Он останавливается, и я мотаю головой.
— Он мёртв. Он был… разорван.
При воспоминании об этом во мне вспыхивает Голод, и я опускаю глаза, чтобы скрыть возбуждение.
— Прости, — извиняется парень, и я украдкой смотрю на него. — Должно быть, это тяжело.
Я стараюсь не фыркнуть.
Я изучаю парня из-под рваной завесы волос. Не похоже, чтобы он что-то подозревал. Несмотря на его неопрятный вид, глаза бесхитростны, а лицо открыто. Меня одолевает головокружение. Передо мной стоит второй шанс на получение некоторых ответов, завёрнутый в простоватую обёртку.
Мне надо действовать осторожно. Только то, что он против моих врагов, не означает, что он на моей стороне. В самом деле, если бы он появился на полчаса раньше, думаю, у нас с ним вышел бы совсем другой разговор. Если он почувствует, что я больше, чем просто беспомощная жертва, это обернётся мне боком.
Но возможность получить кое-какие ответы…
Вопросы про мою «особенность» обычно заканчивались «мы-поговорим-об-этом-когда-ты-станешь-старше» ответом. Оказывается, проблема была не в моём возрасте, а в маме. К сожалению, нет книги а-ля «Откуда берутся дети», которая бы восполнила пробелы в моём образовании. Я знаю, мама не планировала, что её убьют, но я всё ещё проклинаю её за недальновидность. И сегодня больше обычного.
У этого парня, возможно, есть ответы; мне просто надо у него их забрать. Я подсчитываю все средства, которые есть в моём распоряжении, разглядываю его забрызганную кровью фигуру и останавливаю свой выбор на оружии, которое использую так редко, что, прежде всего, нужно смахнуть с него пыль.
Мои глаза наполняются слезами.
— Что… — Я тяжело сглатываю. — Что это такое было?
— Демоны.
Спасибо, Эйнштейн. Это я поняла.
— Видишь ли, духовная битва намного менее теоретическая, чем ты, возможно, думаешь.
Сколько раз он репетировал эту фразу? Я бы не стала делать суждения о том, что я думаю, глупый мальчишка. Я позволяю скатиться слезе.
Он спешит успокоить меня:
— Не плачь, я защищу тебя.
Унизительно. Ужасно унизительно.
— Чего они хотят? — спрашиваю я.
Парень садится на пол рядом со мной и успокаивающе гладит мою ушибленную спину. Я стараюсь не морщиться и смотрю на него так, словно он мой герой, что не менее болезненно.
— Разрушить мир, — говорит он.
Видимо, подражатели охотникам на монстров склонны к драматизму. Чтобы скрыть своё раздражение, я переключаю своё внимание на лежащее напротив нас тело.
— Разрушить мир? — подталкиваю я парня.
Он видит, куда я смотрю, и встаёт. Идёт туда, где лежит тело, и достаёт из-за пояса сферу. Нечто похожее он бросил в приёмную, нечто похожее обожгло моё плечо. Он откупоривает пробку и поливает жидкостью весь труп. Тело начинает дымиться и пузыриться. Парень поворачивается ко мне, подносит шар к губам и делает глоток. Я задыхаюсь.
— Не переживай! Это всего лишь вода! Ну, святая вода. Но она ранит только демонов.
Я осторожно поправляю вырез на ночной рубашке, чтобы лучше скрыть ожоги на своём плече.
Он предлагает шар мне.
— Попьёшь?
Я стараюсь не выглядеть повергнутой в ужас.
— Так как они пытаются разрушить мир? — спрашиваю я снова. Придется рассмотреть другие средства из моего арсенала. Говори же, парень!
Он садится на корточки и свободной рукой убирает волосы себе за ухо. Мы оба наблюдает за тем, как разлагается тело.
— Захватив его. Подавляющее число тех парней изначально не были такими. Большинство демонов когда-то были обычными людьми, которых убедили продать их души. Затем, умерев, они стали демонами и начали убеждать других.
Наконец какая-то полезная информация. Я не продавала свою душу, но, возможно, это не относится к полукровкам. Мне кажется, это определение вполне говорит само за себя. И хотя моя мамочка оказалась большой выдумщицей, я уверена, она не была демоном.
— А остальные? Откуда берутся другие демоны?
