Они встретились взглядами, сконцентрировав их друг на друге. Я сидела безмолвно. Между ними было напряжение, и, судя по произнесенным словам, эта враждебность ко мне не имела никакого отношения.

– Так-то, я так не думаю. – Риз смягчился и улыбнулся, повернувшись ко мне. – Я путешествовал по Болгарии в прошлом году. Прекрасная страна.

– Когда ты там был?

– Когда встретить тебя было еще слишком рано. – Он поднял мою руку и поцеловал ее, как и тогда в роще. – Еще вина?

Вероятно, тема Болгарии на данный момент была закрыта. Он наполнил мой бокал.

– Кажется, мы должны принять очень важное решение.

Тело натянулось, словно струна.

– Какое решение?

– Будешь ли ты играть до или после десерта.

Я предупредила его, что этому не бывать.

– Боюсь, такого варианта сегодня в меню нет. Умираю, как хочу послушать твою игру. Как и Джейк.

Как мне ему сказать? Знала, что должна. Но это не относится к одной из тех вещей, которые вы можете бросить в лицо кому-нибудь посреди разговора: «Вообще-то, твой брат уже слышал мою игру. Просто не набрался смелости, чтобы сказать об этом, так что все это время мы оба лгали тебе».

– Сегодня я не играю, Риз.

– Почему? Только фрагмент, даже если это будет Шопен! Кроме того, ты задолжала мне за ту ночь, помнишь?

Он попытался поцеловать меня, но я вовремя отодвинулась. Лицо Джейка сделалось белее фарфора.

– Мне нужно уезжать. – Ничто в его голосе не выдавало его эмоций, но он избегал смотреть на любого из нас.

– Уезжать? Ферри сказал мне, что ты пробудешь здесь неделю!

– Вообще-то, нет. – Он остановился, чтобы сказать следующее. – Я обещал вернуться в Нью-Йорк сегодня.

– Обещал… кому? Кому-то, о ком я до сих пор не знаю?

Вопрос был проигнорирован.

– Джейк, да ладно тебе. Останься хотя бы на ночь!

– Как-нибудь в другой раз.

Теперь Риз выглядел сбитым с толку.

– Он убивает меня, Теа! Клянусь, это так не похоже на моего брата…

Джейк обошел вокруг стола, чтобы обнять Риза, после чего повернулся ко мне. Я застыла, напуганная тем, что он обнимет и меня тоже. Что через невероятно краткий миг я, наконец, окажусь в его объятиях. Но он протянул ко мне только руку. Ожидая мою. Аккуратно взял ее, словно касался предмета из стекла, и просто сжал, быстро, пока смотрел мне в глаза.

– Было приятно познакомиться, Теа Славин.

Следующее произошло довольно стремительно. Вероятно, Риз что-то услышал в голосе Джейка, прочел что-то на его лице или увидел в осанке Джейка, пронизанной нервозностью, когда тот выходил, но обыкновенно сказанное «было приятно познакомиться» не провело его. Выглядя взбешенным, он выбежал за братом. Когда же вернулся, то ни словом не обмолвился о том, что произошло снаружи. Но несложно догадаться: вероятно, он поссорился с Джейком и выяснил правду.

В качестве последнего проявления его хороших манер, он отвез меня обратно в Форбс – в тишине. Высадил в молчании. Даже не пожелал спокойной ночи.

– Риз, мне так жаль…

– Чего жаль? Тебе не за что извиняться.

Последнее, что я слышала, это визг шин, когда он повернул за угол и исчез.

– Я НЕ ПОНИМАЮ, ТЕА. – Лицо Доннелли приобрело грозовое выражение, нахмурившись так знакомо, разве что в этот раз катализатором был не мой выбор специализации. Более чем за неделю я выучила только половину композиции Альбе́ниса. Для нее же это было личным оскорблением. – Ты знаешь, что значит Карнеги для музыкальной карьеры, так ведь?

Конечно, я знала: максимальный джек–пот. Но также голову занимали совсем другие мысли. Всю прошедшую неделю меня не отпускало ощущение сюрреализма. Парень, которого я видела, разделился на двух совершенно разных людей, и затем я потеряла обоих.

– Мы идем по краю пропасти, и я не могу позволить тебе тратить время впустую. Что тебя отвлекает? Колледж?

