему собеседнику. - Она выросла в семье верующих и не особенно любит тексты, хотя бы мало-мальски касающиеся чужих религий.
Он махнул рукой, и взглянув на треснувший циферблат старинного брегета, приколотого к халату за шерстяной шнурок, глухо хлопнул ладонями по подлокотникам кресла: