Поэма «Пулковский меридиан» и ленинградские дневники «Почти три года» как бы дополняют друг друга в творчестве Веры Инбер. И в стихах и в прозе она демонстрирует мастерское владение художественной деталью. Но деталь нигде не превращается у нее в самоцель. Лучше всего она сама сказала об этом в «Пулковском меридиане»:

Поэтесса везде соблюдает чувство меры. В одном из писем мне она писала: «…Вы по–прежнему сильны в деталях. У Вас есть чувство точности… Никакого бытовизма. Бойтесь натурализма. Даже грубость в поэзии (и вообще в литературе) не надо передавать так, как в жизни. Об этом еще Горький писал…»

Понимаете: «никакого бытовизма!» И это пишет мастер бытовой детали. Да, в «Пулковском меридиане» нигде нет детали ради детали, все они одухотворены большой мыслью и чувством.

Через много лет, будучи членом редколлегии журнала «Знамя», Вера Инбер вместе с редактором Вадимом Кожевниковым и его заместителем Александром Макаровым помогла мне в работе над поэмой «Крутогорье» и «Балладой о наследнике». Очевидно, помогала она и не только мне. Ее творческий путь поучителен для молодых поэтов, которые иной раз долго блуждают в трех соснах литературщины, не имея мужества пробиться к большой жизни и большой простоте.

Знакомый переулок у самой Арбатской площади. И дом такой, как был тогда. А вот мемориальной доски не было. Под барельефом написано: «В этом доме жил…» Не верится. То есть как жил? Неужели Ромашов больше никогда не выйдет тебе навстречу, не улыбнется приветливо, не пошутит. Я поднимаюсь по лестнице и снова забываю про мемориальную доску. Я хочу видеть его живым!

С Борисом Сергеевичем Ромашовым меня познакомили друзья в Переделкине. Они рассказали ему, что я пишу комедию в стихах.

— В стихах? — удивился Борис Сергеевич. — Интересно, интересно! Дайте почитать.

Читал он быстро. Через несколько дней мы встретились. Борис Сергеевич любил «прощупать» собеседника умными, чуть насмешливыми глазами:

— Значит, в стихах? Иные, знаете, не рискуют. А я лично люблю пьесы в стихах. В них чаще встретишь романтику, которой так не хватает иным бытовым пьескам. Я хорошо знал Виктора Гусева. Лучшие его пьесы с полетом. И Всеволод Вишневский, хотя стихов и не писал, но был поэтом.

Борис Сергеевич подробно разобрал мою первую пьесу, дал много дельных советов. С ним было легко разговаривать и даже спорить. Маститый драматург в беседе и сам воодушевлялся, в глазах его вспыхивали молодые огоньки, он энергично жестикулировал. Не было и в помине той невидимой стены, которую любят ставить между собой и учениками иные седовласые мэтры. Вот уж где царил поистине горьковский дух!

На творческом семинаре в Литературном институте, где преподавал Борис Сергеевич, он сам читал мою пьесу. И я с моими товарищами увидел, каким чудесным даром перевоплощения обладал наш руководитель. Обсуждение было бурное. Борис Сергеевич остался доволен. Он любил споры молодых. Таков уж был его темперамент.

На мой вопрос, над чем он сейчас работает, Ромашов лукаво усмехнулся. А планов у него было много. Он обдумывал драму «Набат» из гражданской войны, мечтал об острой сатирической комедии. Недавно в книге «Вместе с вами» (составитель А. Ромашова, редактор Н. Абалкин),, изданной Всероссийским театральным обществом, я прочел интересную запись в дневнике Бориса Сергеевича от 4 марта 1952 года. Это как бы исповедь мастера–драматурга и публициста:

«…Ой, как хочется написать крепкую комедию, со злостью, против мерзости в людях, со взлетом в будущее!