– Отчасти.

– Что еще?

В качестве оправдания я использовала работу в кампусе, не убрав хмурость с ее лица.

– Как я и говорила, настойчивость Офиса финансовой помощи на этой работе просто нонсенс. Я смогу тебя вызволить не ранее января.

Целью было не вытаскивание меня из Проктер Холла. Мне нужно было, что бы Доннелли пустила меня внутрь.

– У них есть фортепиано, на котором, кажется, никто не играет. Если бы я могла практиковаться после работы…

– Почему же не можешь?

– Зал закрыт ночью.

Она потянулась за телефоном.

– Когда ты работаешь в следующий раз?

– Этим вечером.

– Прекрасно. Дай мне минутку.

Больше времени и не понадобилось. Она набрала номер, обменялась несколькими словами, затем завершила разговор с выражением триумфа на лице.

– Кто-нибудь передаст тебе ключ до конца смены.

И наконец я получила его – собственное фортепиано, да еще в таком великолепном месте, которое и так настраивало разум на музыкальный лад!

Рассыпаясь в благодарностях, я задумалась, мог ли этим «кем-нибудь» оказаться смотритель (или как он сам себя зовет – хранитель ключей), уже однажды отпиравший для меня Проктер Холл. Мне он показался чудаковатым и обаятельным, и внутри теплилась надежда увидеться с ним снова. Разговорить его. Узнать, почему он так поэтично высказывается о музыке. И, кроме прочего, уговорить раскрыть детали суицида в Принстоне, о котором он упомянул в прошлый раз. Не то чтобы я могла представить сестру прыгающей с Кливлендской башни. Но может он слышал и о других инцидентах? К примеру, о мертвой девушке, найденной на туристическом маршруте. Или о скандале в похоронном бюро, в котором говорилось о самых нездоровых кражах.

К сожалению, ключ мне не принес никто. Он ждал меня в конверте, когда я пришла на работу, и как только все ушли после окончания смен, я продолжила свою борьбу с Альбе́нисом.

Начало было обманчиво простым: набивая указательным пальцем правой руки ритм по единственной клавише, левой рукой нужно было кружить вокруг нее в отрывистом мотиве. Смешно же, даже ребенок сыграл бы это. Но лишь пока не полилась музыка. Октавы гремели с противоположных концов фортепиано, как если бы вы внезапно обзавелись третьей рукой, затем и четвертой, чтобы накрыть все клавиши без единого нарушения стройной мелодии.

Только для того, чтобы понять ноты правильно, мне понадобились недели. Уайли назвал это «базовым прочтением», тогда как мой преподаватель годы тому назад говорил об этом же, как об «обучении пальцев инстинктам». В любом случае, я ненавидела хвататься за новую композицию. Чувствовать хромоту. Ударять не по тем клавишам. Разбирать произведение, деля его на части, добираясь до самой сути, и механически зазубривать на стольких репетициях, что, да, пальцы будут бегать по клавишам на автопилоте. То же самое и с мозгом. Пока уши, уставая от прослушивания одного и того же звучания снова и снова, не перестают его воспринимать.

Один раз я заставила себя исполнить мелодию до конца, после чего выключила свет и увлеклась совершенной иной музыкой – которую знала сердцем. В последний раз, когда играла ее на этом самом рояле, я представляла, будто меня кто-то слушает. Спрятавшийся, невидимый в темноте.

Я думал о тебе и твоем Шопене каждую минуту…

Скрип петель заставил меня вскочить со скамейки. Я могла поклясться, что закрывала двери. Закрыла плотно и на замок, чтобы никто не мог услышать. Звуки не покидают этих стен. Может Сайлен соврал?

На полу начал растягиваться яркий треугольник: на этот раз рука тянула дверную ручку до конца.

– Привет. Прости, если прервал твою игру.

Я узнала голос прежде, чем глаза привыкли к темноте и рассмотрели его.

– Джейк… что ты здесь делаешь?

– Ищу тебя.

– Это я вижу. Но как ты…

– Узнал, где ты будешь? – Он улыбнулся; мне все еще не было ясно, что если он хотел найти меня, то знал, где и как. – Найти тебя не проблема. Проблема в том, что получается у меня это сделать, видимо, слишком поздно.