— Некоторые демоны просто существуют. Я не знаю точно, но есть куча теорий. Ангелы, ставшие на сторону Люцифера во время его падения, слуги, созданные Сатаной таким же образом, как Бог создал Адама. — Он пожимает плечами. — На самом деле, я не очень запариваюсь по поводу всяких теорий, мне достаточно того, что я знаю, кого убивать, — он улыбается во все зубы.
При других обстоятельствах, возможно, мы смогли бы стать друзьями.
— Ещё есть полукровки, — продолжает он, — они уже такими рождаются. Суккубы и инкубы пытаются расширить свои ряды «естественным путём».
Та-дам! Я пытаюсь справиться с любопытством, чтобы произнести вместо скажи-мне-прямо-сейчас-прежде-чем-я-откручу-тебе-голову-и-попытаюсь-высосать-из-неё-всю-правду:
— Пожалуйста, продолжай.
Должно быть, это сработало, потому что он продолжает говорить, а не пытается убежать.
— Также демоны подпитываются душами хороших людей, которых не могут переманить на свою сторону — это для них своего рода наркотик. Главным образом они пытаются уничтожить Маяки — людей особенно хороших или имеющих позитивное влияние на мир. Да Винчи, Ганди, Бетти Уайт и Мать Тереза являются классическими примерами, но существует ещё куча других, менее известных представителей.
Он посылает мне многозначительный взгляд, и я замираю. Он не может знать, что я ем души. Никоим образом. Всё, что он видел — демонов, пытающихся меня убить. О боже, должно быть он имеет в виду…
Ахахахахаха. Он думает, я — Маяк. Я смотрю вниз, чтобы скрыть свои блестящие глаза. Плохой день или нет, это весело.
— Всё в порядке. Ты не должна бояться. Я тебя защищу.
Большой сильный мужчина защитит девушку! Я стараюсь смотреть ангельски беспомощно, по-Маяковски. Что вряд ли возможно при моей стрижке и покрывающей меня крови. К счастью, он, видимо, непробиваемо туп.
— И что… что ты, собственно, такое? — мой голос сладок. Робок. Благоговенен.
— Малахай Дюпейнс, но ты можешь называть меня Хай.
Я спросила «что», а не «кто». Забавно, что его прозвище рифмуется со словом «умирай». Должно быть, это знак? Мы пожимаем руки, и они слегка прилипают друг к другу, наверное из-за крови.
— Я Борец. Или, как минимум, стану им, когда завершу обучение.
Он гордо выпячивает грудь.
— Но ты силён, — я подлизываюсь, я трепещу. — Достаточно силён, чтобы сразиться с тем монстром… ты не можешь быть обычным студентом, — я видела, как он двигается, он не просто человек.
— Нет, это у меня в крови. Мои предки боролись с демонами на протяжении веков. Нам были даны определённые… дары… чтобы помочь нам.
Вот дерьмо. Мне это не нравится.
— Как ты узнал, что я нуждалась в помощи?
— Я могу чувствовать демонов, это тоже часть дара.
Дважды дерьмо. Это мне ещё больше не нравится. Эта «чувствительность к демонам» выбивает из колеи, мне конец.
— Я знал, что они здесь, поэтому пришёл сюда, чтобы спасти тебя, — он снова выпячивает грудь. — Это то, что делают Борцы.
Парень наклоняется, сокращая дистанцию со мной, полу-демоном, и я думаю о том, что впереди его ждёт короткая и невпечатляющая карьера. Потому что, хоть он и сохранил мне жизнь, он делает карьеру, охотясь за моим видом. И дело не в том, что я ощущаю хоть малейшую преданность к своему «виду», а в том, что возникнет проблема, как только он почувствует, кто я такая. На самом деле, выбора нет.
Я собираюсь его убить.
Глава 4
Маме бы это не понравилось, но я слегка раздражена на нее после встречи с демонами, которые чуть меня не угробили. Что больше всего меня убивает в этом (смешно, правда?), так это то, что мне выпал второй шанс узнать, кто же я такая. Я почти два месяца бесцельно бродила в окрестностях Северной Каролины, а теперь за какие-то два часа у меня появилась возможность узнать правду аж дважды. И вот во второй раз за два часа я собираюсь врезать этой возможности по морде. Если бы плечо не саднило так сильно, я бы с досады схватилась за волосы.