В общем, журналистка устроила мне форменный допрос, пришлось рассказать про удар током, заставивший меня изменить взгляды на жизнь. Мол, музыка захватила все мое существо, впрочем, при этом я еще и успевал заниматься спортом. Кстати, на последней перед интервью встречей на нашей игре с молодежкой "Локомотива", где я сделал две голевых передачи и заработал пенальти, упав в чужой штрафной, присутствовал сам Константин Иванович Бесков, в этом сезоне ставший главным тренером ЦСКА. Легенда послевоенного "Динамо", а в будущем приводивший к титулам "Спартак", Бесков по излюбленной привычке сидел на трибуне, а мы перед наставником взрослой команды выжимали из себя последние соки. К слову, команда у железнодорожников по этому возрасту подобралась неплохая, и не окажись на трибуне Константина Ивановича, ставшего для нас серьезным мотиватором, еще неизвестно, как бы все закончилось. А так мы выиграли — 4:2. После игры Ильич сказал, что Бесков заинтересовался кое-кем из нашей команды, при этом выразительно посмотрев на меня и Пеле, но развивать тему не стал.

А под занавес нашей беседы с журналисткой я выразил надежду, что мне удастся все же в ближайшее время вступить в комсомол. Акула пера за эти слова ухватилась, и в итоге материал в "Комсомолке" вышел под заголовком "Егор Мальцев: "Хочу стать комсомольцем!"

Мама потом купила сразу несколько экземпляров газеты. А эта статья и стала поводом для комсорга училища, очкастой и плотненькой Василисы, чтобы подвалить ко мне в первый же день занятий и заявить:

— Здравствуй, Мальцев, я комсорг училища Василиса Пенькова. А ты у нас, оказывается, личность-то известная. Читала я газету, где ты говоришь, что мечтаешь вступить в комсомол. Все еще хочешь?

— Хочу, Василиса, очень хочу, — с пафосом выдал я.

— Хорошо, но учти, для начала ты должен поучаствовать в работе "первички". Согласен выполнять поручения первичной комсомольской организации?

— Ну если они не идут вразрез с моими моральным принципами — почему бы и нет?

— Не идут, Мальцев, не переживай. Завтра же, пожалуй, я тебя уже озадачу. Потом подашь письменное заявление, которое мы рассмотрим на собрании первичного комсомольского отделения и проведем голосование. Но тебе еще нужны будут рекомендации двух членов ВЛКСМ или одного члена КПСС.

— Знаешь, Вася, этот вопрос нужно обмозговать. Ну, предположим, найду я поручителей. А дальше что?

— Во-первых, никакой я тебе не Вася, а Василиса. Заруби себе на носу! А во-вторых, идешь в райком ВЛКСМ, там рассказываешь Устав организации и получаешь комсомольский билет. Только еще и учиться ты должен хорошо, не находиться в числе отстающих. А после получения комсомольского билета обязан еще более повысить к себе требовательность. И не забывать платить ежемесячный взнос в размере двух копеек. Понял, Мальцев?

— Да понял уже, понял. Все или еще что?

— Пока все, и завтра, напоминаю, получишь первое задание от "первички".

Вот же блин, задачка… Ладно, с поручителями разберемся. Среди комсомольцев у меня особо хороших знакомых не припоминалось. Легче коммуниста найти, да и покруче будет рекомендация от члена КПСС. Так я и заявил Василисе, та пождала плечами, мол, дело твое.

А вот кого именно? С этим потом разберемся, а вот выучить Устав комсомольской организации, как я помнил еще по той жизни, виделось невыполнимой задачей. Тогда меня за уши подтянули и вручили билет, не знаю, как получится на этот раз, тем более что я ни одного слова из Устава уже не помнил. Хотя, словосочетание "демократический централизм" почему-то засело в голове.

Новость о том, что на 1 курс поступил Егор Мальцев, чьи песни уже поют признанные звезды советской эстрады, в мгновение ока облетела все училище. Неудивительно, что первая красавица курса Вика Никольская сразу же подсела ко мне на предмете "Теория музыки", как бы невзначай касаясь моего бедра своим. А ноги у нее росли, что называется, от ушей, да и неприличное для советской девушки декольте волновало мою плоть. Но я старался абстрагироваться, помня о Ленке, которая доверила мне свое сердце.

С заданием от "первички" Василиса не обманула. Первым испытанием стало сочинение песни о комсомоле.

— Ни хрена себе! — малость офигел я.

— Мальцев, выбирай выражения, — укоризненно посмотрела на меня сквозь линзы очков комсорг. — Ты же у нас поэт, композитор, столько популярных песен придумал, которые исполняют известные артисты, значит, сочинить еще одну песню для тебя ничего не стоит. Тем более, Мальцев, она о комсомоле.

Ладно, хрен с тобой, золотая рыбка, получишь ты песню. И через пару дней сунул ей вариант "Не расстанусь с комсомолом", написанный в моей реальности Пахмутовой и Добронравовым году эдак в 70-м. "Первичка" рассмотрела песню, все-таки в ней состояли люди с музыкальным образованием, и вынесла положительный вердикт, пообещав в будущем подкинуть еще какое-нибудь задание. Я согласился, только попросил, чтобы меня избавили в дальнейшем от сочинения комсомольских песен.

А судьба "гимна комсомолу" сложилась неплохо, уже через пару месяцев я услышал его по радио в исполнении молодого певца Иосифа Кобзона. Постаралась директриса училища Артынова, которой на стол попали текст и ноты песни, имевшая связи в определенных кругах.

Но еще до того, как Кобзон исполнил "Не расстанусь с комсомолом", со мной произошло неприятное событие. После очередного получения своей доли у музыкантов в "Арагви" я не прошел от ресторана в направлении станции метро и двух кварталов, как был буквально втянут за руку под арку. На меня дохнуло перегаром, и передо мной нарисовалась до ужаса неприятная, небритая физиономия. Первым порывом было дать в пятак этому уроду, или лучше между ног, после чего сделать ноги, но тут я разглядел еще парочку силуэтов. Все выглядели старше меня, двоим было лет двадцать пять, а тому, что держал меня — лет тридцать с небольшим. И они весьма грамотно меня обступили, хрен рыпнешься.

— Привет, фраерок, — негромко и со змеиной улыбочкой на бледном лице произнес один из них, в надетой набекрень кепке и со шрамом через всю левую щеку. — Не ссы, обижать тебя пока никто не собирается. Базар к тебе есть.

— И что за базар?

— Птичка напела, что ты с ресторанных лабухов неплохие бобули имеешь.

"Доигрался хер на скрипке", — промелькнуло в голове.

— Откуда такая инфа? — через силу усмехнулся я.

— Чего?

— Информация такая, спрашиваю, от кого?

— Это уже не твое дело, фраерок. Твое дело — отстегивать нам половину навара.

Ну ни хрена себе запросы! Во мне все буквально вскипело. Это что же такое, рэкет образца 61 года?! Да это вообще беспредел! С какой стати я им должен что-то платить?! Я и в 90-е никому не платил, а сейчас тем более не собираюсь.

— Слышь, орел, а ряха не треснет?

— Ты смотри, Котел, фраерок-то борзый, — просипел небритый, державший меня пятерней за лацканы пиджака и чуть приподнял над асфальтом, прижимая спиной к прохладной, шершавой стене.

— Буреем? Учти, мы ведь с тобой пока по-хорошему, а ты такими плохими словами кидаешься. За это и предъявить можно. А я ведь дело предлагаю. Половину нам — а мы тебе за это крышу. Если проблемы по жизни будут, скажешь, что ходишь под Левой Котлом…

— Я ни под кем ходить не собираюсь. Слышь, руки убрал, — процедил я в лицо небритому.

— Ай-яй-яй, похоже, товарищ нарывается на неприятности. Бык, ну-ка проучи голубка.

Быком, как я понял чуть позже, он назвал того, кто меня держал. Не успела прозвучать команда, как лоб небритого со страшной силой врезался в мой нос. Я явственно услышал хруст, а спустя мгновение в моей голове вспыхнула такая боль, что я чуть не заорал. Или даже заорал, но из-за болевого шока сам себя не услышал.

Сука, он же нос мне сломал!

Пока я приходил в себя, пытаясь пальцами зажать ноздри, из которых хлестала кровь, эти отморозки ошманали мои карманы, и два четвертных, полученных сегодня от музыкантов, сменили владельца.