Ой, как хочется доказать, что еще не умерла настоящая сила в драматургии, не философски картавая гладкопись, а живопись современных характеров! Чтобы затрепетал от радости народ, изнывающий от жажды истинного крепкого слова на сцене, от тоски, что все прохвосты остаются в тени. Да, за ушко их да на солнышко! Чтобы попискивали да поскрипывали …разные двурушники, мечтающие в душе о «прелестях» «американского образа жизни». Есть такие — смотрят лгущими глазами, создают паутинную склоку и разбрасывают блох, отравленных ненавистью друг к другу. Это современные модные «советские» деляги разъезжают в собственных машинах по автострадам драматургии, не имея на это никакого права по обычаям нашего советского общества! Они–то и думают, что ловкачество, жульничество, этакое «бизнесменство» и есть стиль здорового предпринимательства! Эх, дать бы им по морде при всем народе, чтобы умный, трудолюбивый народ, который в труде, в лишениях строит будущее, знал бы, что не эти «пузыри на лужах», как бы крупны и многоцветны они ни были, составляют соль земли нашей, а они только пенкосниматели, проворством рук добывающие огромный жирный кусок пирога! Мало ли таких!.. На сцену их! На всеобщее, всенародное посмеяние! Чтобы легче дышалось честным труженикам советского общества».

Эти строки написаны одним из зачинателей советской драматургии, автором «Воздушного пирога» и «Конца Криворыльска», о которых высоко отзывался А. В. Луначарский. Первым произведением юного Бориса Ромашова была сатирическая комедия «Сон гражданина Обухова», не увидевшая света рампы, зато давшая направление всему творчеству драматурга. Затем он удачно дебютировал пьесой «Федька–Есаул».

А ведь потом еще были «Огненный мост» и «Бойцы», «Знатная фамилия» и «Великая сила», где жизненный драматизм оттенялся сочным юмором и где блестяще играли многие наши ведущие актеры.

«Один из самых любимых авторов моего Малого театра» — назвала Ромашова народная артистка СССР А. А. Яблочкина.

«Из волнующего, незабываемого творческого прошлого шлю Вам, дорогой Борис Сергеевич, горячий привет и твердо верю в нашу будущую встречу в искусстве», — писала в 1955 году народная артиска СССР В. Н. Пашенная.

Б. Ромашов и его жена А. Ромашова

Горячо приняли зрители фильм–спектакль «Огненный мост», поставленный по инициативе замечательного актера и режиссера М. Ф. Романова в последний год жизни драматурга. Ввиду болезни автор написал обращение к телезрителям, заканчивавшееся знаменательными словами: «Я нахожусь вместе с вами…» Вместе с вами. Он словно слышал стук сердец возбужденных зрителей.

«Вместе с вами» — так называется книга, состоящая из писем, статей, стенограмм выступлений, дневниковых записей драматурга. Невольно соглашаешься с составителем книги Александрой Ромашовой, что «в сущности — это биографически–документальная повесть о творческом пути актера, режиссера, драматурга, публициста и педагога».

Ромашов всегда чувствовал себя наследником замечательных традиций русской классической драматургии, с высоким гражданским пафосом боролся за них, пропагандировал их везде, в том числе и в аудиториях Литературного института имени Горького.

Борис Сергеевич и его хлебосольная жена Александра Александровна любили гостей… В московской квартире Ромашовых и на даче в Переделкине я часто встречал молодых драматургов, поэтов и актеров. На рабочем столе Бориса Сергеевича громоздилась гора рукописей молодых. Особенно неравнодушен был он к одному моему другу, интересному многообещающему поэту. Прочитав фрагменты его будущей поэмы, Ромашов ждал продолжения. А его не было…

— Разве можно так относиться к своему таланту! Какая неорганизованность! Передайте вашему другу, что я сержусь на него!

По–отцовски Ромашов вникал в творчество драматургов Ивана Куприянова и Игоря Соболева, поэта Егора Исаева, прозаиков Евгения Белянкина и Николая Ершова.