Но вот он, перегиб и парадокс, —
Кого-то выбирают римским папою,
Кого-то запирают в тесный бокс.
Там все места блатные расхватали и
Пришипились, надеясь на авось,
Тем временем во всей честной Италии
На папу кандидата не нашлось.
Жаль, на меня не вовремя накинули аркан,
Я б засосал стакан — и в Ватикан!
Церковники хлебальники разинули,
Замешкался маленько Ватикан,
И тут им папу римского подкинули
Из наших, из поляков, из славян.
Сижу на нарах я, в Наро-Фоминске я.
Когда б ты знала, жизнь мою губя,
Что я бы мог бы выйти в папы римские,
А в мамы взять, естественно, тебя.
Жаль, на меня не вовремя накинули аркан,
Я б засосал стакан — и в Ватикан!
При власти, при деньгах ли, при короне ли —
Судьба людей швыряет, как котят.
Ну, как мы место шаха проворонили?!
Нам этого потомки не простят.
Шах расписался в полном неумении,
Вот тут его возьми и замени!
Где взять? — у нас любой второй в Туркмении
Аятолла и даже Хомейни.
Всю жизнь свою в ворота бью рогами, как баран,
А мне бы взять Коран — и в Тегеран!
В Америке ли, в Азии, в Европе ли —
Тот нездоров, а этот вдруг помрёт.
Вот место Голды Меир мы прохлопали,
А там на четверть — бывший наш народ.
Моше Даян без глаза был и ранее,
Второй бы выбить, ночью подловив!
И если ни к чему сейчас в Иране я,
То я бы мог поехать в Тель-Авив.
Напрасно кто-то где-то там куражится —
Его надежды тщетны и пусты —
К концу десятилетия окажутся
У нас в руках командные посты.
У нас деньжищи! Что же тратим тыщи те
На воспитанье дурней и дурёх.
Вы среди нас таких ребят отыщете —
Замену целой «банды четырёх»!
Плывут у нас по Волге ли, по Каме ли
Таланты — все при шпаге, при плаще.
Руслан Халилов — мой сосед по камере, —
Там Мао — делать нечего вообще.
Успехи паши трудно вчетвером нести,
Но каждый — коренаст и голенаст.
Ведь воспитали мы, без ложной скромности,
Наследника Онассиса у нас!
Следите за больными и умершими!
Уйдёт вдова Онассиса — Жаки, —
Я буду мил и смел с миллиардершами —
Лишь дайте только волю, мужики!
Мы бдительны — мы тайн не разболтаем…
Мы бдительны — мы тайн не разболтаем,
Они в надёжных жилистых руках.
К тому же этих тайн мы знать не знаем,
Мы умникам секреты доверяем,
А мы, даст бог, походим в дураках.
Успехи взвесить — нету разновесов,
Успехи есть, а разновесов нет.
Они весомы и крутых замесов,
А мы стоим на страже интересов
Границ, успехов, мира и планет.
Вчера отметив запуск агрегата,
Сегодня мы героев похмелим,
Ещё возьмём по полкило на брата.
Свой интерес мы побоку, ребята!
На кой нам свой и что нам делать с ним?
Мы телевизоров понакупали,
В шесть — по второй — глядели про хоккей,
А в семь — по всем — Нью-Йорк передавали.
Я не видал, ребёнка мы купали,
Но там у них, наверное, о’кей!
Хотя волнуюсь, в голове вопросы:
Как негры там? Убрали ль урожай?
Как там в Ливане? Что там у Сомосы?
Ясир здоров ли? Каковы прогнозы?
Как с Картером? На месте ли Китай?!
Какие ордена ещё бывают? —
Послал письмо в программу «Время» я.
— Ещё полно?! Так что ж их не вручают?!
Мои детишки просто обожают,
Когда вручают — плачет вся семья.
1979
Мой чёрный человек в костюме сером…
Мой чёрный человек в костюме сером!..
Он был министром, домуправом, офицером.
Как злобный клоун, он менял личины
И бил под дых внезапно, без причины.
И, улыбаясь, мне ломали крылья,
Мой хрип порой похожим был на вой,
И я немел от боли и бессилья
И лишь шептал: — Спасибо, что живой,
Я суеверен был, искал приметы,
Что, мол, пройдёт, терпи, всё ерунда…
Я даже прорывался в кабинеты
И зарекался: — Больше — никогда!
Вокруг меня кликуши голосили:
— В Париж мотает, словно мы в Тюмень,
Пора такого выгнать из России!
Давно пора, видать, начальству лень.
Судачили про дачу и зарплату:
Мол, денег прорва, по ночам кую.
Я всё отдам, берите без доплаты
Трёхкомнатную камеру мою.
И мне давали добрые советы,
Чуть свысока, похлопав по плечу,
Мои друзья — известные поэты:
— Не стоит рифмовать «кричу — торчу».
И лопнула во мне терпенья жила,
И я со смертью перешёл на «ты», —
Она давно возле меня кружила,
Побаивалась только хрипоты.
Я от суда скрываться не намерен:
Коль призовут — отвечу на вопрос.
Я до секунд всю жизнь свою измерил
И худо-бедно, но тащил свой воз.
Но знаю я, что лживо, а что свято, —
Я понял это, всё-таки, давно.
Мой путь один, всего один, ребята.
Мне выбора, по счастью, не дано.
1980
Под деньгами на кону…
Под деньгами на кону
(Как взгляну — слюну сглотну) —
Жизнь моя! И не смекну,
Для чего играю.
Просто ставить по рублю —
Надоело — не люблю.
Проиграю — пропылю
На коне по раю.
Проскачу в канун Великого поста
По враждебному, по ангельскому стану.
Пред очами удивлёнными Христа
Предстану.
В кровь ли губы окуну
Или вдруг шагну к окну,
Из окна в асфальт нырну —
Ангел крылья сложит,
Пожалеет на лету —
Прыг, со мною в темноту.
Клумбу мягкую в цвету
Под меня подложит.
1979–1980
ДВЕ ПРОСЬБЫ
Мне снятся крысы, хоботы и черти.
Я гоню их прочь, стеная и браня,
Но вместо них я вижу виночерпия.
Он шепчет: «Выход есть: к исходу дня —
Вина! И прекратится толкотня,
Виденья схлынут, сердце и предсердия
Отпустят — и расплавится броня!»
Я — снова я. И вы теперь мне верьте, — я
Немногого прошу взамен бессмертия:
Широкий тракт, да друга, да коня;
Прошу покорно, голову склоня:
В тот день, когда отпустите меня, —
Не плачьте вслед, во имя милосердия!
Чту Фауста ли, Дориана Грея ли,
Но чтобы душу дьяволу — ни-ни!
Зачем цыганки мне гадать затеяли! —
День смерти называли мне они.
Ты эту дату — боже сохрани! —
Не отмечай в своём календаре или
В последний миг возьми да измени!
Чтоб я не ждал, чтоб вороны не реяли